“Облако в штанах” – революционная поэма, и не только по теме, но и по новому, революционному отношению художника к миру, человеку, истории. Элементы трагедии отступают в ней перед жизнеутверждающей патетикой. Конфликт поэта с действительностью теперь находит разрешение в призыве к активной борьбе. Особенно наглядно это прослеживается во второй главе поэмы. Именно в ней Маяковский дает отчетливо почувствовать неотвратимость стремительно наступающего кризиса всего миропорядка и грядущих революционных событий:
Я,
Обсмеянный у сегодняшнего племени,
Как длинный
Скабрезный анекдот,
Вижу идущего через горы времени,
Которого не видит никто.
За ними следуют строки, которые по праву можно считать ключевыми во всей поэме:
Где глаз людей обрывается куцый,
Главой голодных орд,
В терновом венце революций
Грядет шестнадцатый год.
Душа поэта – в его стихах, весь смысл его деяний и высшее
Счастье – в служении восставшему народу:
А я у вас – его предтеча;
Я – где боль, везде;
На каждой капле слезовой течи
Распял себя на кресте…
Тематически “Облако в штанах” – поэма о любви поэта, об искренности человеческих отношений, которая сталкивается с ложью социальных и нравственных законов буржуазного общества. Но любовная драма становится здесь лишь частным выражением общего социального конфликта. Снова звучит в поэме мотив страданий человека в капиталистическом мире, ответственности за них поэта, но звучит он по-иному, чем ранее. В единстве с людьми поэт осознает ту силу, которая позволяет ему принять вызов буржуазномещанского мира:
Плевать, что нет
У Гомеров и Овидиев
Людей, как мы,
Я знаю –
Солнце померкло б, увидев
Наших душ золотые россыпи!
Поэт призывает людей не просить, а требовать счастья здесь и сейчас:
Жилы и мускулы – молитв верней.
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы –
Каждый –
Держим в своей пятерне
Миров приводные ремни!
Маяковский верит в человека и в будущее торжество высоких человеческих начал. Он верит в то, что человек – творец своего счастья:
Нам, здоровенным,
С шагом саженьим,
Надо не слушать, а рвать их –
Их,
Присосавшихся бесплатным приложением
К каждой двуспальной кровати!
Их ли смиренно просить:
“Помоги мне!”
Молить о гимне,
Об оратории!
Мы сами творцы в горящем гимне –
Шуме фабрики и лаборатории.
Во второй главе Маяковский обрушивается на поэтов, которые в своем творчестве проповедуют философию и этику буржуазного индивидуализма:
Поэты,
Размокшие в плаче и всхлипе,
Бросились от улицы, сроша космы:
“Как двумя такими выпеть
И барышню,
И любовь,
И цветочек под росами?”
Перепадает от Маяковского и тем, кто придерживается антидемократических идеологический учений, культивирующих презрение к массе, идею сверхчеловека. В этой связи возникает во второй главе образ “крикогубого Заратустры”:
Слушайте!
Проповедует,
Мечась и стеня,
Сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!
Мы
С лицом, как заспанная простыня,
С губами, обвисшими, как люстра,
Мы,
Каторжане города – лепрозория,
Где золото и грязь изъязвили проказу, –
Мы чище венецианского лазорья,
Морями и солнцами смытого сразу!
Вторая глава заканчивается словами:
И когда
Приход его
Мятежом оглашая,
Выйдете к спасителю –
Вам я
Душу вытащу,
Растопчу,
Чтоб большая! –
И окровавленную дам, как знамя.
В этом – весь Маяковский, он всегда там – “где боль, везде”. В “Облаке в штанах” определилась главная тема всего творчества, всей поэзии Маяковского – тема революции. Точнее даже сказать, сама революционная стихия, революционное обновление стали главным содержанием, главным героем стихов и поэм Маяковского, начиная от “Облака…” и заканчивая поэмой “Во весь голос”.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. Владимир Маяковский открыл целую эпоху в истории русской и мировой поэзии. В его творчестве запечатлелось становление нового мира, рожденного в жесточайших классовых битвах. Поэт выступил как художник-новатор, реформировавший русский стих, обновивший средства поэтического языка. Поэтические завоевания Маяковского определили главное направление Read More ......
2. Анализ первой главы поэмы В. В. Маяковского “Облако в штанах”.”Вы думаете, это бредит малярия?”В. Маяковский – один из лучших поэтов начала ХХ века, века глубоких социальных перемен. Поэма “Облако в штанах” была закончена к июлю 1915 года. В ней поэт Read More ......
3. Замысел поэмы “Облако в штанах” (первоначально название “Тринадцатый апостол”) возник у Маяковского в 1914 году. Поэт влюбился в некую Марию Александровну, семнадцатилетнюю красавицу, пленившую его не только внеш-ностью, но и своей интеллектуальной устремленностью ко всему новому, рево-люционному. Но любовь оказалась Read More ......
4. Результатом поездки по стране в 1914 году вместе с футуристами (Д. Бурлюком и В. Каменским) стала поэма “Облако в штанах” (1915). Полностью впервые поэма опубликована в 1918 году, в предисловии В. Маяковский писал: “Облако в штанах” (первое имя “Тринадцатый апостол” Read More ......
5. Поэма “Облако в штанах” была закончена к июлю 1915 года. В это же время Маяковский познакомился с Лилей Брик, которой читал поэму полностью, и тут же попросил разрешения посвятить ей свое произведение. Так на титуле поэмы появилось имя (“Тебе, Лиля”), Read More ......
6. Поэма “Облако в штанах” (1914 – 1915) – одно из самых значительных произведений Маяковского в ранний период его творчества. Важно отметить, что первоначально поэма называлась “Тринадцатый апостол”. Название, безусловно, ироническое и, в то же время, кощунственное по отношению к христианской Read More ......
7. Поэзия Маяковского активна: “Славьте меня!”, “Господа! Остановитесь! Вы же не нищие, вы не смеете просить подачки!”. Он совершенно меняет устоявшиеся сте­реотипы в работе над словом, обновляя устоявшееся значение слова: “костлявые пролетки”, “пухлые такси”. С лексикой поэт обращается творчески: он “просеивает”, Read More ......
8. Среди всего, созданного Маяковским за пять лет его дооктябрьского поэтического пути, особое место принадлежит поэме “Облако в штанах”, написанной в 1914-1915 годах. Каждое слово произведения – дерзкий вызов действительности, ниспровержение социальных, моральных и эстетических основ буржуазного строя и призыв к Read More ......

