Сборник идеальных эссе по обществознанию. Я роюсь памятью в старье…

Событий и приключений в этой биографии хватит на три-четыре жизни - но Гиляровскому никогда не было достаточно. Он не умел сидеть на месте: срывался и ­куда-то мчался, где-то пропадал, а потом являлся с очередным сенсационным репортажем. Воевал, выступал в цирке, работал в театре, все знал, все видел, дружил и с разбойниками, и с поэтами-символистами. Сворачивал ложки штопором и сгибал кочергу. От таких баснословных героев обычно остаются только легенды - мол, были люди в наше время, богатыри, не вы. Гиляровский оставил нам куда больше.

Он сам с удовольст­вием создавал о себе легенды - начиная с обстоятельств рождения: приписал себе два лишних года и придумал запорожских предков. Два лишних года, вероятно, нужны были по причине излишней молодости: он сбежал из дома 15-летним, может быть, поэтому в его документах по­явился 1853 год рождения вместо 1855-го. А запорожские предки ему были совершенно необходимы по складу его души.

Казачество это Гиляровский в себе культивировал, даже одевался казаком и носил особые усы, пышные и вислые; Репин писал с него казака для картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», скульптор Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на памятнике Гоголю. Разумеется, дед такого человека просто обязан был быть «черноморским казаком», сыном запорожца, который «после разгрома Сечи в 1775 году Екатериной ушел на Кубань». Об этом Гиляровский пишет в автобиографической повести «Мои скитания». Там же он говорит, что отец его был помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева в Вологодской губернии; «черноморский казак» был управляющим, на дочери которого отец и женился. Вологодские краеведы, однако, выяснили, что отцом Гиляровского был канцелярский чиновник при приставе, а женился он на дочери калязинского мещанина. Но это, конечно, не очень эффектно.

Недаром Чехов говорил, что Гиляровский или на триста лет опоздал родиться, или на сто лет поторопился. Пожалуй, представить себе 60-летнего дядю Гиляя нашим современником почти невозможно, а вот где-нибудь в глубинах истории он прекрасно бы себя чувствовал: скакал бы на коне, рубился с турками или поляками, разбойничал бы в лесах. Его всю жизнь именно к этому и тянуло - к степному простору, к Волге, к таинственным «станицам», а проще говоря - разбойничьим шайкам. Пожалуй, больше всего своими изгибами биографии он похож на Ивана Флягина, лесковского очарованного странника, однако нет в нем ни флягинской «очарованности», ни трагического надлома, ни духовных поисков - одна только любовь к жизни, буйное молодечество да та самая богатырская силушка, которая еще былинного Василия Буслаева распирала, заставляя чудить. Впрочем, энергия Гиляровского обычно чудесным образом направлялась в мирное русло.

Биографию свою он сам рассказал в красках, пересказывать неинтересно: любой пересказ сводится к перечислению, к череде глаголов, как в стихах для детей младшего школьного возраста. Может быть, он и был таким большим ребенком: минимум размышлений и поисков смысла жизни, максимум действия, приключений, подвигов. И взгляд на жизнь у него тоже был детский - открытый, принимающий, веселый.

Он успел побывать на самом гадостном дне русской жизни, извозиться в нечеловеческой грязи, провонять трупной вонью в самом прямом смысле слова - и не спиться (пить мог стаканами и не пьянел), не сойти с ума, не озвереть, а сохранить жизнерадостное любопытство и любовь к жизни. Некрасову одни только бурлацкие песни выматывали душу, Горький о том самом дне написал мучительную философскую драму, Леонид Андреев о войне написал жутчайший «Красный смех», а Гиляровский из огня, воды и медных труб вышел невредимым, здоровым и счастливым. И с таким аппетитом и удовольствием обо всем этом рассказал - вот хоть бросай все и иди в бурлаки, на Хитровку, в степные табунщики или пластуны.

Укрощение озорства

Душевное здоровье у него было завидное: там, где нормальный русский писатель видел невообразимую, с ума сводящую бездну страдания, Гиляровский сохранял присутствие духа и чувство юмора. Даже когда он отправился добровольцем на русско-турецкую войну, то и война для него оказалась нестрашной: «Переживания мог писать глубокий Гаршин, попавший прямо из столиц, из интеллигентной жизни в кровавую обстановку, а у меня, кажется, никаких особых переживаний и не было. Служба в полку приучила меня к дисциплине, к солдатской обстановке, жизнь бурлацкая да бродяжная выбросила из моего лексикона слова: страх, ужас, страдание, усталость, а окружающие солдаты и казаки казались мне скромными институтками сравнительно с моими прежними товарищами <…>. На войне для укрощения моего озорства было поле широкое. Мне повезло с места, и вышло так, что война для меня оказалась приятным препровождением времени, напоминавшим мне и детство, когда пропадал на охоте с Китаевым, и жизнь бродяжную». Гаршин для него - столичный интеллигент. Молодой Чехов кажется Гиляровскому «слабым и хрупким», а в Чехове было 182 сантиметра росту. Героями молодого Гиляровского, в чем он сам признается, были брутальный матрос Китаев и загадочный атаман Репка.



Гиляровский постоянно гонится за новыми впечатлениями, за яркими ощущениями. Жизнь его хаотична, лишена всякого планирования и подчинена сию­минутному желанию, импульсу, стремлению. Он говорит об этом - кисмет (турецк. «судьба». - Прим. авт.). Профессия репортера оказалась для него подходящей именно поэтому: каждый день в дорогу, каждый день непредсказуем, каждый несет новые приключения и новые встречи. Даже когда он был уже немолод, по городу на извозчике ездил без всякой цели: езжай прямо, теперь поверни налево, теперь направо… а вот теперь стой. Что-то случилось, что-то привлекло внимание… Михаил Чехов вспоминал, как Гиляровский повез его вечером на извозчике провожать на Сретенку, но велел сворачивать к вокзалу, на вокзале потащил на перрон, а с перрона втащил за руку в отправляющийся поезд и увез к себе на дачу на ночь глядя.

Удивительно, что при таком душевном устройстве он ни разу не свернул на криминальную дорожку. В юности он порывался уйти с бурлаками в разбойничью «станицу», да помешала судьба-кисмет; арестантом был лишь случайно, да ушел, ударил жандарма в лицо кулаком - и это осталось без последствий… Судьба вмешивалась и иначе, когда приходилось бросать теплый дом, крышу над головой, хорошее место, только чтобы не попадаться на глаза кому-то из другой пьесы, другой жизни, тому, кто помнит нынешнего торговца лошадьми арестантом, нынешнего пожарного - юнкером… Он и жизнь так прожил - играя в разных пьесах то пожарного, то военного, то рабочего, то обитателя ночлежки…

Среди его знакомых было немало преступивших черту закона - но сам он удерживался на этой опасной грани, никогда не заступая слишком далеко за черту. Исследовать криминальный мир ему было интереснее, чем обитать в нем; недаром во всех своих похождениях он брал себе псевдоним - представлялся Алешей Ивановым бурлакам и на белильном заводе, выступал в цирке как Алексис - чтобы не позорить фамилию. Но, собственно, обо всем по порядку.

Озорник и безобразник

Когда Володя был еще маленьким, семья его переехала из дикой лесной глуши в Вологду. Там, в Вологде, умерла от простуды его мать. Мальчику было 8 лет. Ничего, кроме имени матери и времени ее смерти, Гиляровский о ней не рассказывает. Об отце тоже говорит мало. Отец в его воспоминаниях всегда его поддерживает и о нем заботится. Отец был тоже чрезвычайно силен физически: когда мальчик научился сгибать монеты, отец разогнул монету и сказал, что за порчу монеты полагается каторга. Однажды, уже взрослым, Гиляровский из чистого озорства завязал узлом кочергу, а отец сердито заметил, что нечего портить хорошие вещи, и кочергу развязал - похожая сцена есть в «Пестрой ленте» Конан Дойла, кстати. Тем не менее согнутые монеты, скрученные штопором чайные ложки и завязанные узлом кочережки стали визитной карточкой Гиляровского, а жена его замучилась докупать ложки взамен ­испорченных.

