СЕН-СИМОН, КЛОД АНРИ ДЕ РУВРУА (Saint-Simon Claud Henri de Rouvroy) (1760–1825), граф, французский мыслитель, социолог, социалист-утопист. Получил домашнее образование под руководством Д"Аламбера. В 17-летнем возрасте заслужил первое воинское звание. Офицером французской армии участвовал в Войне за независимость североамериканских колоний. Попал в плен к англичанам. После освобождения отправился в Мексику с целью заинтересовать правительство этой страны идеей прорыть канал на перешейке между американскими материками.

В 1783 Сен-Симон вернулся во Францию. Его участие в Великой французской революции остается не вполне ясным, однако известно, что он приветствовал ее и вел просветительскую работу среди крестьян. Одновременно в родовой провинции Пикардии Сен-Симон скупал по предельно низкой цене обширные земли и получил изрядную прибыль, вложив деньги в государственные бумаги.

С усилением якобинской власти Сен-Симон отказался от графского титула, приняв крестьянское имя Боном (Простак). 19 ноября 1793 во время облавы на шпионов и банкиров его арестовали, скорее всего по ошибке, но уже 28 августа 1794 выпустили на свободу. Сен-Симон сохранил права на собственность, даже когда был в тюрьме, и умножил ее, играя на разнице в ценах бросовых государственных бумаг.

Разбогатев, Сен-Симон стал покровителем ученых, художников, деловых людей и создал собственный салон, известный парижскому бомонду. От своих гостей он требовал хотя бы поверхностных знаний математики, физики, психологии, социологии, а сам разрабатывал проекты переустройства общества на «разумных основаниях».

В 1802 Сен-Симон приехал в Швейцарию, где отважился просить руки мадам де Сталь. Здесь же он опубликовал Письма женевского обитателя к современникам (Lettres d"un habitant de Genève à ses contemporains ). После разрыва отношений с компаньоном графом Редерном Саксонским Сен-Симон остался со скудными средствами, но и их быстро растратил. Страдая от нервного перенапряжения и нищеты, Сен-Симон тяжело заболел и некоторое время провел в клинике для душевнобольных.

Движимый стремлением разработать новую концепцию развития общества, он опубликовал трактаты Введение к научным трудам 19 в. (Introduction aux travaux scientifiques du 19 siècle , 1807); Новая энциклопедия (Nouvelle encyclopédie , 1810), Очерк науки о человеке (Histoire de l"homme , 1813), Записки о всеобщем тяготении (Travail sur la gravitation universelle , 1813). В этих трудах Сен-Симон наметил контуры своей утопической «индустриальной системы» – идеального общественного порядка, установленного промышленниками и интеллектуальной элитой для служения «наиболее многочисленным и беднейшим классам».

В годы Реставрации (1814–1830) Сен-Симон активно выступал как политический полемист. Вместе со своим секретарем, историком О.Тьерри, он опубликовал работу под названием О реорганизации европейского общества (De la Réorganisation de la société européenne ), предлагавшую план достижения мира в Европе на основе прочного франко-английского союза. Сен-Симон завязал отношения с промышленниками и создал серию периодических изданий – сборники «Индустрия» («L"Industrie», 1817–1818); «Государственный деятель» («Le Politique», 1819), «Организатор» («L"Organisateur», 1819–1820), «Катехизис промышленников» («Catéchisme des industriels», 1823–1824), «Рассуждения литературные, философские и научные» («Opinions littéraires, philosophiques et scientifiques», 1823–1824).

На место Тьерри пришел О.Конт , в то время выпускник Политехнической школы, но и он быстро покинул Сен-Симона из-за личных и идеологических разногласий. Все же Сен-Симону удалось собрать новую группу единомышленников. В 1825 вышел один из его главных трудов – Новое христианство (Le Nouveau Christianisme ). Сен-Симон умер в Париже 19 мая 1825.