Творчество представленного поэта в целом очень своеобразно. Не стала исключением и поэма Маяковского «Облако в штанах». Она написана в свойственной автору манере без соблюдения стихотворных размеров и рифм. Также не стоит забывать, что эта поэма относиться к футуристическому направлению. По сохранившимся свидетельствам самого поэта, создавать произведение он начал в 1914 году. Вдохновлённый романтическим настроением, автор довольно быстро окончил поэму. Уже в 1915 году были опубликованы сначала отрывки, а затем и весь текст произведения, но со значительными цензурными правками. Лишь в 1918 году удалось издать авторскую версию поэмы. Подверглось критике и первоначальное название «Тринадцатый апостол», поэтому Маяковский вынужден был переименовать произведение. Как и другие поэмы и стихи автора, «Облако в штанах» литераторы восприняли неоднозначно. Слишком нестандартным, а потому непонятным для многих читателей, было мышление поэта.

Владимир Маяковский привык эпатировать публику, поэтому произведение перенасыщено метафорическими выражениями, грубыми и просторечными фразами, что крайне затрудняет понимание сюжета. В предисловии к полному изданию поэмы автор сам обозначил четыре основные идеи. Их количество соответствует четырём частям произведения, которые предваряет небольшое вступление. Автор последовательно в иронической манере высказывается относительно любви, искусства, общественного строя и религии. Маяковский безоговорочно выдвигает себя на первый план, подчёркивая, что он лучше знает, каким должно быть содержание перечисленных понятий.

Владимир Маяковский

ОБЛАКО В ШТАНАХ

ТЕТРАПТИХ

Вашу мысль
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут;
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огро́мив мощью голоса,
иду - красивый,
двадцатидвухлетний.

Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!

Приходи́те учиться -
из гостиной батистовая,
чинная чиновница ангельской лиги.

И которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.

Хотите -
буду от мяса бешеный
- и, как небо, меняя тона -
хотите -
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а - облако в штанах!

Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.

