В саду было пусто. Только на полянке, за елками на весь сад весело стучал топор. Стучал да стучал. Читать...

Дача стояла у леса. Жоржик скоро-скоро позавтракал и побежал к грядкам. Вчера он с дворником посадил горох - надо было посмотреть, не вылез ли он уже. Читать...

Кукла Нолли и паяц Пшик сидят на подоконнике и скучают. Девочка Катя, у которой они жили, обещала взять их сегодня гулять и не взяла - ушла с няней. Читать...

Над лесной полянкой кружился снежок. Завивал хороводы белых пчелок, пудрил взлохмаченные кусты можжевельника. Пухло и мягко, волнистыми валами ложился у подножья молчаливых заиндевевших берез. Читать...

Кот Грымза, солидный и умный зверь, совсем разочаровался в своей хозяйке. Читать...

Над океаном - три домика. Вытянулись по краю обрыва в ряд - зеленый, красный и серенький. Домики маленькие, затейливой, словно детской постройки; вокруг каждого ограда из колючих тугих кустов кратегуса, в оградах игрушечные сарайчики и курятники. Читать...

Почему вы, мадемуазель, плачете? - спросил француз-городовой у маленькой девочки, стоявшей на перекрестке улиц под платаном в позе потерпевшей крушение мореплавательницы, выброшенной на необитаемый остров. Читать...

Так весело было в саду! Цвела черемуха, высоко в воздухе вздымая пенистые гроздья цветов. Сережки на березах уже отцвели, но сквозным кружевным шатром зыбилась на ветру молодая, еще изумрудная листва. Читать...

В лесной чаще дымился снежок. Сверху падала мелкая крупа, снизу над сугробами курилась снежная муть, ветер все перемешал, смесил - весь лес затянул мглистою белою пылью. Читать...

Люся легла в кроватку. На ночном столике аккуратно разложила свои любимые вещи: камушек с океана, безносую китайскую собачку и басни Крылова и, как всегда перед сном, стала думать о разных разностях… Читать...

Знаете ли вы, что такое «приготовишка»? Когда-то до войны так называли в России мальчуганов, обучавшихся в гимназиях в приготовительном классе. Читать...

Миша принес газету, положил ее передо мной и молча ткнул пальцем в удивившую его заметку. Читать...

Квартира возле Porta nomentana. Выше учительницы, выше штопальщика-портного, даже выше двух синьор, работниц с кустарной фабрики плетеной мебели. Читать...

Посреди Сены, от Pont de Grenelle до Pont de Passy, тянется узкая и высокая насыпь, затененная невысокими деревьями. Справа и слева бока крутыми мощеными откосами спускаются к воде. Читать...

Мама не совсем здорова, не выходит. Читать...

Петя и Вовка никак не могут опомниться. Младшая сестренка заболела скарлатиной, и мальчиков, сонных, отправили вечером к дяде в подгородное именьице. Как ни таращили они в бричке глаза, ничего не было толком видно: то ли кусты по бокам дороги торчат, то ли медведи на дыбки подымаются, маленькими мальчиками хотят поужинать.

Как я заблудился

Карандаш дрожит в моих зубах… Ах, что случилось! В кинематографе это называется «трагедия», а по-моему, еще хуже.

Мы вернулись из Парижа на пляж, и я немножко одурел. Носился мимо всех кабинок, прыгал через отдыхающих дам, обнюхивал знакомых детей - душечки! - и радостно лаял. К черту зоологический сад, да здравствует собачья свобода!

И вот… допрыгался. Повернул к парку, нырнул в какой-то зеленый переулок, попал в чужой огород - растерзал старую туфлю, оттуда в поле, оттуда на шоссе - и все погибло! Я заблудился… Сел на камень, задрожал и потерял «присутствие духа». До сих пор я не знал, что такое это «присутствие»…

Обнюхал шоссе: чужие подметки, пыль, резина и автомобильное масло… Где моя вилла? Домики вдруг стали все одинаковые, дети у калиток, словно мыши, сделались похожи друг на друга. Вылетел к морю: другое море! И небо не то, и берег пустой и шершавый… Старички и дети обдирали со скалы устриц, никто на меня и не взглянул. Ну, конечно, идиотские устрицы интереснее бездомного фокса!