Незадолго до смерти он планировал вместе с единомышленниками начать выпуск еще одного журнала – «Производитель» («Le Producteur»), который стал первым органом сен-симонистского движения. Ученики Сен-Симона распространяли его идеи, опубликовав в 1828–1830 лекции под названием Учение Сен-Симона (Doctrine de Saint-Simon ). Идеи Сен-Симона, хотя и в измененном виде, приобрели особую популярность во времена Наполеона III, установившего диктатуру в интересах крупной буржуазии.

Анри де Сен-Симон (1760-1825) прожил жизнь, которой хватило бы на несколько остросюжетных романов. Потомок Карла Великого, сиятельный граф, блестяще образованный человек посвятил свою жизнь служению идее освобождения человечества от гнета эксплуатации и невежества.

В ранних сочинениях восхищение Сен-Симона наукой было похоже на идолопоклонство, но он не хотел отправлять этот культ в одиночку и рекомендовал его для всеобщего принятия. Сен-Симон в своей первой публикации ("Письма гражданина Женевы своим современникам", 1803) прокламирует создание "Религии Ньютона" и рекомендует образовать "Совет Ньютона", который бы состоял из 21 выдающегося ученого, схолара и деятеля искусств. Члены этого Совета могли бы стать авторитетными жрецами нового социального порядка. Та же сущностная идея об обществе, возглавляемом научной элитой, содержится и в последнем его сочинении, увидевшем свет сразу же после его смерти ("Новое Христианство", 1825). Между первым и последним сочинениями происходит существенное изменение во взглядах Сен-Симона. От физики в качестве парадигмы для социальной науки он приходит к убеждению, что предпочтительно биология и физиология могут стать фундаментом социологии. От интеллектуалов как элитного слоя нового общества Сен-Симон приходит к пониманию, что ведущую роль в обществе должны выполнять люди индустрии и коммерции. Но он не изменил своему первоначальному убеждению в том, что именно эксперты могут и должны стать во главе общества, и, что мировой порядок, социальная справедливость, благосостояние масс требуют того, чтобы они обладали неограниченной властью. Демократическая республика не являлась политическим идеалом Сен-Симона.

Научное познание человеческих и социальных явлений, по Сен-Симону, должно использовать прежде всего методологию естествознания. Он был убежден, что все явления (неважно физические ли, химические ли, биологические или социальные) отражают действие одного принципа. После многочисленных консультаций со своей интуицией он приходит к выводу: этим монистическим принципом является ньютоновский закон гравитационного притяжения. Сен-Симон, как обычно, не объясняет это, а просто пишет памфлет об универсальной гравитации (1813), где убеждает ученых мужей последовать его озарению. Для описания науки об обществе Сен-Симон использует понятия "социальная физика" или "социальная психология", что характерно для ранней позитивистской литературы.

Во французском позитивизме начала XIX в. описательная и предписывающая ориентации науки были неразделимы. И это выразилось в разделении человеческого интеллектуального развития якобы на три стадии: "теологическую", "метафизическую" и "позитивную". Так называемый "закон трех стадий" станет впоследствии центральным концептом контовской философии истории. Позитивизм, согласно этому взгляду, выступает не только понятием, давшим название последней стадии, но служит также директивой к методологическим правилам, которые и должны управлять научной деятельностью. Сущность закона "трех стадий" была изложена Сен-Симоном в 1813 году, за четыре года до встречи с Контом, задолго до того, когда последний стал работать секретарем у Сен-Симона.

Сен-Симон не сомневался, что прошлое, настоящие и будущее человеческого общества управляются законом. Законы истории суть законы судьбы, которые неизбежно ведут общество к определенному концу, к прекрасному общественному устройству, интуитивно увиденному Сен-Симоном. Он не был абсолютным детерминистом или фаталистом. Согласно его представлениям, общие законы истории непоколебимы, их конечная цель неизбежна. Однако в человеческих силах определить детали прекрасного будущего, и, что более важно, облегчить и придать ускорение работе этих законов. На этом пути человек не только должен индивидуально способствовать исторической динамике, но просто морально обязан действовать в гармонии с историческим законом. Сен-Симон считал моральным преступлением любые попытки остановить или направить в другое русло силу истории. Моральная доблесть человека, таким образом, заключалась в оказании помощи этому процессу. На этом пути каждый обязан был морально и интеллектуально признать Сен-Симона своим господином и учителем и присоединиться к его учению.