В своих воспоминаниях Гиляровский гораздо больше внимания уделяет своему воспитателю, матросу Китаеву. На самом деле его звали Василием Юговым, и прозвище свое он получил потому, что побывал в Японии и Китае. О матери в «Моих скитаниях» - два упоминания, о матросе Китаеве - более тридцати. Вот какая нянька была у этого мальчика: «Это был квадратный человек, как в ширину, так и вверх, с длинными, огромными обезьяньими ручищами и сутулый. Ему было лет шестьдесят, но десяток мужиков с ним не мог сладить: он их брал, как котят, и отбрасывал от себя далеко, ругаясь неистово не то по-японски, не то по-китайски, что, впрочем, очень смахивало на некоторые и русские слова. Я смотрел на Китаева, как на сказочного богатыря, и он меня очень любил, обучал гимнастике, плаванию, лазанью по деревьям и некоторым невиданным тогда приемам, происхождение которых я постиг десятки лет спустя, ­узнав тайны джиу-джитсу».

Со временем, когда отец снова женился, мачеха и ее сестры пытались как-то воспитывать мальчика, но им это не особенно удалось: Володя пропускал мимо ушей их замечания и отчаянно безобразничал. Среди особенно запоминающихся случаев его озорства - история с золоченой собакой. Он купил сусального золота и вызолотил старой собаке Жужу, которая принадлежала гостье-баронессе, «то, что обычно собакам не золотят». Собака прибежала к гостям и стала перед ними слизывать золото. Мальчика выпороли в старой беседке, причем одна из теток добавила к розгам крапивы. Мстительный Володя разобрал крышу в этой беседке и вечером, когда тетка уединилась там с женихом-офицером, вывалил на них через дыру в крыше целую корзину наловленных лягушек. Примечательно в этой истории, пожалуй, то, что тетка и жених никому об этом не сказали - и что именно лягушки стали залогом их семейного счастья.

Гимназия, в которую отдали Гиляровского, была довольно передовой и либеральной по российским меркам. Мальчик учился неплохо, но ему совершенно не давалась математика, из-за которой он однажды остался на второй год. Впрочем, куда больше гимназии его интересовал местный театр и цирк; один из циркачей, «араб-кабил» (на самом деле русский), оказался его соседом и стал учить его цирковым трюкам вместе со своим сыном. Володя, от природы сильный и крепкий, да еще натренированный матросом Китаевым, учился этим премудростям куда лучше, чем сын «араба-кабила», но никому этого своего умения не показывал.

Среда, в которой рос юный Гиляровский, была пропитана передовыми идеями; среди вологодских знакомых семьи было немало нигилистов и стриженых курсисток. Володю за его недюжинную силу прозвали «Никитушкой Ломовым»; подросток заинтересовался прозвищем, а затем книгой, из которой оно взято, - и сам написал, что именно под влиянием «Что делать?» Чернышевского бежал из дома в бурлаки.

Алеша Бешеный

Он отправился в Ярославль - без паспорта, назвавшись Алексеем Ивановым, и напросился к бурлакам в ватагу. Шел 1871 год, парню было всего 15, на Волге бушевала холера. Труд был тяжелый, еда скудная, но ему все казалось прекрасно. И работа по силам - бурлаки прозвали Гиляровского Алешей Бешеным: его сил хватало еще и на то, чтобы после тяжелой работы куролесить, прыгать, кувыркаться. И люди интересные, и лапти такие удобные. И главное, бурлаки рассказывают такие удивительные истории про разбойников, про Стеньку Разина, про атамана Репку, который летом бурлачит, а зимой ведет «станицу» свою на разбой и прячется у раскольников. Эта вольная жизнь так прельщала юношу, что он чуть не сорвался в «с

таницу», да атамана Репку, к которому он собрался, арестовали. Гиляровский стал крючником - грузчиком в порту. Оттуда написал домой, что жив-здоров, работает и к зиме при­едет. Отец не стал ждать, приехал забрать блудного сына домой, но по дороге - кисмет! - Гиляровские познакомились с капитаном Егоровым, который предложил юноше поступить в военное училище. «Кисмет» - это капитана Егорова словцо.

Сначала все складывалось хорошо. После первого года обучения и летних лагерей Гиляровского отправили в Московское юнкерское училище. Из него молодой юнкер вылетел по глупой случайности: возвращаясь из увольнения в подпитии, заметил брошеного в парке ребенка и взял его с собой в училище, чтобы успеть к вечерней поверке, а потом сдать его в полицию. Ротный командир заметил, что от юнкера пахнет спиртным. Слух о пьяном юнкере, явившемся на поверку с ребенком, дошел до начальства, и Гиляровского на всякий случай из училища отчислили в полк. Он мог остаться в полку, но взыграло ретивое: хотел сбежать в Астрахань, поступить матросом на корабль, манили дальние страны, хотелось впечатлений - словом, из полка он уволился и только тогда стал думать, как жить дальше. Какое-то время продержался истопником в военной прогимназии, но оттуда бежал, чтобы не попасться на глаза знакомому

из прежней жизни. Поступил в пожарные, но бежал и оттуда по той же причине. Наконец, устроился на белильный завод, откуда прямая дорога была в могилу - но выдюжил, работал за себя и за старшего друга Ивана Иваныча, да еще дрова колол… Старик Иван Иваныч скоро умер, и только тогда Гиляровский узнал, что это и был легендарный атаман Репка, это с ним он делил нары.

С завода он тоже скоро ушел. Бродяжничал, мотался по стране, в Казани по ошибке попал под арест, но сбежал, высадив ночью оконную решетку в камере. Затем в Царицыне случайно нанялся вести персидских жеребцов в донские табуны - и там, в степи, казалось, нашел свое счастье, и потом еще много раз возвращался в степь, и писал о степи и конных заводах.

Новый поворот судьбы - и вот он в Ростове и принят в цирк: наездник Алексис, джигитовка и вольтижировка. Новый поворот: теперь он уже в Тамбове; в трактире бьют актеров, Гиляровский вступается, знакомится с актерами, его берут в труппу. Кончается театральный сезон, тянет на простор, тут встречается старый знакомый, казак, и Гиляровский едет с ним покупать лошадей.

Он просто живет, не строя планов, и радуется жизни, и никогда не знает, что будет завтра: кто встретится, куда позовет - он для всего открыт, в любую минуту готов сорваться с места и отправиться куда-то, за новыми впечатлениями и приключениями. Он реагирует на всякий случайный импульс, готов идти за первым, кто позовет, и бежать от первого, кто случайно встретится; он берется за любую работу и справляется с ней, он везде свой - «я всеми принят, изгнан отовсюду»… Он говорил о себе, что у него нет биографии - только отдельные сюжеты.

Он снова поступил в театр, на сей раз в Саратове, и встретил в нем свою первую любовь, актрису Гаевскую; их дружба - не любовь - трогательная дружба - началась с того, что Гиляровский надрал уши актеру, бесцеремонно попытавшемуся обнять Гаевскую.овый поворот судьбы - русско-турецкая война. Актер Гиляровский отправляется добровольцем в армию. В регулярной армии тоже не задержался - попал в охотничью команду, к пластунам - лазить по горам и брать в плен турецких часовых. «На эти операции посылали охотников самых ловких, а главное сильных, всегда вдвоем, а иногда и по трое. Надо снять часового без шума. Веселое занятие - та же охота, только пожутче, а вот в этом-то и удовольствие. Здесь некогда было задумываться и скучать, не то, что там, в лагерях, где по неделям, а то и по месяцам не было никаких сражений», - вспоминал писатель.

С войны Гиляровский пришел с Георгиевским крестом, навестил отца - и снова стал служить в театре, на сей раз в Пензе. В 1881 году актер Сологуб явился в Москву искать ангажемента и устроился в первый московский частный театр Анны Бренко.