Вы думаете, это бредит малярия?

«Приду в четыре», - сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.

Вот и вечер
в ночную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце - холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.
И вот,
громадный,
горблюсь в окне,
плавлю лбом стекло окошечное.
Будет любовь или нет?
Какая -
большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любёночек.
Она шарахается автомобильных гудков.
Любит звоночки коночек.

Еще и еще,
уткнувшись дождю
лицом в его лицо рябое,
жду,
обрызганный громом городского прибоя.

Полночь, с ножом мечась,
догна́ла,
зарезала,-
вон его!

Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.

В стеклах дождинки серые
свылись,
гримасу громадили,
как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери.

Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот.

Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот,-
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

Нервы -
большие,
маленькие,
многие! -
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится, -
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.

Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на́ зуб.

Вошла ты,
резкая, как «нате!»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете -
я выхожу замуж».

Что ж, выходи́те.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите - спокоен как!
Как пульс
покойника.

Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть», -
а я одно видел:
вы - Джиоконда,
которую надо украсть!

И украли.

Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей за́гиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!

Дра́зните?
«Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий».
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!

Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен,-
а самое страшное
видели -
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?

И чувствую -
«я»
для меня мало́.
Кто-то из меня вырывается упрямо.

Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, -
ему уже некуда деться.

Владимир Маяковский

"Облако в штанах"

Тетраптих

(Вступление)

Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу, как выжиревший лакей на засаленной кушетке, буду дразнить об окровавленный сердца лоскут: досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! Мир огромив мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний.

Нежные! Вы любовь на скрипки ложите. Любовь на литавры ложит грубый. А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы!

Приходите учиться из гостиной батистовая, чинная чиновница ангельской лиги.

И которая губы спокойно перелистывает, как кухарка страницы поваренной книги.

Хотите буду от мяса бешеный - и, как небо, меняя тона хотите буду безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах!

Не верю, что есть цветочная Ницца! Мною опять славословятся мужчины, залежанные, как больница, и женщины, истрепанные, как пословица.

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было, было в Одессе.

"Приду в четыре",- сказала Мария. Восемь. Девять. Десять.

Вот и вечер в ночную жуть ушел от окон, хмурый, декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится. Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце - холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское.

И вот, громадный, горблюсь в окне, плавлю лбом стекло окошечное. Будет любовь или нет? Какая большая или крошечная? Откуда большая у тела такого: должно быть, маленький, смирный любеночек. Она шарахается автомобильных гудков. Любит звоночки коночек.

Еще и еще, уткнувшись дождю лицом в его лицо рябое, жду, обрызганный громом городского прибоя.

Полночь, с ножом мечась, догнала, зарезала,вон его!

Упал двенадцатый час, как с плахи голова казненного.

В стеклах дождинки серые свылись, гримасу громадили, как будто воют химеры Собора Парижской Богоматери.

Проклятая! Что же, и этого не хватит? Скоро криком издерется рот. Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв. И вот,сначала прошелся едва-едва, потом забегал, взволнованный, четкий. Теперь и он и новые два мечутся отчаянной чечеткой.

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

Нервы большие, маленькие, многие!скачут бешеные, и уже

у нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится,из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.

Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб.

Вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала: "Знаете я выхожу замуж".

Что ж, выходите. Ничего. Покреплюсь. Видите - спокоен как! Как пульс покойника. Помните? Вы говорили: "Джек Лондон, деньги, любовь, страсть",а я одно видел: вы - Джоконда, которую надо украсть! И украли.

Опять влюбленный выйду в игры, огнем озаряя бровей загиб. Что же! И в доме, который выгорел, иногда живут бездомные бродяги!

Дразните? "Меньше, чем у нищего копеек, у вас изумрудов безумий". Помните! Погибла Помпея, когда раздразнили Везувий!

Эй! Господа! Любители святотатств, преступлений, боен,а самое страшное видели лицо мое, когда я абсолютно спокоен?

И чувствую "я" для меня мало. Кто-то из меня вырывается упрямо.

Allo! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца. Скажите сестрам, Люде и Оле,ему уже некуда деться. Каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он, выбрасывается, как голая проститутка из горящего публичного дома. Люди нюхают запахло жареным! Нагнали каких-то. Блестящие! В касках! Нельзя сапожища! Скажите пожарным: на сердце горящее лезут в ласках. Я сам. Глаза наслезненные бочками выкачу. Дайте о ребра опереться. Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! Рухнули. Не выскочишь из сердца!