Песок летит в глаза. Тростник лопочет какой-то вздор. Ему, дураку, хорошо, - прирос к месту, не заблудится… Слезы горохом покатились по морде. И ужаснее всего: я голый! Ошейник остался дома, а на ошейнике мой адрес. Любая девчонка (уж я бы устроил!) прочла бы его и отвела меня домой. Ух! Если бы не отлив, я бы, пожалуй, утопился… Примечание: и был бы большой дурак, потому что я все-таки отыскался.

* * *
Перед желтым забором у палисадничка прислонился к телеграфному столбу и опустил голову. Я видел на картинке в такой позе заблудившуюся собачку, и поза эта мне очень понравилась.

Что ж, я не ошибся. В калитке показалось розовое пятно. Вышла девочка (они всегда добрее мальчиков) и присела передо мной на дорожке.

Что с тобой, собачка?

Я всхлипнул и поднял правую лапку. Понятно и без слов.

Заблудилась? Хочешь ко мне? Может быть, тебя еще и найдут… Мама у меня добрая, а с папой справимся.

Что делать? Ночевать в лесу… Разве я дикий верблюд? В животе пусто. Я пошел за девочкой и благодарно лизнул ее в коленку. Если она когда-нибудь заблудится, непременно отведу ее домой…

Мама! - запищала она. - Мамочка! Я привела Фифи, она заблудилась. Можно ее пока оставить у нас?

О! Почему Фифи?! Я Микки, Микки! Но я, у которого такие прекрасные мысли, не могу ведь и полслова сказать на их человеческом языке… Пусть. Кто сам себе яму копает, тот в нее и попадает…

Мама надела пенсне (будто и без пенсне не видно, что я заблудился!) и улыбнулась:

Какая хорошенькая! Дай ей, дружок, молока с булкой. У нее очень порядочный вид… А там посмотрим.

«У нее»… «У него», а не «у нее»! Я же ведь мальчик. Но ужасно хотелось есть, надо было покориться.

Ел я не торопясь, будто одолжение им делал. Вы угощаете? Спасибо, я съем. Но, пожалуйста, не подумайте, что я какой-нибудь голодный бродячий пес.

Потом пришел папа. Почему эти папы всюду суют свой нос, не знаю…

Что это за собака? Что у тебя, Лили, за манера тащить всех зверей к нам на виллу? Может быть, она чахоточная… Пойди, пойди прочь отсюда! Ну!

Я? Чахоточная?

Девочка расхныкалась. Я с достоинством сделал шаг к калитке. Но мама строго посмотрела на папу. Он был дрессированный: фукнул, пожал плечами и пошел на веранду читать свою газету. Съел?

А я встал перед мамой на задние лапки, сделал три па и перепрыгнул через скамеечку. Гоп! Вперед, тур вокруг комнаты и назад…

Мамочка, какой он умница!

Еще бы. Если бы я был человеком, давно бы уже профессором был.

* * *
Новый папа делает вид, что меня не замечает. Я его - тоже… Во сне видел Зину и залаял от радости: она кормила меня с ложечки гогель-могелем и говорила: «Ты мое сокровище… если ты еще раз заблудишься, я никогда не выйду замуж».

Лили проснулась - в окне белел рассвет - и свесила голову с кроватки.

Фифи! Ты чего?