Москва и москвич

С этого времени он уже постоянно жил в Москве, хотя и срывался бесконечно куда-то. Писал стихи - искренне считал себя поэтом, и его даже называли поэтом, но стихами его произведения могли считаться только на фоне общего упадка поэзии. Из всех поэтических потуг его в истории русской поэзии остался один экспромт: «В России две напасти: // Внизу - власть тьмы, // А наверху - тьма власти».

Все остальное - очень скучные, очень типичные для 1880-х годов стихи про родину, крестьян, волю вольную и прочее. Его темы - могучий Дон, казаки, Стенька Ра­зин - целая поэма о нем. С первой публикации стихотворения о Волге в «Будильнике» началось сотрудничество Гиляровского с московской мелкой прессой.

Начал работать он в «Русской газете», но очень быстро перешел в «Московский листок» и обнаружил, что оперативная репортерская работа - это его призвание: «Сил, здоровья и выносливости у меня было на семерых. Усталости я не знал. Пешком пробегал иногда от Сокольников до Хамовников, с убийства на разбой, а иногда на пожар, если не успевал попасть на пожарный обоз». Уже в первый год работы в «Московском листке» Гиляровский опубликовал сенсационный репортаж о пожаре на фабрике Морозова в Орехово-Зуеве. Затем были знаменитые репортажи с места крушения поезда под Кукуевкой и с давки на Ходынском поле, репортаж из подземного коллектора реки Неглинки - маршрут этой прогулки у московских диггеров и сейчас называется «тропой Гиляровского». И рассказы о московских трущобах. Свои публикации из трущоб Гиляровский собрал в книгу «Трущобные люди», и с ней произошла та же история, что и некогда с «Записками охотника»: опубликованные по отдельности, они спокойно проходили цензуру, но собранные вместе - оказались мощным обличительным документом, который цензура пропускать не решилась. Тираж «Трущобных людей» был сожжен, и это оказалась последняя сожженная книга в России.

Одним из первых московских друзей Гиляровского стал молодой доктор Чехов: «Мы с Антоном работали в те времена почти во всех иллюстрированных изданиях: «Свете и тенях», «Мирском толке», «Развлечении», «Будильнике», «Москве», «Зрителе», «Стрекозе», «Осколках», «Сверчке», - вспоминал Гиляровский. Чехов определил характер своего приятеля так: «Ты - курьерский поезд. Остановка пять минут. Буфет». Чеховские отзывы о Гиляровском встречаются во множестве писем - и везде Гиляровский вбегает, устраивает тарарам и убегает: «По-прежнему он влетает ко мне почти каждый вечер и одолевает меня своими сомнениями, борьбой, вулканами, рваными ноздрями, атаманами, вольной волюшкой и прочей чепухой, которую да простит ему бог»… «Что он выделывал, боже мой! Заездил всех моих кляч, лазил на деревья, пугал собак и, показывая силу, ломал бревна. Говорил он не переставая»… «В нем есть кое-что ноздревское, беспокойное, шумливое, но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нем совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам. Анекдоты рассказывает он непрерывно, носит часы с похабной панорамой и, когда бывает в ударе, показывает карточные фокусы…» Может быть, интеллигентская слабость и хрупкость - это только поза, маска, само­оборона Чехова от напора дяди Гиляя, которого он, впрочем, искренне любил и ценил. О творчестве Гиляровского Чехов отзывался совершенно справедливо: «Это человечина хороший и не без таланта, но литературно необразованный. Ужасно падок до общих мест, жалких слов и трескучих описаний, веруя, что без этих орнаментов не обойдется дело. Он чует красоту в чужих произведениях, знает, что первая и главная прелесть рассказа - это простота и искренность, но быть искренним и простым в своих рассказах он не может: не хватает мужества».

Общие места, жалкие слова и трескучие описания в прозе невыносимы, но в репортерской работе они были неизбежны.

«Люди в страшном испуге бросились к выходу»... «Ужасную картину представляло горящее здание»… «Несчастный задыхается в дыму и падает мертвым»... «Адская катастрофа»… «Ужасная могила»… Впрочем, репортажи Гиляровского точны и достоверны; описания живы и красочны, поговорить он успевает чуть не со всеми очевидцами, всегда лезет в самую гущу событий, на всякое место преступления попадает первым, всегда приносит эксклюзив.

Писатель

В 1884 году Гиляровский женился на тихой сироте Марии Мурзиной. Писал ей перед свадьбой: «Ты одна для меня всё на свете... Передо мной на столе, заваленном листами исписанной бумаги, стоит дорогая мне карточка с венком из колосьев и цветов на густой русой косе... И работается с удовольствием, с радостью». Эту фотографию он потом всю жизнь держал на рабочем столе. Жена создала для бешеного репортера уютный дом, где его всегда ждали и любили. Через год родился сын Алеша, потом дочь Надежда. Мария Ивановна терпела и долгие отлучки мужа, и его хождения по трущобам, откуда он притаскивал то скарлатину (заразился маленький сын), то тиф (заболела нянька). Алеша умер, не дожив до 2 лет; Надежда стала известной переводчицей.

Гиляровский успел поработать в рекламе (некоторое время возглавлял «Контору объявлений»), спортивным журналистом (издавал «Листок спорта», потом «Журнал спорта»). Дружил с Валерием Брюсовым. Однажды, заболев воспалением легких, решил, что умирает, и просил Брюсова, чтобы тот распорядился его творческим наследием. Брюсов сказал: «Вас придавит рухнувшим домом в городе или в степи грозой убьет». И впрямь - Гиляровский его пережил. Но кстати, когда скульптор Меркуров, ваявший гранитного Толстого, пообещал Гиляровскому памятник из метеорита - тот расхохотался: рано думать про памятник, я еще поживу! Беззлобно издевался над символистами и новым искусством вообще - печатно высмеивал «подбрюсков», перевесил картину на выставке «Ослиный хвост» вверх ногами, да так она там и провисела…

В первом десятилетии ХХ века у него вышло несколько книг: «На родине Гоголя. Исследования», «Были. Рассказы», «Шутки. Рассказы»; он уже не просто репортер - он писатель. И хотя его лучшие книги еще не написаны, Гиляровский совершенно необходим в этой среде - просто потому, что жаден до людей; они все ему интересны, он все про всех знает, ему с каждым есть о чем поговорить. С Толстым у него общие знакомые еще из времен «Казаков», Горькому он обрадовался как родному: «дивился, что нашелся большой художник, затронувший тот мир, в котором я так долго вращался»; «понимали друг друга с одного слова». Бунин считает его отличным знатоком Москвы. Без Гиляровского невообразим кружок «Среды» с его застольями, литературными разговорами и пением гимна «Недурно пущено»; он из тех людей, кто формирует среду - умную, доброжелательную среду, в которой только и возможно появление гениальных писателей.

В 1908 году Гиляровский с помпой отпраздновал 25-летие творческой деятельности; поздравлений ему прислали столько, что ответить всем лично он не мог, отвечал печатно, через «Русское слово», в котором в то время работал. Его все любили - не только за его удалое богатырство, но и за радушие, и за вечное стремление помочь нищей творческой братии - актерам, художникам, музыкантам, писателям. Он без конца посылал кому-то деньги, покупал неудачные картины студентов-художников, чтобы подкормить их, заботился о том, чтобы актеры не голодали - и требовал, чтобы им разрешили играть Великим постом; рассказывают, что мог выскочить на полном ходу из трамвая, заметив нуждающегося знакомого, чтобы дать ему денег. Когда кухарка его плакала, что у матери в деревне отнимут корову за недоимки, - Гиляровский лично приехал в деревню, чтобы расплатиться и сохранить ей корову.

Я роюсь памятью в старье…

Первую мировую постаревший Гиляровский принял без всякого восторга. Он был еще здоров и силен, но другу своему, актеру, рвавшемуся на фронт санитаром, написал: ну могу я порубать десяток немцев, и что? У нас другие задачи - мы должны быть санитарами духа. «У меня перо и помощь организациям натурой. У тебя - слово со сцены, с эстрады - великое слово, поднимающее дух, а страна побеждает не орудиями только, но и духом».