На лице обгорающем из трещины губ обугленный поцелуишко броситься вырос.

Мама! Петь не могу. У церковки сердца занимается клирос!

Обгорелые фигурки слов и чисел из черепа, как дети из горящего здания. Так страх схватиться за небо высил горящие руки "Лузитании".

Трясущимся людям в квартирное тихо стоглазое зарево рвется с пристани. Крик последний,ты хоть о том, что горю, в столетия выстони!

Славьте меня! Я великим не чета. Я над всем, что сделано, ставлю "nihil".

Я раньше думал книги делаются так: пришел поэт, легко разжал уста, и сразу запел вдохновенный простак пожалуйста! А оказывается прежде чем начнет петься, долго ходят, размозолев от брожения, и тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. Пока выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево, улица корчится безъязыкая ей нечем кричать и разговаривать.

Городов вавилонские башни, возгордясь, возносим снова, а бог города на пашни рушит, мешая слово.

Улица муку молча перла. Крик торчком стоял из глотки. Топорщились, застрявшие поперек горла, пухлые taxi и костлявые пролетки грудь испешеходили.

Чахотки площе. Город дорогу мраком запер.

И когда все-таки!выхаркнула давку на площадь, спихнув наступившую на горло паперть, думалось: в хорах архангелова хорала бог, ограбленный, идет карать!

А улица присела и заорала: "Идемте жрать!"

Гримируют городу Круппы и Круппики грозящих бровей морщь, а во рту умерших слов разлагаются трупики, только два живут, жирея "сволочь" и еще какое-то, кажется, "борщ".

Поэты, размокшие в плаче и всхлипе, бросились от улицы, ероша космы: "Как двумя такими выпеть и барышню, и любовь, и цветочек под росами?" А за поэтами уличные тыщи: студенты, проститутки, подрядчики.

Господа! Остановитесь! Вы не нищие, вы не смеете просить подачки!

Нам, здоровенным, с шаго саженьим, надо не слушать, а рвать их их, присосавшихся бесплатным приложением к каждой двуспальной кровати!

Их ли смиренно просить: "Помоги мне!" Молить о гимне, об оратории! Мы сами творцы в горящем гимне шуме фабрики и лаборатории.

Что мне до Фауста, феерией ракет скользящего с Мефистофелем в небесном паркете! Я знаю гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете!

В эту пору, в 1788 г., Фонвизин, испытавший царскую опалу после своих выступлений на страницах «Собеседника любителей российского слова», пробует вновь обратиться к читателю и хлопочет о разрешении издавать журнал «Друг честных людей или Стародум», в чем ему было сейчас же отказано. Отлично задуманный Фонвизиным журнал «Друг честных людей или Стародум» не увидел света, но материалы первого номера получили распространение в рукописном виде и, несмотря на то, что не прошли через печатный станок, стали реальным фактом русской журналистики. «Периодическое сочинение, посвященное истине» – вот что стояло в подзаголовке названия журнала. Фонвизин желал говорить с читателем об «истине», бороться против лжи, изливавшейся с высоты престола, открывать глаза людям на истинное положение дел в русском государстве. Журнал «Друг честных людей» был единоличным предприятием Фонвизина, продолжавшим жизнь персонажей «Недоросля» – комедии, восторженно принятой зрителями. Фонвизин намеревался публиковать переписку Стародума с различными корреспондентами и другие, якобы сообщаемые этим почтенным гражданином, материалы. Стародум, согласившись с предложением сочинителя «Недоросля» участвовать в его начинании, высказал мысль о том, что писатели имеют долг «возвысить громкий глас свой против злоупотреблений и предрассудков, вредящих отечеству, так что человек с дарованием может в своей комнате с пером в руках быть полезным советодателем государю, а иногда и спасителем сограждан своих и отечества». В переписке Софьи и Стародума Фонвизин затрагивает довольно заметную для современников тему распада дворянской семьи. Софья стала женой Милона, однако он изменил ей ради «презрительной женщины», и Стародум дает племяннице разумные советы, как восстановить былые отношения. Тарас Скотинин пишет сестре своей госпоже Простаковой, что смерть любимой свиньи Аксиньи переменила совсем нрав его: «Я чувствую, что потерял прежнюю мою к свиньям охоту; но надобно чем-нибудь заняться. Хочу прилепиться к нравоучению, т.е. исправлять нравы моих крепостных людей и крестьян; но как к достижению сего лучше взяться за кратчайшее и удобнейшее средство, то, находя, что словами я ничего сделать не могу, вознамерился нравы исправлять березою». Скотинин в роли нравоучителя с розгами в руках! Сатирическое перо Фонвизина создает необыкновенно сильный и злой абрис фигуры отъявленного крепостника. В «Друге честных людей» Фонвизин предполагал напечатать свое сатирическое сочинение «Всеобщая придворная грамматика», которое раньше не было пропущено редакцией «Собеседника». Составленная в форме вопросов и ответов, придворная грамматика определялась как наука «хитро льстить языком и пером». Людей, составляющих двор, т.е. ближайшее окружение государя, Фонвизин называет «подлыми душами» и насчитывает их шесть родов: все это бесстыдные льстецы, превозносящие «больших господ» в надежде на подачку. «Придворный падеж есть наклонение сильных к наглости, а бессильных к подлости», залогов три – действительный, страдательный, а чаще всего отложительный. Так как у двора и в столице никто без долгу не живет, наиболее употребительным является глагол «быть должным», причем в прошедшем времени этот глагол не спрягается, потому что никто своих долгов не платит, и т.д.