Ничего. Страдаю. Кошке все равно: сегодня Зина, завтра Лили. А я честная, привязчивая собака…

Второй день без Зины. К новой девочке пришел в гости толстый мальчик - кузен. У собак, слава богу, кузенов нет… Садился на меня верхом, чуть не раздавил. Потом запряг меня в автомобиль, а я уперся! Собаку? В автомобиль?! Тыкал моими лапами в пианино. Я все снес и из вежливости даже не укусил его…

Лилина мама меня оценила и, когда девочка опрокинула тарелку с супом, показала на меня:

Бери пример с Фифи! Видишь, как она осторожно ест…

Опять Фифи! Когда что-нибудь не нравится, говорят: «фи!» Фи-фи, значит, когда совсем не нравится? Придумают же такое цыплячье имя… Я нашел под шкапом кубики с буквами и сложил: «Микки». Потянул девочку за юбку - читай! Кажется, ясно. А она ничего не поняла и кричит:

Мама! Фифи умеет показывать фокусы!

Хорошо. Дай ему шоколаду.

Ах, когда же, когда же меня найдут? Побежал даже в мэрию. Быть может, Зина заявила туда, что я потерялся. Ничего подобного. На пороге лежала лохматая дворняжка и зарычала:

Р-рав! Ты куда, бродяга, суешься?

Я?! Бродяга?! Мужик ты несчастный!..

Счастье твое, что я так воспитан, что с дворнягами в драку не лезу…

* * *
«Гора с плеч свалилась»… Куда она свалилась, не знаю, но, словом… я нашелся!

Лили вышла со мной на пляж. И вдруг вдали лиловое с белым платьице, полосатый мяч и светлые кудряшки. Зина!!

Как мы целовались, как мы визжали, как мы плакали!

Лили тихонько подошла и спросила:

Это ваша Фифи?

Да! Только это не Фифи, а Микки…

Ах, Микки! Извините, я не знала. Позвольте вам ее передать. Она заблудилась, и я ее приютила.

А у самой в глазах «трагедия».

Но Зина ее утешила. Поблагодарила «очень-очень-очень» и обещала приходить со мной в гости. Они подружатся, уж я это по глазам заметил.

Я, разумеется, послужил перед Лили и передние лапки накрест сложил: мерси! Очень-очень-очень…

И пошел, сконфуженный, за Зиной, ни на шаг не отходя от ее милых смуглых ножек.

Микки.

В цирке

У нашего вокзала появились длинные дома на колесах. Не то фургоны, не то вагоны. Красные, с зелеными ставенками, над крышей труба, из трубы дым. На откидной ступеньке одного дома сидел карлик с огромной головой и красными глазами и мрачно курил трубку. А в глубине двора тоже вагоны-дома, но с решетками, и пахло от них густо-прегусто зоологическим садом.

На афишах чудеса… Три льва прыгают через укротительницу, а потом играют с ней в жмурки. Морж жонглирует горящей лампой и бильярдными шарами. Морж - такой неповоротливый дурак… кто бы подумал! Знаменитый пудель Флакс решает задачи на сложение и вычитание… Важность какая… Я и делить и умножать умею… Однако в знаменитости не лезу. Мисс Каравелла исполнит на неоседланном жеребце джигу - матросский танец. Негр Буль-Пуль… Стоп! Не надо забегать вперед, Микки, а то совсем запутаешься - что это за собачья привычка такая!

* * *
Зинин папа взял нам ложу: мне и Зине. Ложа - это такая будка, вроде собачьей, но без крыши. Обита красным вонючим коленкором. Стулья складные и жесткие, потому что цирк походный.

Оркестр ужасный! Я вообще музыки не выношу, особенно граммофона. Но когда один, скелет, плюет в флейту, а другой, толстяк, стоймя поставил огромную скрипку и ерзает по ней какой-то линейкой, а третий лупит палками по барабану, локтями о медные линейки и ногами в большой пузатый бубен, а четвертая, лиловая курица, разъезжает взад и вперед по пианино и подпрыгивает… О! «Слуга покорный», как говорит Зинин холостяк-дядя, когда ему предлагают жениться.