Февральскую революцию встретил, как и многие другие, восторженно; расхаживал по улицам в кожаной куртке с Георгиевским крестом на груди. Октябрьскую тоже принял - и искренне уверовал в то, что советская власть сможет принести те самые перемены к лучшему, которых он всю жизнь добивался пером. При советской власти он впервые опубликовал полностью свою поэму о Разине. Он приветствовал снос Хитрова рынка, которому посвятил столько времени, сил и печатных строк. Голодные и холодные послереволюционные годы подорвали его богатырские силы; он понимал, что уже стар. Он взялся за воспоминания: может быть, меняющийся облик Москвы подтолкнул его к этому: где тот Английский клуб? Где Охотный ряд? Книга «Москва и москвичи», вышедшая в 1926 году, была моментально раскуплена. И хотя автор искренне радовался тому, как меняется Москва, книга его кричала о любви к старой Москве, которую он знал как никто, и сохраняла эту старую ­Москву для всех, кто ее помнил и любил.

В том же, 1926 году импульсивно, по обыкновению, увидев, что рабочие поднимают люк на улице - Гиляровский решил повторить свое знаменитое путешествие по руслу Неглинки и полез в коллектор. В этот раз он там сильно простудился, тяжело заболел, начал глохнуть, ослеп на один глаз; глаз пришлось удалить… Былому молодечеству пришел конец.

Писатель Лидин рассказывал: «Трудно и упорно поддавался времени этот человек. Он дрался со старостью. Он отпихивал ее своими все еще крепкими руками бывшего борца. Семидесятилетний, он любил дать пощупать свои мускулы: он был действительно еще очень силен... Весь московский, с московским говорком, с табакеркой, в которой нюхательный табак изготовлен по его рецепту (московские будочники любили нюхать табак), Гиляровский в нашей современности казался выходцем из прошлого, навсегда ушедшего мира».

Сейчас его главным делом стали воспоминания: в конце концов он столько помнил и знал, что рассказывать об этом можно было еще целую жизнь. Он и рассказывал - о своей жизни, о знакомых писателях, о театре, о газетной среде…

Писательский талант Гиляровского не особенно велик, никаких открытий он не сделал ни в поэзии, ни в прозе, но помимо неимоверной памяти у него был счастливый талант жить весело, щедро и с аппетитом. И рассказывать о жизни с такой же любовью и радостью, с такой же щедростью и веселым простодушием.

Умер Гиляровский в 1935 году, так и не успев собрать друзей на прощание и выпить с ними вина из сбереженной с незапамятных времен бутылки «Аи».

Скульптор Меркуров, как и обещал, сделал ему надгробие из огромного куска метеорита.

"Трущебные люди - НЕУДАЧНИК"

Вы, батенька мой, зачем пожаловали?-Этими словами в прихожей классической гимназии остановил инспектор Тыква входившего гимназиста Корпелкина.

Как, куда? В классы, Евдоким Леонидович!

Зачем это?

Как зачем? На переэкзаменовку!

Поздно-с! Вчера совет вас исключил, переэкзаменовка вам не разрешена, можете завтра прийти за получением бумаг...

Как? Почему не разрешена переэкзаменовка? Ведь у меня только одна двойка и то из латинского... Отчего же Куропаткина и Субботина вчера переэкзаменовали? У них по две двойки...

Не знаю-с, завтра получите бумаги, а сегодня можете идти.

Корпелкин вышел. Слезы и злость душили его.

Господи, да что же я за несчастный такой? Из-за пустой двойки... И почему это других допустили до переэкзаменовки, а меня нет? А я имел больше права, у меня одна двойка... да за что же, за что!

На другой день ему были выданы из гимназии бумаги.

Прошло около пяти лет после этого случая. Корпелкин сын бедных родителей, жил дома, прибиваясь кой-как дешевыми уроками, которые давали ему руб. лей около восьми в месяц. Первые два года, впро. чем, он горячо принялся готовиться в университет, хотел держать экзамен, причем сильно рассчитывал на обещанный урок у одного купца, чтобы добыть необходимых на поездку денег, но урок этот перебил его бывший товарищ по гимназии Субботин.

Прошло еще три года после этого. Университет забылся, о продолжении ученья и помину нет - жить стало нечем, пришлось искать М!еста. Эти поиски продолжались около года, во время которого предлагал дальний родственник, исправник, поступить в урядники, но молодой человек, претендовавший поступить в университет, отказался, за что, впрочем, от родителей получил нагоняй.

Наконец, по хлопотам одного знакомого секретаря управления железной дороги, приятеля его отца, ему было обещано место помощника счетовода при управлении.

В назначенный день в передней управления сидели двое: маленький невзрачный молодой человек, с птичьей запуганной физиономией, и рослый, бородатый мужчина, с апломбом говоривший, с апломбом двигавшийся.

Господа, пожалуйте к управляющему! - заявилим чиновник, и через пять минут оба стояли перед управляющим дорогою.

-~ Господин Ловитвин,- обратился он к бородатому,- я вас назначаю помощником счетовода, а вас, гссподин Корпелкин, в статистику, на тридцать пять рублей в месяц. Прошу служить аккуратно, быть исправным!

Господин управляющий, мне обещали...

Но управляющий взглянул в лицо Корпелкина, как-то презрительно улыбнулся вместо ответа, повернулся спиной и вышел...

Богато и весело справлял свои именины секретарь Станислав Францевич Пульский его просторная чистенькая квартирка была переполнена гостями. Две комнаты были заняты карточными столами, СТ которых "винтили" и "стучали"

чиновники посолиднее, а молодежь отплясывала в зале. Два железно-орояшых сторожа обносили барышень фруктами и чаем.

Станислав Францевич не жалел угощенья... Да и жалеть-то нельзя было: на вечерах этих он лицом показывал свой товар, трех дочерей: Клементину, Марию и Цецилию. Старшей было двадцать два года, младшей - восемнадцать лет.

Веселились все, танцевали... Только в углу, как "мрачный демон, дух изгнанья", сидел Корпелкин, не отрывая глаз от Клементины, в которую был влюблен и уже считался женихом ее...

А смущал его армейский подпоручик, не отходивший от Климочки, как мысленно называл ее Корпелкин, и танцевавший с ней все танцы. Она тоже умильно нежничала с военным и только раз, да и то как-то презрительно, как показалось Корпелкину, взглянула в тот угол, где сидел страдалец.

Клементина Станиславовна! Позвольте вас просить на тур вальса! -

как-то робко заявил ей, наконец, Корпелкин, улучив минуту, когда она, усталая после кадрили, сидела в углу и обмахивалась батистовым платком.

Видите, я...- начала было она, но подлетевший подпоручик выручил ее.

Клементина Станиславовна, позвольте... Да. с удовольствием,- не дала договорить Кли-мочка, и новая пара закружилась по зале.

пи слова более не сказал Корпелкин; пробравшись отихояьку в переднюю, он оделся и ушел домой.

Вася, слышал? Станислав Францевич дочь вчера сватал! - на другой день в конторе заявил ему товарищ Колушкин.

Да, и шампанское пили! Клементину Станисла.Свсвну, за офицера, что с ней танцевал.

Как? Что? За этого офицера?.. Ты не шутишь?Нет?..

Да вот хоть самого спроси. Что за шутки, и свадьба в ноябре назначена...

Свадьба?.. Нет, этого не может быть... что ты... нет!..

Честное слово! Мы приглашены на свадьбу, уздневеста меня и в шафера выбрала...

Прошедший мимо управляющий прекратил дальнейший разговор.

Боже мой, боже мой!.. Что же это такое? Что я за несчастный такой?..

Ничего-то, ничего в жизни не удается мне!.. Наконец она!.. Она, по-видимому, интересовавшейяся мною, променяла меня на какого-то офицерика.. А ведь вместе росли... Еще в гимназии мечтали о нашем будущем счастии... И отец, определяя меня на службу к себе, намекал на это... И вдруг офицер этот... А чем я, спрашивается, хуже его? А вот нет, не везет... И наградой обошли...