Сатирический журнал И.А. Крылова «Почта духов».

И.А.Крылов считал, что его журнал «Почта духов» (1789) (Заглавие, впрочем, не ограничивалось этими двумя словами. Вслед за ними на титульном листе стояло: «Ежемесячное издание, или ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами». Журнал выходил в Петербурге с января по август 1789 г.) должен читаться как единое произведение. Он называл его «собранием писем», перепиской арабского волшебника с водяными, воздушными и подземными духами. Отдельные главы его объединялись общим сюжетом, например, сюжетом, обличающим рабское преклонение перед иностранным. Как и Новиков, Крылов бичует пороки, мздоимство, казнокрадство, взяточничество. Считается, что адресатом всех этих высказываний Крылова была Екатерина II. По форме журнал необычен. Здесь нет чередования стихов, прозы, участия многих авторов. Крылов был автором всех текстов в журнале. «Почта духов» была интересной; среди достоинств журнала отмечалось разнообразие материалов, интересный выбор точки зрения, смелость суждений, глубокая, умная и верная ирония. В журнале развивается литературная традиция, заложенная журналами Новикова и «Адской почтой». Журнал И.А.Крылова также использует вымышленные персонажи для сатирических целей. (Козлова М. М.)

Когда Крылов издавал «Почту Духов», ему было двадцать лет. Это сборник очерков (в виде переписки разных гномов, сильфов и т.д. с волшебником Маликулмульком), выходивший помесячно. Весь журнал анонимен. Скорей всего, он написан целиком Крыловым или, по крайней мере, весь материал обработан им. Впрочем, существовало мнение, что в «Почте Духов» сотрудничал А.Н. Радищев. Называли еще имена Рахманинова и Н. Эмина как лиц, причастных к работе журнала. Во всяком случае, Крылов вполне ответствен за весь материал, за все высказывания журнала.

«Почта Духов» была органом радикальной идеологии. Крылов обрушивается в своем журнале на всю систему власти и культуры крепостническо-бюрократического государства. Произвол и разврат представителей власти, придворных и чиновников разоблачаются «Почтой Духов». Знать, вельможи – мишень озлобленных нападок Крылова, много раз возвращающегося к сатире, направленной против них. Он изобличает судей и чиновников, ханжей и лицемеров, не боится нападать и на самую царскую власть, на все правительство в целом; при этом его критика и злободневна, и глубока. Разложение нравов «высшего общества» составляет также одну из основных тем журнала. Крылов ставит в «Почте Духов» и экономические вопросы, причем он борется против засилья иностранных товаров, и в связи с этим стоит его борьба с галломанией (и с англоманией). Немало места уделено в «Почте Духов» и литературной полемике, в первую очередь с Княжниным.