Клоуны - просто раскрашенные идиоты. Я думаю, что они напрасно притворяются, будто они нарочно идиоты, наверно, такие и есть. Разве станет умный человек подставлять морду под пощечины, кататься по грязным опилкам и мешать служителям убирать ковры? Совсем не смешно. Одно мне понравилось: у того клоуна, у которого сзади было нарисовано на широких штанах солнце, чуб на голове вставал и опускался… Еще ухо, я понимаю, но чуб! Очень интересный номер!

Жеребец толстяк, а что он неоседлан, совсем неважно. У него такая широкая спина, даже с выемкой, что пляши на ней, как на хозяйской постели, сколько хочешь. Прыгал он лениво. Словно вальсирующая корова… А мисс Каравелла все косилась трусливо на барьер и делала вид, что она первая наездница в мире. Костюм славненький: вверху ничего, а посредине зеленый и желтый бисер. А зачем она так долго ездила? Жеребец под конец так вспотел, что я расчихался… Неинтересно.

Потом поставили круглую решетку, подкатили к дверям клетку, и вышли львы. Вышли… и зевают. Хорошие дикие звери! Зина немножко испугалась (девчонка!), но ведь я сидел рядом. Чего же бояться? Львы долго не хотели через укротительницу прыгать: уж она их упрашивала, и под шейкой щекотала, и на ухо что-то шептала, и бичом под брюхо толкала. Согласились - и перепрыгнули. А потом завязала им глаза белыми лентами, взяла в руки колокольчик и стала играть с ними в жмурки. Один лев сделал три шага и лег. Другой понюхал и пошел за ней… Обман! Я сам видел - у нее в руке был маленький кусочек мяса… Неинтересно!

Выходило еще голландское семейство эквилибристов. Папа катался на переднем колесе велосипеда (отдельно!), мама на другом колесе (тоже отдельно!), сын скакал верхом на большом мяче, а дочка каталась на широком обруче задом наперед… Вот это здорово!

Потом летали тарелки, ножи, лампы, зонтики, мальчики и девочки. Ух! Я даже залаял от радости. А под конец все семейство устроило пирамиду. Внизу папа и мама, на плечах две дочки, у них на плечах мальчик, у него на плечах собачка, у собачки на плечах… котенок, а у котенка на плечах… воробей! Трах! И все рассыпалось, закувыркалось по ковру и убежало за занавеску… Браво! Бис! Гав-гав-гав!

* * *
В антракте было еще веселей. Антракт - это когда одно кончилось, а другое еще не началось. И вот взрослые с детьми постарше пошли за занавеску смотреть лошадей и прочих млекопитающих, а самые крошечные дети вылезли из всех лож и углов на арену и устроили свой собственный цирк.

Девочка с зеленым бантом изображала дрессированную лошадь и на четвереньках гарцевала по барьеру: голова набок, а сама все правой ножкой брыкала. Мальчишки, конечно, были львами, и, пожалуй, свирепее настоящих - рычали, плевались, кусались и бросали друг в дружку опилками. Двое даже подрались - один другого шлепнул - шлепают же клоунов, - а тот ему сдачи… И оба заревели, совсем уж не по-клоунски… А я носился по всей арене и хватал их всех (шутя, конечно!) за коленки.

Вышел карлик в сиреневом сюртучке с медными пуговицами и зазвонил в колокольчик. Дзинь-дзинь! Долой с арены - представление продолжается! Один из «львов», совсем еще маленький мальчик, ни за что не хотел уходить. И пришла его мама из ложи, взяла льва на руки, шлепнула и унесла на место. Вот тебе и лев!

* * *
Морж - молодец. Вернусь на нашу виллу и непременно попробую жонглировать горящей лампой. У меня, правда, не такой широкий нос… Ну, что ж, возьму маленькую лампочку…

Я побежал за занавеску: оказывается, у моржа в загородке есть цинковая ванна, а после представления ему дают живую рыбу, бутерброд с рыбьим жиром и рюмку водки. Здорово!