Когда директор назначал награды, призвал нас, посмотрел сначала на Ловитвина, потом на меня - и назначил ему сто рублей, а мне тридцать...

Отчего это? Так вот, не понравился что-то, а отчего -сам не придумаю...

Отчего же в самом деле? И всегдадь так... Разве я меньше стою, чем другие?

Работаю меньше? - вслух рассуждал Корпелкин, шлепая по грязи... Он то и дело оступался и попадал в лужи, но незамечал ничего и рассуждал сам с собою до тех пор,пока не наткнулся на церковную ограду. Церковь была освещена ярко. У подъезда стояли богатые кареты Сквозь раскрытые форточки окон неслось "Исайя ликуй".

Пойти хоть на чужое счастье посмотреть, если свое не удается.

В церкви была толпа, давка.

Куда лезешь,- остановил его околоточный.

В церковь! - ответил он.

Говорят, нельзя...- И его кто-то вытолкнул изцеркви...

"Приидите все несчастные и обрящете здесь покой>(написал какой-то местный юморист-завсегда-

ай на почерневших дверях погребка красным карандашом. Надпись эта существует, полустершаяся, неразборчивая, давно, ее все обитатели погребка знают наизусть.

Погребок этот замечательный. Он стоит в укромном уголке бойкой, оживленной ночью и днем разгульной улицы, и в него не заглядывает всевидящее око полиции.

В погребке особая жизнь, гармонирующая с обстановкой.

Прямо от входа, в первой комнате, стоит буфет, сзади которого на полках красуется коллекция вин и водок. На буфете горой поднялся бочонок и стоят на подносе стаканчики, так как погребок, вопреки существующим законам, по неисповедимой воле судеб, доказывающей, что нет правил без исключений, торгует круглые сутки распивочно и навынос... Снаружи все прилично, сравнительно чисто. За буфетом стоит солидный, со степенной бородой буфетчик, бесстрастно, никогда не изменяя своей холодной физиономии, смотрящий на окружающее.

Двери то и дело отворяются. Вбежит извозчик, распояшется, достанет пятак и, не говоря ни слова, хлопнет его об стойку. Буфетчик ловким движением руки сгребет этот пятак в ящик, нальет стакан и наклонится за прилавок. В руках его появляется полупудовая, черная, как сапог, печенка, кусочек которой он стукнет о прилавок и пододвинет его к извозчику. За извозчиком ежит весь согнувшийся сапожник с колодками под мышкой.

Опохмелите, Афанасий Афанасьевич! - попросит н изагремит колодками по прилавку.

Опять безмолвно наливается стакан водки, режется ок печенки, и сапожные колодки исчезают за буфет И так с утра до утра...

Неизменным завсегдатаем погребка сделался и Корпелкин. С утра он сидел в задней темной комнате, известной под именем "клоповника", вместе с десятком оборванцев, голодных, опухших от пьянства, грязных.

Они проходили поодиночке мимо буфетчика, унижен. но кланялись, глядя в его бесстрастное, холодное лицо, и садились в "клоповник". Затем шли разговоры, где бы добыть на еду, на водку.

Сейчас водочки бы, Петя... Стюденю потом на пятак... А стюдень хороший, свежий... С хрящом, зна ешь...Ну тебя!..

И хренку дадут... Хорошо...Убирайся... Ни за что... К крестной в воскресенье пойду... Она жалованье получит...Да мы найдем надеть-то... А сейчас, понимаешь, стюдню. По баночке, и стюдню...Петька, а ты не ломайся, это не по-товарицки...- вмешался третий оборванец.

Стюдень-то све-жай...

Ладно, потерпит,- решил он.

"В каких же она ботинках венчалась? Должно быть, в белых... Всегда в белых венчаются. Должно быть..-

R-помнил он, как его не пустили в церковь, как он в трактир, напился пьян, неделю без просыпу ПО^1 л т-тгтю Л Ы ГП ГЛ\*"Ж(ЛЬТ ^Я ГТК СИГТТЭГ" М W Я Ь1 Г\и И так с утра до утра...

Неизменным завсегдатаем погребка сделался и Кор. пелкин. С утра он сидел в задней темной комнате, известной под именем "клоповника", вместе с десятком оборванцев, голодных, опухших от пьянства, грязных.

Было утро. Один за другим оборванцы наполняли "клоповник".

Они проходили поодиночке мимо буфетчика, унижен. но кланялись, глядя в его бесстрастное, холодное ли-цо, и садились в "клоповник". Затем шли разговоры, где бы добыть на еду, на водку.

Петька, давай перекатим твою поддевку, может, бумажку дадут!-предлагал босой, в одной рубахе, оборванец своему соседу в кафтане.

Отчепись; по тваму, што ли, дойти?.. Вылицевали уж меня, нечего сказать...- протестует Петька.

Сейчас водочки бы, Петя... Стюденю потом на пятак... А стюдень хороший, свежий... С хрящом, зна ешь...

Ну тебя!..

И хренку дадут... Хорошо...

Убирайся... Ни за что... К крестной в воскресенье пойду... Она жалованье получит...

Да мы найдем надеть-то... А сейчас, понимаешь, стюдню. По баночке, и стюдню...

Петька, а ты не ломайся, это не по-товарицки...- вмешался третий оборванец.

Стюдень-то све-жай...

А Корпелкин сидел в углу и связывал веревкой развалившийся опорок, подобрав под себя босую ногу-

Он был погружен в свое занятие и не обращал внимания на окружающее.

Ишь ты, проклятый, как его угораздило лопнуть- то... Н-да!..

Он связал опорок и посмотрел на него.

Ладно, потерпит,- решил он.

"А у Климочки тогда были розовые ботинки... Каблучок с выемкой... Тоже розовый..." - вдруг пришло на ум Корпелкину. Он зажмурил глаза...

"В каких же она ботинках венчалась? Должно быть, в белых... Всегда в белых венчаются. Должно быть как его выгнали со службы за пьянство и как он, опустил с себя приличное платье, стал завсегдатаем ебка... Вот уж с лишком год, как он день сидит в П а на ночь выходит на угол улицы и протягивает Н ку за пятаком на ночлег, если не получает его от за-лявшего в погребке гостя или если товарищи по "клоповнику" не раздобудутся деньгами.

Старые товарищи раза три одевали его с ног до головы, но он возвращался в погребок, пропивал все и оставался, по местному выражению, "в сменке до седьмого колена", то есть в опорках и рваной рубахе... Раз ему дали занятие в конторе у инженера. Он проработал месяи, получил десять рублей. Его неудержимо влекло в погребок похвастаться перед товарищами по "клоповнику", что он на месте, хорошо одет и получает жалованье.

А, барин, ишь ты! Поздравляем! -встретили его оборванцы, даже сам буфетчик руку подал и взглянул как-то странно на его костюм, будто оценивая его. Потом Корпелкин угостил всех на радостях водкой, а сам долго не хотел пить больше одной рюмки, но не вытерпел. К полуночи все его платье очутилось за буфетом, а он сам, размахивая руками, кричал, сидя в углу: Н-ну их, подлецов... Кланяться за свой труд... Не хочу, подлецы!

Эксплуататоры! Десять рублей в месяц...

Ну, в трущобе я... В трущобе... А вы, франты, не в трущобе, а? Да черти вас возьми... Холуи... Я здесь зато сам по себе... Я никого не боюсь... Я голоден - меня накормят... Опохмелят... У меня есть - я накормлю... Вот это по-товарищески... А вы... Тьфу! Вы только едите ДРУГ друга... Ради прибавки жалованья, ради заслуг каких-то продаете других, топите их... как меня утопили... .за что меня;> а зачто-кричал Корпелкин, валясь на пол...

Пьяный он всегда ругался и кричал в том же а трезвый ни с кем не говорил ни слова, а только Думал, как бы добыть водки, чтоб напиться и ругаться.