Именно такие стороны учения Сен-Симона привлекли Карла Маркса, затем они были развиты Марксом и его последователями. К. Маркс и В.И. Ленин критиковали Сен-Симона за излишне детализированное описание будущего социалистического порядка. Но, несмотря на это, на Красной площади в Москве стоит обелиск, на котором высечено имя Анри де Сен-Симона среди тех, кто признаётся предшественником научного коммунизма.

Клод Анри Сен-Симон (1760-1825) — французский мыслитель, социолог, социалист. Участвовал в войне за независимость североамериканских колоний против Великобритании. В 1783 г. вернулся во Францию, приветствовал Великую французскую революцию 1789-1893 г. Был сторонником якобинцев, Директории, Консульства Бонапарта.

Неудовлетворенный французской революцией, Сен-Симон задумал исправить се результаты с помощью социологической науки, которая должна была стать рациональным (мыслительным) орудием создания нового общества по научному проекту. Тем самым он выступил противником спонтанного развития общества в результате свободной деятельности индивидов. Ценя разум как главную причину всех социальных изменений, Сен-Симон был субъективистским социологом.

Сен-Симон объяснял становление и развитие человеческого общества появлением и сменой религиозных, философских, научных идей и теорий. Другой причиной общества он считал «индустрию», т. е. экономику, под которой понимал все виды экономической деятельности людей. Каждое общество до конца развивает господствующие в нем идеи и формы индустрии, проходя стадии: 1) органической (становления идей и индустрии); 2) критической, которая ведет к разрушению прежних идей и индустрии; 3) созидательной, ведущей к обновлению прежних идей и индустрии. Таким образом, у Сен-Симона общество представляет собой целостный организм, проходящий три стадии развития.

Развитие человечества в социологии Сен-Симона происходит прогрессивно, т. е. от низшего к высшему, от простого к сложному, от бедного к богатому — по своим идеям, индустрии, формам собственности и т. п. Основными ступенями этого прогресса являются: 1) первобытное идолопоклонство, коллективная собственность, примитивная индустрия (экономика); 2) политеизм, рабство и т. п.; 3) монотеизм христианства, феодально-сословный строй; 4) с XV в. усиливающееся научное (естественно-науч- ное) мировоззрение светских ученых, промышленная индустрия, которая проявилась в Великой французской революции. Но эта революция отклонилась от построения рационального (научного) типа общества и оставила страну в неорганизованном состоянии. Сен-Симон разработал план создания рационального — правильного, справедливого - социалистического типа общества.

Сен-Симон ясно понимал, что организация общества (социалистического) ради единой цели несовместима с индивидуальной свободой, нуждается в духовной власти, способной самой определять направление развития народа. Такая духовная власть несовместима с парламентаризмом, демократией, социальной наукой. Эту власть должен организовать класс промышленников и банкиров в интересах самого многочисленного класса — промышленного пролетариата. Страна (Франция) должна стать единой грандиозной фабрикой, работающей по единому плану ради единой цели.

Фридрих фон Хайек убедительно продемонстрировал, что Сен-Симон сказал о социализме больше, чем все последующие социальные философы и социологи вплоть до Ленина. Именно у него Ленин и большевики черпали основные принципы организации пролетарско-советской России, исключая НЭП. Хайек первый аргументировано объяснил, что от Конта и Гегеля до Маркса и Ленина — а также до Муссолини и Гитлера — была проложена дорога злоупотребления разумом. Эта дорога привела к большевизму, фашизму, нацизму, неисчислимым социальным катастрофам XX века. Хайек выступает против возомнившего себя всемогущим «научного» обществоведческого разума, согласно которому общественный прогресс связан с владением некими «объективными законами общественного развития» и подчинением их человеческому (тоталитарному) разуму. На этом сошлись и завершились нацистская Германия, Советский Союз, страны «реального социализма».