Да, что я еще заметил! Под края циркового шатра подлезают бесплатные мальчишки и смотрят на представление… А карлик бегает кругом и хлопает их прутом по пяткам.

Негр Буль-Пуль вроде сумасшедшего. Играл на метле «марш пьяных крокодилов», аккомпанировал себе на собственном животе, а ногами выделывал такие штуки, точно у него было четыре пары лап… И пахло от него корицей и жженой пробкой. Фи!

Потом вышел «факир». Факир - это человек, который сам себя режет, а ему даже приятно, и кровь не идет. Он себя, должно быть, замораживает перед представлением. Проткнул себе губы вязальной спицей, под мышку вбил гвоздь… Я даже отвернулся. Нервы не выдержали… А самое ужасное: он взял у толстого солдата из публики никелевые часы, проглотил их, только кончик цепочки изо рта болтался, - и попросил публику послушать, как у него в груди часы тикают. Ужас! Кожа по морозу подирается!

Кажется, все. На закуску вылетела на арену крохотная мохнатая лошадка с красной метелкой над головой и с колокольчиками. Я и не знал, что есть такая порода лошадиных болонок! Она так чудесно прыгала сквозь обруч, становилась на задние лапки и брыкалась, что Зина пришла в восторг. Я тоже.

Удивляюсь, почему Зинин папа не купит ей такую лошадку… Запрягли б мы ее в шарабанчик и катались по пляжу. Это тебе не на осле черепашьим шагом топтаться!.. И все бы очень удивлялись, и я бы получал много сахару…

«Кто едет?» - «Микки с Зиной!»

«Чья лошадка?» - «Миккина с Зиной!»

Чудесно!

Устал. Больше не могу… Вот сейчас только подпишусь и побегу на пляж играть в цирк. Бум-бум!

Знаменитый укротитель догов и бульдогов,
эквилибрист и наездник
фокс Микки.
.................................................................................................
Copyright: Чёрный Саша для детей, школы и школьников

В доме никого нет. Во все щели дует собачий ветер (почему собачий?). Вообще, ветер дурак: дует в голом парке, а там и сорвать нечего. На дворе еще кое-как с ним справляюсь: стану спиной к ветру, голову вниз, ноги расставлю – и «наплевать», как говорит садовник. А в комнате никуда от этого бандита не спрячешься. Врывается из-под двери, сквозь оконные щелочки, сквозь каминную дыру, и так пищит, и так скулит, и так подвывает, точно его мама была собакой. Ни морды, ни глотки, ни живота, ни зада у него нет. Чем он дует – понять не могу…

Забираюсь под диванную подушку, закрываю глаза и стараюсь не слушать.

Отдал бы полную чашку с овсянкой (ужасная гадость!), если бы мне кто-нибудь объяснил, зачем осень, зачем зима? В аллее такая непроходимая грязь, какую я видал только под носорогом в зоологическом саду. Мокро. Голые ветки хлопают друг о друга и чихают. Ворона, облезшее чучело, дразнится: кра! – почему тебя не взяли в город?

Потому что сам не захотел! А теперь жалко, но держусь молодцом. Вчера только поплакал у камина, очень уж гадко в темноте и сырости. Свечку нашел, а зажечь не умею. У-у-у!

Скребутся мыши. Хотя фоксам это не полагается, но я очень люблю мышей. Чем они виноваты, что они такие маленькие и всегда хотят есть?

Вчера один мышонок вылез и стал катать по полу прошлогодний орех. Я ведь тоже люблю катать все круглое. Очень хотел поиграть с ним, но удержался: лежи, дурак, смирно! Ты ведь большой, как слон, – напугаешь малыша, и он больше не придет. Разве я не умница?