Вчера бы гривенник дали, на стаканчик бы, а теперь и пятака не дадут! - посмотрел он опять ца опорки.

Потом опять мелькнули в его воображении строи, ные ножки в розовых ботинках. Он посмотрел на един-ственный в "клоповнике" стол. Петька сидел в одной рубахе и наливал в стакан из штофа водку. Перед ним стоял студень с хреном.

Эй, барин, подходи, твой черед, мы уж опохмелились! - крикнул он пьяным голосом Корпелкиму.

Корпелкин подошел и взял стакан.

И стюдень хароша-ай! - причмокивал оборванец,тыча грязной рукой в жидкую, бурую массу...

Владимир Гиляровский - Трущебные люди - НЕУДАЧНИК , читать текст

См. также Гиляровский Владимир - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Трущебные люди - ОБРЕЧЕННЫЕ
i На самом краю города Верхневолжска, на высоком, обрывистом берегу Во...

Трущебные люди - ОДИН ИЗ МНОГИХ
Было шесть часов вечера. Темные снеговые тучи низко висели над Москвой...

Владимир Гиляровский

Рассветало, когда мы с Андреевым-Бурлаком вышли от А. А. Бренко. Народу на улицах было много. Несли освященные куличи и пасхи. По Тверской шел народ из Кремля. Ни одного извозчика, ни одного экипажа: шли и по тротуарам и посреди улиц. Квартира Бурлака находилась при театре в нижнем этаже, вход в нее был со двора.

Три хорошо обставленные комнаты, кабинет с кроватью, письменным столом и книжным шкафом, столовая с кожаной мебелью, большая комната с буфетом и двумя турецкими диванами и обширная прихожая, где за загородкой помещался его слуга Федор, старик, бывший камердинер его дяди.

Федор уже позаботился накрыть на стол: кулич и баба из булочной Филиппова, пасха, блюдо крашеных яиц и разные закуски. Федор не спал, он вернулся от заутрени и поддерживал огонь в кипевшем самоваре. Расцеловались со стариком.

– Вот, Федя, мой друг Владимир Алексеевич, будет жить у нас. Нравится? Ну, вот завтра и переезжай!

– Да я уж переехал. А чемодан завтра принесу!

Мы пили чай, второй раз разговелись, чтобы поддержать компанию старику, изображавшему хозяина дома. На другой день я принес свой чемодан из соседних номеров Голяшкина, излюбленных актерами. Федор вынул черную пару и белую полотняную и повесил в гардероб.

Увидел как-то Бурлак мои белые штаны.

– Пожалуй, они мне впору будут. Дай-ка померяю… Хорошо, что увидал, а то бы никогда не собрался… Федя, давай мерить.

Оказались впору.

– Широковаты немного, да это еще лучше!

Бурлак вышел в свой кабинет, я разговаривал с Федей, который брился у окна в своей комнате. Он брился ежедневно, чисто, оставляя только маленькие бачки, разрезанные пополам белым полумесяцем, что очень шло к его строгому, еще свежему лицу с большим лбом, с наползшим мысом густых, коротко остриженных седых волос. Сухой, стройный, он красиво донашивал старые костюмы Бурлака, как будто они были на него сшиты.

– Матушка, пожалей о своем бедном дитятке! – вдруг раздался вопль сзади меня.

Я вскочил и ошалел. В двери кабинета стоял весь в белом человек, подняв руки кверху. Из-за его ладони мне не видно было лица.

– Ну вот, Володя… Сейчас поедем к Конарскому сниматься. Давно собирался, да все штанов не было!

Мы поехали в Газетный переулок, к фотографу Конарскому. Там Бурлак переоделся, загримировался и снялся в десяти позах в «Записках сумасшедшего». Жутко было смотреть.

Бурлак подарил мне с разными надписями эту коллекцию кабинетных портретов, которые пропали во время моей бродяжной жизни.

Помню одну карточку, на обороте ее было написано:

«Спасибо за твои штаны, получи их изображение, а штанов не отдам – в них всегда читать буду».

* * *

Зажили мы у Бурлака втроем по-хорошему, впрочем не– надолго. Как-то мы пришли от А. А. Бренко рано и стали раздеваться. Вдруг звонок. Федя с кем-то говорит, спорит, и в столовую вваливается седой бородатый мужчина в поддевке и широкополой шляпе,

– Вася, что же это меня не пускают.

– Александр Иванович! Раздевайся, умывайся и входи. А ты, Федя, закусить накрой… да самоварчик… Это мой старый приятель… Александр Иванович Якушкин. Брат того народника, Павла Якушкина, которого Некрасов упоминает в своей поэме «Кому на Руси жить хорошо»… Помнишь:

Павлуша Веретенников
С гармоникой в руке…

Этот тоже народник, точь-в-точь брат. Я с ним познакомился в Туле, года три назад, когда его вернули из Сибири. Живет в имении у родственницы, под Тулой, близ Черни. Я был у него там в гостях… Помню только имя этой старой дамы – Елизавета Мардарьевна.

Все это Василий Николаевич рассказал мне, пока гость сопел, фыркал и плескался, умываясь в прихожей.

* * *

Часа два просидели и проболтали. Оказалось, что Бурлак его вызвал письмом. Он рассказал о нем А. А. Бренко, а та предложила выписать старика: дадим ему место контролера.

– В Москве-то меня не схапают?

– Ничего. Это уладим. Только, конечно, оденем тебя по-европейски.

Как-то Бурлак рассказал случай, за который в молодости был выслан из Москвы Павел Якушкин. Попал Якушкин с кем-то из московских друзей на оперу «Жизнь за царя» в Большой театр. Билеты у них были в первом ряду. Якушкин был в козловых сапогах, в красной рубахе и щегольской синей поддевке.

Публика первых рядов косилась на него, но он сидел рядом со своим другом, весьма уважаемым известным профессором. Все бы шло хорошо, но в антракте они ходили в буфет и прикладывались. Наконец, запели на сцене:

После битвы молодецкой
Получили мы царя…

Якушкин встал и, грозя кулаком на сцену, гаркнул на весь театр:

– Говорил вам, что драка до добра никогда не доведет…

* * *

Летом труппа А. А. Бренко играла в Петровском казенном театре. Огромное, несуразное здание с большой прекрасной сценой. Кругом обширный сад, огороженный глухим забором. В саду буфет и эстрада для оркестра военной музыки. Репертуар и труппа, как зимние.

Играли шесть дней в неделю; по субботам и накануне больших праздников спектакли не разрешались.

По субботам у А. А. Бренко, на ее даче около Соломенной сторожки, бывали многолюдные обеды, на которых присутствовали московские знаменитости, а в обыкновенные дни тоже садилось за стол человек пятнадцать своих, в том числе Якушкин, уже в черном пиджаке, и Васильев.

Они сразу сошлись: столько у них оказалось общих знакомых; кроме того, оба были народники. Иногда обедали и нелегальные из Петровской академии, никогда не являвшиеся на многолюдные субботние обеды.

Эти семейные обеды были особенно веселы: интересные люди – и все свои.

…На свободное слово
Никто самовластно цепей не ковал…

Здесь Вася читал стихотворения Огарева и Рылеева. Бурлак смешил компанию рассказами о своей знаменитой губе, о которой поэт Минаев напечатал в левой газете тех дней, «Московском телеграфе», такой экспромт:

Москва славна Тверскою,
Фискалом М. Н. К.
И нижнею губою
Актера Бурлака.

Действительно, губа у Бурлака была особенная. На его красивом лице, освещенном прекрасными голубыми глазами, она, огромная и толстая, была, казалось, совсем некстати, но она умела выражать малейшее настроение ее обладателя: губа то смеялась, то сердилась, то плакала. Она плакала в «Записках сумасшедшего», она смеялась в «Аркашке», она сердилась в «Городничем», когда он цыкал злым шепотом на Держиморду, а в его рассказах она подчеркивала все слова, придавая им силу. Когда Бурлак молчал и слушал чей-нибудь разговор, я смотрел на губу и знал, что он думает. Когда надо было сдерживаться, его глаза ничего не выражали, лицо каменное, а губа говорит.