Сен-Симон (Saint-Simon) Клод Анри де Рувруа (17.10.1760, Париж-19.05.1825, там же) - французский мыслитель, социолог, социалист-утопист. Ученик Д`Аламбера, неудовлетворенный буржуазной революцией, Сен-Симон замыслил "исправить" ее результаты с помощью научной социологической системы, призванной служить орудием создания рационального общества.

Начав с идей "социального физицизма", построенного на механистическом распространении ньютоновского закона тяготения на общественные явления, Сен-Симон разрабатывал затем концепцию физиологии социальной , в которой рационалистические воззрения 18 в. сочетались с историзмом в истолковании общественных явлений. Объясняя развитие общества в конечном счете сменой господствующих в нем философско-религиозных и научных идей, Сен-Симон полагал, что определяющее значение в истории имеют "индустрия" (под которой он подразумевал все виды экономической деятельности людей) и соответствующие ей формы собственности и классы. Каждая обществ, система, согласно Сен-Симону , развивает постепенно и до конца свои идеи и господствующие формы собственности, после чего эпоха созидательная, "органическая", сменяется "критической", разрушительной эпохой, ведущей к построению более высокого общественного строя.

Таким образом, Сен-Симон сделал первый шаг по пути рассмотрения общественных явлений как различных сторон закономерно развивающегося целостного организма. Понимание всемирной истории у Сен-Симона пронизано мыслью о прогрессе как поступательном движении человечества от низших обществ, форм к высшим по стадиям религиозного, метафизического, и позитивного, научного, мышления. Основными ступенями прогресса Сен-Симон считал переход от первобытного идолопоклонства к политеизму и основанному на нем рабству, а затем смену политеизма монотеизмом христианской религии , что привело к утверждению феодально-сословного строя.

Сен-Симон не противопоставлял интересы пролетариата и буржуазии, объединяя их в единый класс "индустриалов". В "промышленной системе" Сен-Симона буржуазия, сохраняющая собственность на средства производства, призвана обеспечить трудящимся рост общественного богатства. Разработанная Сен-Симоном религиозная концепция "нового христианства" призвана была дополнить материальные стимулы "промышленной системы" моральными требованиями новой религии с ее лозунгом "все люди - братья".

Сен-Симон оказал большое влияние на передовую обществ. мысль и развитие социалистических идей во Франции, Германии, Италии, России и ряде др. стран. Ученики Сен-Симона - Б. П. Анфантен, С. А. Базар, О. Родриг и др.- образовали школу сен-симонизма , которая систематизировала, а в ряде вопросов продолжила разработку учения Сен-Симона , развивая его социалистические тенденции. Однако она вскоре выродилась в религиозную секту и в начале 30-х гг. 19 в. распалась. Учение Сен-Симона явилось одним из идейных источников научного социализма.
Соч.: Избранные сочинения. М.-Л., 1948. Т. 1-2.

Анри́ Сен-Симо́н (Клод Анри де Рувруа, граф де Сен-Симон, фр. Claude Henri de Rouvroy, Comte de Saint-Simon , 17.10.1760, Париж - 19.05.1825, Париж) - французский философ , социолог , известный социальный реформатор, основатель школы утопического социализма . Главные произведения Сен-Симона: «Письма женевского жителя к своим современникам» (1802 г.), «Катехизис индустриалов» (1823 г.), «Новое христианство» (1825 г.).

Биография

Представитель знатного дворянского рода, родственник герцога Сен-Симона . В его воспитании принимал участие д"Аламбер .

Тринадцати лет от роду он имел смелость сказать своему глубоко верующему отцу Бальтазару Анри де Рувруа де Сен-Симону маркизу Сандрикур (1721-1783), что не желает говеть и причащаться, за что тот запер его в тюрьме Сен-Лазар. Весьма рано идея о славе как наиболее достойной побудительной причине человеческих действий вошла в его мировоззрение.