Сегодня другой до того осмелел, что взобрался на диван и понюхал мою лапу. Я прикусил язык и вздрогнул. Тяф! Как я его люблю!

Вот только как их отличать одного от другого?..

Если кошка посмеет их тронуть, я ее загоню на самую высокую елку и целый день сторожить буду… Гав! Дрянь! Ненавижу!..

Почему елки всю зиму зеленые? Думаю, потому, что у них иголочки. Ветру листья оборвать не штука, а иголочки – попробуй! Они тоненькие – ветер сквозь них и проходит, как сквозь решето…

К садовнику не хожу. Он сердится: почему у меня лапы всегда в грязи? В сабо мне ходить, что ли?

Ах, ах… Одна только радость – разыскал в шкафу позабытую сигарную коробку с карандашами, стянул в буфетной приходо-расходную книжку, и вот опять веду свой дневник.

Если бы я был человеком, непременно издавал бы журнал для собак!

До чего я исхудал, если бы вы знали. Зинина тетя была бы очень довольна, если бы была теперь похожа на меня. Она ведь все похудеть хочет. А сама целый день все лопает и затягивается.

Проклятый садовник и консьерж сговорились – съедают всю провизию сами, а мне готовят только эту ужасную овсянку. Дворовому псу дают большие кости и суп с черствым хлебом. Он со мной делится, но где ж мне разгрызть такую кость, когда она тверже утюга? А суп… Таким супом в бистро тарелки моют!

Даже молока жалеют, жадины! Молоко ведь дает корова, а не они. Уж я бы ее сам подоил: мы с ней дружны, и она мне всегда в глаза дышит когда я прибегаю в сарай. Но как я ее буду доить моими несчастными лапами?..

Придумал штуку. Стыдно очень, но что ж делать – есть надо. Когда дождь утихнет, бегаю иногда в соседнее местечко к знакомому бистровщику. У него по вечерам под граммофон танцы. Пляшут фокстрот. Должно быть, собачий танец.

Я на задние лапки встану, живот подтяну, верчусь и головой киваю.

Все пары и танцевать бросят… В кружок соберутся и хохочут так, что граммофона не слышно.

И уж такую порцию мяса мне закажут, что я еле домой добираюсь. Да еще телячью косточку в зубах принесу на завтрак…

Вот до чего ради голода унижаться приходится!

Жаль только, что нет другой маленькой собачки. Мы бы с ней танцевали вдвоем и всегда были сыты.

Надо записать все свои огорчения, а то потом забуду.

Петух ни с того ни с сего клюнул меня в нос. Я только подошел поздороваться… Зачем же драться, нахал горластый?! Плакал, плакал, сунул нос в корытце с дождевой водой и до вечера не мог успокоиться…

Зина меня забыла!

В мою чашку с овсянкой забрался черный таракан, задохся и утонул. Какая мерзость! Птицы, кроме петухов, туда-сюда; кошки – гадость, но все-таки звери. Но кому нужны черные тараканы?!

На шоссе чуть не попал под автомобиль. Почему он не гудел на повороте?! Почему обрызгал меня грязью?! Кто меня отмоет? Ненавижу автомобили! И не по-ни-ма-ю…

Зина меня забыла!

Спугнул в огороде дикого кролика и налетел на колючую проволоку. Уй-ю-юй, как больно! Зина говорила, что, если порежешься ржавым железом, надо сейчас же смазаться йодом. Где я возьму йод? И йод ведь щиплет – я знаю…

Мыши проели в моем дневнике дырку. Никогда больше не буду любить мышей!

Зина меня забыла…

Сегодня нашел в бильярдной кусочек старого шоколада и съел. Это, правда, не огорчение, а радость. Но радостей так мало, что не могу же я для них отдельную страницу отводить.

Одинокий, несчастный, холодный

и голодный фокс Микки

Не легко вспоминать любое прошлое, тем более неприятное.