Ничто не может дать такого живого представления о прошлом, как встреча с его современником, особенно с таким своеобразным и талантливым, каким был Владимир Алексеевич Гиляровский - человек неукротимой энергии и неудержимой доброты.
Прежде всего в Гиляровском поражала цельность и выразительность его характера. Если может существовать выражение; живописный характер», то оно целиком относится к Гиляровскому.
По строю своей души Гиляровский был запорожцем. Недаром Репин написал с него одного из своих казаков, пишущих письмо турецкому султану, а скульптор Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на своем превосходном памятнике Гоголю.
И внешность у Гиляровского была заметная и занятная - сивоусый, с немного насмешливым взглядом, в смушковой серой шапке и жупане, - он сразу же поражал собеседника блеском своего разговора, силой темперамента и ясно ощутимой значительностью своего внутреннего облика.
Гиляровский происходил из исконной русской семьи, отличавшейся строгими правилами и установленным из поколения в поколение неторопливым бытом.
Естественно, что в такой семье рождались люди цельные, крепкие, физически сильные. Гиляровский легко ломал пальцами серебряные рубли и разгибал подковы.
Однажды он приехал погостить к отцу и, желая показать свою силу, завязал узлом кочергу. Глубокий старик отец не на шутку рассердился на сына за то, что тот портит домашние вещи, и тут же в сердцах развязал и выпрямил кочергу.
У Гиляровского в жизни было много случаев, сделавших его в нашем представлении человеком просто легендарным.
Естественно, что человек такого размаха и своеобразия, как Гиляровский, не мог оказаться вне передовых людей и писателей своего времени. С Гиляровским дружили Чехов, Куприн, Бунин и многие писатели, актеры и художники.
Но, пожалуй, Гиляровский мог гордиться больше, чем дружбой со знаменитостями, тем, что был широко известным и любимым среди московской бедноты. Он был знатоком московского «дна», знаменитой Хитровки, - приюта нищих, босяков, отщепенцев - множества талантливых и простых людей, не нашедших себе ни места, ни занятия в тогдашней жизни.
Хитровцы любили его как своего защитника, как человека, который понимал всю глубину хитрованско-го горя, несчастий и опущенности.
Сколько нужно было бесстрашия, доброжелательства к людям и простосердечия, чтобы заслужить любовь и доверие сирых и озлобленных людей.
Один только Гиляровский мог безнаказанно приходить в любое время дня и ночи в самые опасные хит-ровские трущобы. Его никто не посмел бы тронуть пальцем. Лучшей охранной грамотой было его великодушие. Оно смиряло даже самые жестокие сердца.
Каждому времени нужен свой летописец не только в области исторических событий, но и летописец быта и уклада.
Есть люди, без которых трудно представить себе существование общества и литературы. Это своего рода бродильные дрожжи, искристый винный ток.
Не важно, много ли они или мало написали. Важно, что они жили, что вокруг них кипела литературная и общественная жизнь, что вся современная им история страны преломлялась в их деятельности. Важно то, что они определяли собой свое время. (437 слов) (По К. Г. Паустовскому)

Перескажите текст подробно.
Определите стиль данного текста. Докажите свою точку зрения.
Перескажите текст сжато.
Ответьте на вопрос: «Как вы думаете, почему К. Паустовский назвал В. Гиляровского легендарной личностью?»

Если вы внимательно рассмотрели таблицу с критериями оценивания сочинения в ЕГЭ , уже поняли, что 12 баллов по первым шести критериям вам надо технично набрать, точно выполняя требования ФИПИ, а 12 баллов за грамотность - не потерять (они вам как бы даются изначально и снимаются за различные ошибки).

Именно набрать баллы! Если вы думаете, что цель сочинения - подумать о хорошем тексте и потом красиво выразить своё мнение, вы глубоко заблуждаетесь. По-настоящему хорошее сочинение по таким критериям написать практически невозможно, так как критерии диктуют нам жёсткий шаблон, мешающий рассуждать и творить. Хотите всерьёз поговорить о чём-то важном, заведите блог и высказывайте там своё мнение сколько угодно, обсуждайте его со всем миром, можете книжку издать, а на экзамен вы пришли за хорошей оценкой. Не забывайте об этом. Сказано, что автор ставит проблему - значит, надо доказать, что ставит, даже если вы не видите в тексте постановки проблемы. Сказано найти и написать 2 примера из текста, значит, должно быть 2 примера, сказано 2 аргумента в доказательство своей мысли, значит, найдите два.

Рассмотрим, как это делают лучшие из наших пользователей. Вот замечательное сочинение, присланное на проверку на форум. Прочитайте исходный текст и внимательно изучите сочинение.


Исходный текст


(5)- Это - удивительное слово, и в нём непоколебимая сила русская.

(6)- После боя под Хайченом я шёл пешком среди отступающих солдат, - рассказывает он. (7)- Жара - 53 градуса, воды ни капли целый день (8)Солдаты едва передвигают ноги, томясь от жажды под жгучими лучами, а шутки между ними не прекращаются. (9)- Устали? - спрашиваю я то там, то тут, желая их ободрить.

(10)- Ничего! - отвечают они, ласково улыбаясь, и продолжают идти.

(11)Перегоняю раненого. (12)На одной ноге сапог, на другой - окровавленная тряпка. (13)Он опирается на палку и ковыляет. (14)На плече - винтовка.

(15)- Что? (16)Ранен?

Пуля скрозь...

(20)- Ничего!

(21)И тащится, едва передвигаясь.

(22)На носилках, под Хайченом, несут раненого. (23)Он - землисто-чёрный. (24)Глаза затуманены. (25)С ним рядом винтовка, - он её держит. (26)Надо сказать, что и раненые солдаты, как я наблюдал, никогда не расстаются с ружьём. (27)Носилки остановились. (28)Я подошёл к нему, спрашиваю о здоровье и получаю в ответ шёпотом одно слово:

(29)- Ничего.

(30)А у него страшная рана осколком гранаты в ноги и в живот.

(31)Мне рассказывали нёсшие его санитары, что он не хотел выпустить из рук винтовки, а всё просил только доставить ему сапоги, которые остались на позиции.

(32)И всюду, везде я слышал это удивительное русское слово:

(33)- Ничего!

(34)- Вот и ваш В. И. Немирович-Данченко, в китайском сером шёлковом костюме, в белой английской шляпе, всегда везде впереди стоит на вершине сопки, делает заметки в свою книжку, а кругом рвутся гранаты, жужжат пули. (35)Ему кричат снизу: (36)«Василий Иванович, опасно, уходите!», - а он продолжает писать, отмахнётся рукой и отвечает:

(37)- Ничего!..

(38)Когда японцы наступали к Ляояну, я в разговоре с одним из крупных генералов, волнуясь, говорил:

(39)- Ведь Ляоян, пожалуй, японцы возьмут. (40)Ведь это очень нехорошо для нас.

(41)И получил, с милой, спокойной улыбкой, знакомый ответ:

(42)- Ничего!

(43)И теперь, когда Ляоян взят и это нисколько не повредило плану кампании, я понял смысл ответа генерала, его покойную улыбку и это удивительное:

(44)- Ничего!

(45)Да, это великое слово, в нём неколебимость России, в нём могучая сила русского народа, испытавшего и вынесшего больше, чем всякий другой народ. (46)Просмотрите историю, начиная с татарского ига, припомните, что вынесла Россия, что вытерпел народ русский, - и чем больше было испытаний, тем более крепла и развивалась страна. (47)Только могучему организму - всё нипочём! (48)- Ничего!

(49)Вытерпим! - говорят и теперь.

(50)Слабый будет плакать, жаловаться и гибнуть там, где сильный покойно скажет:

(51)- Ничего!

(52)Бисмарка когда-то на охоте в России вывалил в лужу ямщик.

(53)Когда Бисмарк на него закричал, извозчик успокоительно ответил ему:

(54)- Ничего.