Анри Сен-Симон примыкает к отряду, посланному французским правительством на помощь североамериканским колониям, восставшим против Англии; пять лет участвует в борьбе и, наконец, попадает в плен к англичанам. Освобожденный по окончании войны, он едет в Мексику и предлагает испанскому правительству проект соединения Атлантического и Великого океанов посредством канала. Принятый холодно, он возвращается на родину, где получает место коменданта крепости в Меце и под руководством Г. Монжа изучает математические науки.

Вскоре он выходит в отставку, отправляется в Голландию и старается убедить правительство составить французско-голландский колониальный союз против Англии, но, не преуспев в этом, едет в Испанию с проектом канала, который должен был соединить Мадрид с морем. Вспыхнувшая во Франции революция заставила его вернуться на родину, но, по его собственным словам, он не хотел деятельно вмешиваться в революционное движение, потому что глубоко был убежден в недолговечности старого порядка.

В 1790 году он недолго был мэром в округе, где находилось его имение. В том же году он высказался за уничтожение дворянских титулов и привилегий (в эпоху Реставрации он продолжал, однако, носить титул графа). В то же время Сен-Симон занимался скупкой национальных имуществ и приобрел этим путём довольно значительную сумму. Свои спекуляции он впоследствии объяснял стремлением «содействовать прогрессу просвещения и улучшению участи человечества» путём «основания научной школы усовершенствования и организации большого промышленного заведения». Во время террора Сен-Симон был посажен в тюрьму, откуда вышел лишь после 9 термидора .

В 1797 году Сен-Симон намеревался «проложить новый физико-математический путь человеческому пониманию, заставив науку сделать общий шаг вперед и предоставив инициативу этого дела французской школе». С этой целью он в сорокалетнем возрасте принимается за изучение естественных наук, желая «констатировать их современное состояние и выяснить историческую последовательность, в какой происходили научные открытия»; знакомится с профессорами политехнической, потом медицинской школы, чтобы определить «действие, производимое научными занятиями на тех, кто им предается»; старается превратить свой дом в центр научной и артистической жизни, для чего и женится (в 1801 г.) на дочери одного умершего приятеля.

В следующем году он развелся с нею и искал руки мадам де Сталь , которая казалась ему единственной женщиной, способною содействовать его научному плану. Он ездил для этого в имение мадам де Сталь на берегу Женевского озера , но не имел успеха. Совершив путешествие по Германии и Англии (1802) и истратив на это последние свои средства, Сен-Симон вернулся во Францию и принужден был взять место переписчика в ломбарде, дававшее ему 1000 франков в год за ежедневный девятичасовой труд, пока один его знакомый, Диар, не предложил ему жить на его средства, дабы иметь возможность продолжать научные занятия.

В 1810 году Диар умер, и Сен-Симон вновь стал страшно бедствовать, прося помощи у богатых людей. Не всегда имея средства для печатания своих трудов, он собственноручно переписывал их в нескольких десятках экземпляров и рассылал разным учёным или высокопоставленным лицам («Mémoire sur la science de l’homme» , «Mémoire sur la gravitation universelle» ). Тем не менее он издаёт немало брошюр, выступает со статьями в прессе.

В 1820 года после убийства герцога беррийского Шарля-Фердинанда , Сен-Симон был привлечен к суду как моральный сообщник в преступлении. Присяжные оправдали его, и он вскоре написал брошюру «О Бурбонах и Стюартах», где, проводя параллель между этими двумя династиями, предсказывал Бурбонам судьбу Стюартов.

Постепенно Сен-Симон всё более и более начинает приходить к мысли, что права промышленников налагают на них и известные обязанности по отношению к пролетариату. Новое направление не понравилось его богатым покровителям, и он, лишившись их поддержки, скоро снова очутился в крайней нужде, заставившей его посягнуть на свою жизнь (). Рана оказалась несмертельной: Сен-Симон лишился только одного глаза. В его пользу была открыта подписка, и собранные суммы позволили ему продолжать его писательскую деятельность.