Однако Крылов нападает и на русских купцов, прекрасно чувствующих себя при самодержавии. Крылов все «третье сословие» противопоставляет разлагающейся знати даже в вопросах культуры. Демократизм убеждений «Почты Духов» проявляется достаточно отчетливо. Журнал нападает и на крепостное право. Развиваясвою систему социального мировоззрения, «Почта Духов» ни мало не отрывалась от злобы дня, от современности. Ее сатира – вовсе не сатира вообще, не «общечеловеческая» сатира; она бьет совершенно конкретным фактам социальной жизни России конца царствования Екатерины II. Не боится «Почта Духов» и прямых указаний на лица и факты.

^ Так, гном Зор (несомненно, сам Крылов) пишет:

«Я принял вид молодого и пригожего человека, потому что цветущая молодость, приятность и красота в нынешнее время также в весьма не малом уважении и при некоторых случаях, как сказывают, производят чудеса...» и т.д. Трудно не видеть здесь дерзкого намека на любовников императрицы, людей «в случае», т.е. в фаворе (характерен этот каламбур на слово «случай»), В другом письме того же гнома (т.е. опять, несомненно, самого Крылова) выведен некий спившийся художник Трудолюбов. Рассказ о нем – это горькая жалоба на тяжкое положение мастеров искусства в крепостнической стране и в то же время конкретный рассказ об участи известного гравера и рисовальщика Г.И. Скородумова (умер в 1792 г.). В XXV письме части второй дана резкая характеристика знатного вельможи, едва ли не имеющая в виду Безбородко, и т.д.

Необычайная смелость журнала, резкость и озлобленность его нападок, его радикализм не могли не обратить на себя внимание правительства. Крылову приходилось заботиться о спасении журнала путем литературных «прикрытий», уступок власти. В конце издания Крылов, видимо, имел основания особенно беспокоиться. Он дает то постную морально-религиозную статью, то ура-патриотический в правительственном духе фельетон о турецкой войне, то прославляет Екатерину и установленное ею «блаженство россиян» в прозе и даже в стихах.

В «Почте Духов» мы видим яркие и широкие зарисовки быта, стремление построить характер, местами (например в введении к журналу) даже элементы реалистического психологического романа о бедном, незаметном человеке. Для Крылова вся социальная действительность официальной России его времени сверху до низу презренна. Он – отрицатель по преимуществу. «Почта Духов» прекратилась на августовском номере (1789). Журнал имел мало подписчиков, но, видимо, не это было основанием для его прекращения, а нажим правительства, напуганного Французской революцией. Затем Крылов почти совсем не выступал в печати в течение двух лет.

В конце 1791 г. И.А. Крылов, А.И. Клушин, И.А. Дмитревский и П.А. Плавильщиков основали собственную типографию. (с сайта Красовского учебник)
«Почта духов», хоть и была периодическим изданием, – книжки ее появлялись раз в месяц, – нимало не походила на журнал в современном смысле этого слова. «Почта духов» была журналом только по названию: скорее, это сборник сатирических очерков, разделенный на месячные порции.

Сюжет заключался в следующем. Во «Вступлении» к журналу Крылов рассказал о том, что, укрывшись от непогоды в полуразрушенном доме и размышляя о горестной судьбе неимущего человека, просящего милости у знатных вельмож, он увидел волшебника Маликульмулька. Волшебник предложил автору стать его секретарем, читать письма корреспондентов и составлять на них ответы, разрешив издавать в свет эту переписку. За таким вступлением следовали письма, числом сорок восемь, разделенные в журнале на четыре части.

Корреспондентами Маликульмулька были духи подземные – гномы Зор, Буристон, Вестодав, Астарот, воздушные – сильфы Дальновид, Световид и Выспрепар, водяные – ондин Бореид. Они часто бывали среди людей и рассказывали волшебнику о том, что им удалось увидеть и услышать. Кроме сообщений духов, в журнале есть два письма Маликульмулька и письмо философа Эмпедокла, якобы служившего у волшебника управителем дома под горой Этна. Появление духов в кругу людей иногда мотивировано автором. Так, гном Зор отправлен из ада на землю за модными уборами для Прозерпины, супруги адского властителя Плутона, гном Буристон ищет для подземного царства трех честных судей, сильф Световид вращается в среде модниц и щеголей и т.д.