Унылыми, ледяными утрами, когда в пять утра идешь и три фонаря в линию - все что помнишь из дня. Я выходил на остановку годами - на работу ехать.

Осень и весна в пять утра это зима. А зимой это еще и плясать нужно от ужаса ночи.

И всегда меня на остановке провожал бродячий пес Черный.

Я так его звал. Каждый бродячую собаку зовет по своему. Дворовую, всехнюю, ну и не совсем бродячую-то выходит.

Когда пес слышал мои шаги в ночи, он вылезал из подвала, вставал с теплого канализационного люка и шел ко мне, вертя хвостом и чихая. Зевал и тянулся.

В любой день, когда я куда-то шел по поселку, то это была моя черная крыша - он всегда шел впереди медленно и глядя по сторонам.

Не вздумайте его тронуть (говорил он про меня) - это мой.

Это мое - это мой хозяин - говорил Черный - потому что ему очень хотелось иметь хозяина - как такого, наверное, которого он когда-то имел.

Не все бесплатно и дружба наша началась не на ровном месте. Я кормил его вечерами, возвращаясь с работы.

Кормил у палатки сосисками из туалетной бумаги, как и других собак. Понемножку- что бы хоть как-то. Но Черный всегда думал, что я кормлю его одного.

Наверное потому и провожал на работу в пять утра.

Черный был профессиональный нищий. До вечера он с палатки получал наверное килограмма два сосисок и рыгать уже ими не мог. Но мою как-то ел.

И он все равно провожал меня утрами.

Взять домой я собаку не мог - была и есть и были свои домашние собаки и кошки.

Есть закон дворника-пса - пока он спит на снегу, боец, перебивается с корки на корку - это самое живучее существо.

Дворняжка уличная никогда не привитая от болезней, попав в изнеженные условия дома, мгновенно заболевает всеми болезнями и гибнет.

Ну да... это мои оправдания.

Бродячие собаки из моего поселка исчезали периодически - их или увозили живодеры или стреляли х_хантеры или травили или пристраивали благообразные старушки.

Черный исчез, как годом ранее исчез Рыжий или Обалдуй слюнявый или сука Коротконожка.

Прошло наверное более года.

Мне нужны были опилки. В них оказывается сажают огурцы. Мама не смогла найти опилки. Я нашел - теперь мы ищем марганцовку.

Но марганцовка предмет "тиракта" и потому была годами запрещена к продаже.

Потом по пизыречку.

Там овощевод - гений Ганичкина варила опилки в марганцовке.

Я ею всегда санье мыл кошачье и собачье. Это лучше всего снимает запах мочи - советую.

Поехал я за опилками на пилораму - на старое место - которое когда-то было.

Маму обидели - заборы построили… да и старенькая она - ну надо опилки значит -нада…

Там правда заборов огого…

Приехал- постучался - вошел - лучше всего идти к простым людям.

Разрешили - иди в цех - там можно набрать пакет опилок.

Неее. Конечно можно купить в Зоомагазине по 200 р за пакет… Но я же как-то деревня…

И тут при входе в цех на меня вылезают большущих и маленьких воинов собачьего племени штук 5 и все с клыками и рычат.

В этот момент - я должен отметить - бежать не могу - я на костылях.

Я думаю - хорошо у меня палки то в руках - щас начну бить…

Из пыльного угда вылезает коренастый, в опилках и пыли черный пес и всех строит.

Все псы сели - утробное рычание..

Я там было начал орать - мужики…!!!... Там на раме - меня тут щас или я их…

Немая сцена - люди - как работали так часть и работает - часть смотрит на меня в кольце собак…

Ко мне идет мой любимый Черный!!!

И нюхает меня и трется мне мордой о ладонь…

Опилок дали. Провожала кавалькада. Черный, черная сука, непонятного цвета смешной и добрый щенок, которому черный разрешал ехать сверху…

Остальные не пошли - может у них гранаты не той системы, а может свой праздник..