Мысли и идеи

Ранние взгляды Сен-Симона

Во время своего пребывания в Женеве Сен-Симон издал первое своё сочинение: «Письма женевского жителя к своим современникам» (1802). Он требует здесь неограниченного господства искусства и науки, которые призваны организовать общество. Воинственный тип человечества должен исчезнуть и замениться научным: «прочь, Александры, уступите место ученикам Архимеда».

Вообще, всем своим учением об обществе Сен-Симон связал своё имя с первой стадией эволюции позитивизма , а взгляды, высказанные им в последние годы относительно рабочего класса, сделали его родоначальником социализма .

Сен-Симон и коммунистическая идеология

Публикация сочинений в русском переводе

• Сен-Симон А. Собрание сочинений. М ., Л. , 1923.
• Сен-Симон А. Избранные сочинения. Т. 1-2 М., Л., 1948.

Напишите отзыв о статье "Сен-Симон, Анри"

Примечания

Литература

• Аникин А. В. Глава восемнадцатая. Прекрасный мир утопистов: Сен-Симон и Фурье // Юность науки: Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса. - 2-е изд. - М .: Политиздат , 1975. - С. 341-350. - 384 с. - 50 000 экз.
• Блауг М. Сен-Симон, Клод Анри де Рувруа // 100 великих экономистов до Кейнса = Great Economists before Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. - СПб. : Экономикус, 2008. - С. 269-271. - 352 с. - (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). - 1 500 экз. - ISBN 978-5-903816-01-9 .
• Васильевский М. Г. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Волгин В. П. . - М .: Наука, 1976. - 420 с.
• Волгин В. П. . - М .: Изд-во АН СССР, 1961. - 158 с.
• Волгин В. П. . - М .: Изд-во АН СССР, 1960. - 184 с.
• Вольский Ст. Сен-Симон - 1935 год. - 312 с. (Жизнь замечательных людей).
• Гладышев А. В . // Французский ежегодник 2001: Annuaire d’etudes françaises. Чудинов А. В. (Ред.) 2001. - С. 266-279.
• Гладышев А. В. // Французский ежегодник 2009. М., 2009. - С. 139-173.
• Застенкер Н. Е. // История социалистических учений. - М .: Изд-во АН СССР , 1962. - С. 208-227. - 472 с.
• / Со вступит. статьей и комментариями В. П. Волгина . - М .: Изд-во АН СССР, 1961. - 608 с. - (Предшественники научного социализма).
• Кучеренко Г. С. . - М .: Наука, 1975. - 358 с.
• Сен-Симон Клод Анри де Рувруа / Застенкер Н. Е. // Сафлор - Соан. - М . : Советская энциклопедия, 1976. - (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969-1978, т. 23).
• Туган-Барановский М. И. Сен-Симон и сен-симонисты // . - СПб. : Изд. журнала «Мир божий», 1903. - С. 110-133. - X, 434 с.
• Щеглов, «История социальных систем» (т. I, стр. 369-372).
• Altmann S. L., Ortiz E. L. (eds.) . - Providence (Rhode Island): American Mathematical Society, 2005. - ISBN 0-8218-3860-1 .
• Hubbard. S.-Simon, sa vie et ses travaux (1857).
• Osama W. Abi-Mershed Apostles of Modernity: Saint-Simonians and the Civilizing Mission in Algeria. - Palo Alto: Stanford University Press, 2010. - xii + 328 p. - ISBN 0-804-76909-5 .
• P. Weisengrün . Die Social wissensch. Ideen St.-Simons.

Ссылки

• - статья в Новой философской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Сен-Симон, Анри

Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.

– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п"отивники отказались от п"ими"ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т"и начинать сходиться.
– Г…"аз! Два! Т"и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак"ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.

Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника, да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.

Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.