Крылов выступает против преимуществ, какими наделены Дворяне. Он пишет: «Мещанин добродетельный и честный крестьянин, преисполненные добросердечием, для меня во сто раз драгоценнее дворянина, счисляющего в своем роде до тридцати дворянских колен, но не имеющего никаких достоинств, кроме того счастия, что родился от благородных родителей, которые так же, может быть, не более его принесли пользы своему отечеству, как только умножали число бесплодных ветвей своего родословного дерева» (письмо XXXVII).

Во II письме сильфа Дальновида излагаются впечатления, полученные им якобы от посещения Парижа, но все сказанное одинаково относилось и к Петербургу. Не может быть счастлив монарх, который не заботится о своих подданных и разоряет страну. Придворный – это «невольник, носящий на себе золотые оковы», он проводит дни в мучительном беспокойстве о своем благополучии, не имеет ни одного истинного друга и должен поступать во всем по прихотям своего властелина. Духовные особы «непрестанно помышляют о приумножении своего богатства» и мучаются неудовлетворенным честолюбием: священник хочет стать архиепископом, тот – кардиналом, а кардинал – папой.

В одном из писем «Почты духов» (XXIV) Крылов рассматривает понятие «честный человек», примечательно совпадая в толковании его с тем смыслом, какое дал ему Радищев в «Беседе о том, кто есть сын отечества», опубликованной несколькими месяцами позднее. По-настоящему честным человеком можно считать только того, кто сохраняет все добродетели. «И самый низкий хлебопашец, исполняющий рачительно должности своего состояния, более заслуживает быть назван честным человеком, нежели гордый вельможа и несмысленный судья». Среди простых людей честность можно встретить гораздо чаще, чем среди тех, кто занят придворной, статской или военной службой. Знатные чины слишком редко бывают сопряжены с истинным достоинством.

Сатирические повести И.А. Крылова в журнале «Зритель» («Каиб», «Похвальная речь в память моему дедушке»).

Биография:

Одним из ближайших следствий радищевской деятельности следует считать расцвет бунтарского творчества молодого Крылова в 1789 году и ближайшие за тем годы. Крылов непосредственно соприкасался с кругом Радищева в 1788-1789гг.

Иван Андреевич Крылов (1769-1844)

Его отец был дворянином, но не был помещиком. Дворянство Крыловых было не родовое, но выслуженное по чину. А.П. Крылов сначала служил солдатом, потом был брошен в Оренбург(т.к. был не способен обеспечить себя парадными вещами), участвовал в войне против Пугачева. После пугачевского бунта он перевелся на гражданскую службу и стал чиновником в Твери. Умер, когда его сыну было 9 лет. Для семьи Крыловых наступила тяжелая пора: мать и двое детей остались без средств.

И.А. Крылов был самоучкой, т.к. мать ничему не могла научить. Затем он попал в дом помещика Н.П. Львова и учился вместе с его детьми (в том числе и французскому языку).Так как мальчик еще с ранних лет был записан на службу, то определить когда он стал его действительная служба определить трудно.

1782г. – 13-летний Крылов с матерью перебирается из Твери в Петербург. Здесь он поступает в казеную палату и вскоре получает чин провинциального секретаря(служил по-видимому без жалования).Но в 1786 году назначено жалование не то 80, не то 90 рублей в год.В это время Крылов уже был писателем.

В 14 лет Крылов написал комическую оперу «Кофейницу»(социальная сатира). Затем Крылов порробовал себя в жанре трагедии. Первый опыт – «Клеопатра» - не сохранился(учитель Крылова Дмитревский забраковал ее). В 1786 году Крылов пишет «Филомелу»(многое в этой трагедии восходит к образцам Сумарокова).Но и эта трагедия не была признана (она также как и первая не попала на сцену).

1786г. – Крылов возвращается к жанру комедии и пишет оперу «Бешеная семья» и комедию «Сочинитель в прихожей». К 1787-1788гг. относится комедия «Проказники».Центральная тема всех этих комедий – разложение нравов высшего дворянского «света». Немного особняком стоят «Проказники» - это памфлет на реальных людей: поэта Княжнина, его жену и ее друга. Резкость, грубость нападок позволяют говорить даже о том, что комедия имеет характер пасквиля(впоследствии «Проказники» были задержаны).

1785-1786гг. – знакомство Крылова с Дмитревским, который взял на себя роль его учителя по части драматургии.

Конец 1786 г. – Крылов уходит со службы

1 мая 1787г. – поступает на службу в горную экспедиция, которой заведовал П.А. Соймонов, руководивший театром. Крылов отдает ему свои произведения(+ опера «Американцы») для постановки. Но уже в мае 1788 девятнадцатилетний Крылов ссорится с Соймоновым и уходит со службы => он вынужден приостановит драматическое творчество, т.к. пьесы не ставят.

1788-1801гг.(т.е. до вступления на престол Александра I) – Крылов не служит в правительственных канцеляриях и становится профессиональным писателем.

1787г. – начинает печататься в журнале «Лекарство от Скуки и Забот».

1788г. – помещает ряд стихотворений в «Утренних часах». Владельцем, сотрудником и руководителем был И.Г. Рахманинов.

1789г. – Крылов становится во главе «Почты Духов», издававшегося в типографии Рахманинова.

1791 г. – Крылов и его друзья (А.И. Клушин, И.А. Дмитревский, П.А. Плавильщиков) основывают собственную типографию. Все были писателями и были близки к театру. Ни один из них не был помещиком, и ни один не был богат. В типографии «Крылов и товарыщи»(именно так и пишется) печатались книги, афиши и клубные билеты. Здесь же издавался журнал «Зритель» (вспоминаем миржур и сатирико-нравоучительный журнал Адиссона и Стиля «The Spectator»). «Зритель» выходит ежемесячно с февраля 1792 года(последний номер – декабрь 1792). Редакторами «Зрителя» были Крылов и Клушин, в журнале большая часть составляла стихотворные произведения. «Зритель» был органом «третьего сословия», антидворянским.

1792г. – Победа французской революции => накал страстей, внутри страны неспокойно.

1792г. – Екатерина приказывает расследовать дело о типографии «Крылов и товарыщи». В типографии производится обыск и допрос. Некоторые произведения о которых было доложено были уничтожены до приезда полиции. После обыска за редакторами велось наблюдение.

1793-1794г. – выход «Санктпетербургского Меркурия». Журнал был продолжением «Зрителя», но был значительно более сдержан в вопросах социальных и политических.

1797г. – знакомство с князем Голицыным. Вскоре Крылов становится личным секретарем князя.

1800г. – Крылов пишет «шутотрагедию» «Подщипа» для любительского спектакля.

С 1805г. – Крылов начинает писать басни и вскоре становится известным баснописцем.

1812г. – Крылов поступает в Публичную библиотеку и прослужил там 29 лет. В его жизни больше ничего не менялось. Он стал бывать при дворе, получил пенсию от царя. Стал членом реакционной литературной организации «Беседа любителей русского слова».

1841г. – Крылов уходит в отставку.

1844г. – смерть Крылова.

«Зритель» (1792) – это уже полноценный литературный журнал, с характерной для журнала структурой – статьи, проза, стихи, рецензии. В «Зрителе» публикуется уже группа авторов – Крылов, Клушин и Плавильщиков. Общее направление издания было патриотическим, великорусским. Публиковались программные статьи Плавильщикова. Одна была озаглавлена «Нечто о врожденном свойстве душ российских» и посвящена творческой мощи русского народа. В ней писалось о русских самородках, назывались имена Ломоносова, Кулибина и др. В статье «Театр» высказывалось настоятельное пожелание создать национальный исторический репертуар, темой драматических произведений сделать, например, деятельность Козьмы Минина. Обсуждались на страницах журнала вопросы воспитания, причем Крылов высказывался не только против модного воспитания, как его коллеги по редакции, но и против старинного дворянского воспитания. Сам Крылов опубликовал здесь несколько крупных сатирических произведений: «Ночи», «Каиб», «Похвальная речь в память моему дедушке», «Речь, говоренная повесой в собрании дураков» и др. Эти произведения, в частности, содержали саркастические замечания по поводу сказок, которые «обманывают … приятнее», нежели религия, по поводу веры в чудеса и необходимости скептицизма по отношению к невероятностям. (тоже из реферата по истории журналистики)

В журнале «Зритель» были напечатаны восточная повесть «Каиб» и «Похвальная речь в память моему дедушке».