(55)Это слово так понравилось «железному канцлеру», что он во многих случаях повторял его и даже носил железный перстень с надписью:

(56)- Ничего.

(57)- Скажите, Клофач, трудно вам досталась эта поездка?

(58)Страшно было под выстрелами? (59)Голодно на позициях? (60)Утомились нервы? - спросил я его.

(61)И он мне ответил совершенно искренне, и видно было, что другого слова не мог даже подыскать:

(62)- Ничего!

(В. Гиляровский*)

* Владимир Алексеевич Гиляровский (1855-1935) - русский писатель, журналист, бытописатель Москвы. Автор сборников «Трущобные люди» (1887), «Негативы» (1900), «Москва и Москвичи» (1926).

Сочинение


Читая текст В. Гиляровского, я не только погрузилась в жестокий мир войны, но и увидела истинную силу и могущество России. Автор поднимает проблему мужества и стойкости русского народа, которая так актуальна в наши дни. С помощью диалогов публицист показывает нам, как реагирует русская душа на труднейшие обстоятельства жизни. «Ничего», - отвечает ему тяжелораненный солдат на вопрос о самочувствии. Вот так, с гордо поднятой головой и, казалось бы, внутренним спокойствием, шагает по полю битвы русский человек. Он совершенно не беспокоится ни о гранатах, ни о свисте пуль, ни о страшной автоматной очереди. Доказательство этих слов мы находим в примере с В. Немировичем-Данченко. Он стоял на вершине сопки, «делая заметки в свою книжку» тогда, как вокруг шел смертельный бой. В. Гиляровский верил, что «ничего – великое слово, в нем неколебимость России, могучая сила русского народа». Из его слов мы понимаем, что многочисленные войны и испытания только закалили «могучий организм», сделали его сильнее.

Я полностью разделяю точку зрения автора в том, что «слабый будет плакать там, где сильный покойно скажет «ничего». И в этом вся сущность России.

Немало великих писателей воспевали мужество русского души. Одним из них является Л.Н. Толстой и его роман-эпопея «Война и мир». В произведении изображен русский народ как единое целое, любовь людей к своему Отечеству и самоотверженная борьба за его свободу. В жарком бою на Бородинском поле писатель глазами Пьера наблюдает неугасимый огонь народного мужества и стойкости. Чем более грозной становится опасность, тем ярче разгорается пламя патриотизма, тем прочнее становится сила народного сопротивления. И таких примеров можно привести бесчисленное множество.

Мой жизненный опыт еще не так богат, но на пути уже встречались сильные духом, мужественные люди. Я знаю человека, который лишился обеих ног. Он вытащил из-под завалов ребенка, а сам выбраться не смог. Оставшись инвалидом на всю жизнь, он ни о чем не жалеет, не переставая повторять: « Ему ноги нужнее, у него вся жизнь впереди». Именно такие люди, на мой взгляд, побуждают совершать если не героические, то хотя бы добрые поступки.

Таким образом, мы приходим к выводу, что мужество - главная составляющая жизни человека не только в военное годы, но и в мирное время.


Как автор сочинения собирает баллы

Читая текст В. Гиляровского, я не только погрузилась в жестокий мир войны, но и увидела истинную силу и могущество России. Автор поднимает проблему мужества и стойкости русского народа , которая так актуальна в наши дни.


+1 балл по К1 Дарья написала волшебные слова "автор поднимает проблему" и указала предмет рассуждения автора.

Здравая логика подсказывает, что в существовании мужества и стойкости русского народа нет проблемы, но от вас ждут примерно таких слов и поставят за них балл.

Идеально, если вы всё-таки покажете настоящую проблему. Например, если бы речь шла об отсутствии стойкости, это была бы проблема.

С помощью диалогов публицист показывает нам, как реагирует русская душа на труднейшие обстоятельства жизни . «Ничего» , - отвечает ему тяжелораненный солдат на вопрос о самочувствии. Вот так, с гордо поднятой головой и, казалось бы, внутренним спокойствием, шагает по полю битвы русский человек . Он совершенно не беспокоится ни о гранатах, ни о свисте пуль, ни о страшной автоматной очереди. Доказательство этих слов мы находим в примере с В. Немировичем-Данченко. Он стоял на вершине сопки, «делая заметки в свою книжку» тогда, как вокруг шел смертельный бой. В. Гиляровский верил, что «ничего – великое слово, в нем неколебимость России, могучая сила русского народа» . Из его слов мы понимаем, что многочисленные войны и испытания только закалили «могучий организм» , сделали его сильнее. + 3 (?)
балла по К2
Видите цитаты, выделенные зелёным? Они дают возможность собрать по этому критерию 3 балла. Должно быть хотя бы два примера, но тут план даже перевыполнен.

Обратите внимание на слова, выделеныые жирным. Дарья говорит не только о том, что делают герои, но и о том, что делает автор текста . Он показывает, приводит доказательства . Напомним: если вы пишете о действиях героев - это пересказ, если о действиях автора - это анализ.

Хороший анализ текста - это и есть комментарий к проблеме. Ещё раз: в анализе должно быть сказано, что говорит автор и как он это говорит . И не забудьте 2 цитаты, когда будете писать про "как".

Авто сочинения допускает досадную фактическую ошибку при пересказе. Надо было посмотреть на даты жизни Гиляровского и понять, что речь не о Великой Отечественной войне. "Страшной автоматной очереди" быть ещё не могло. Эксперты разделились во мнениях. Некоторые сняли бы балл за этот промах.

В. Гиляровский верил, что «ничего – великое слово, в нем неколебимость России, могучая сила русского народа». Из его слов мы понимаем, что многочисленные войны и испытания только закалили «могучий организм», сделали его сильнее.

+ 1 (?) балл по К3 Хотя мы уже проанализировали текст, можем получить дополнительный балл за то, что чётко выразили авторскую позицию. В публицистических текстах её найти проще (см. вывод в конце). В художественном тексте позицию надо вытянуть из подтекста.

Заметим, балл по этому критерию поставлен с натяжкой. Мы показали это сочинение десяти экспертам ЕГЭ из разных городов. Пятеро готовы поставить этот балл, четверо - не готовы. 1 воздержавшийся (на реальном экзамене поставила бы, при подготовке - нет). Позиция автора сформулирована не достаточно чётко, она почти повторяет главную мысль, при этом в выводе Дарья уходит в сторону.
Позиции автора не посвящён отдельный абзац. А надо бы делать такой абзац.

Я полностью разделяю точку зрения автора в том, что «слабый будет плакать там, где сильный покойно скажет «ничего». И в этом вся сущность России.
Ещё одна волшебная фраза, которую будут искать экзаменаторы в вашем сочинении. Обязательно надо согласиться или не согласиться с автором. Надёжнее, конечно, согласиться. И после волшебной фразы нужно ещё раз, но другими словами передать мысль автора.

Чем мысль автора (= ваша мысль, если соглашаетесь) отличается от позиции автора? Мысль - это ответ на вопрос: что важного видит автор в жизни? А позиция: что из этого следует? Между мыслью и позицией можно мысленно подставить слово "значит".

Немало великих писателей воспевали мужество русского души. Одним из них является Л.Н. Толстой и его роман-эпопея «Война и мир». В произведении изображен русский народ как единое целое, любовь людей к своему Отечеству и самоотверженная борьба за его свободу. В жарком бою на Бородинском поле писатель глазами Пьера наблюдает неугасимый огонь народного мужества и стойкости. Чем более грозной становится опасность, тем ярче разгорается пламя патриотизма, тем прочнее становится сила народного сопротивления. И таких примеров можно привести бесчисленное множество. + 3 балла по К4 Оранжевым цветом выделена удачная связка между тезисом и своими аргументами. За связки не дают особых баллов, но они работают на К5.

Первый аргумент обязательно должен быть литературным. Подчеркнуты слова, показывающие уместность этого аргумента для доказательства тезиса.

Произведение не просто упомянуто, даётся краткий аналитический пересказ эпизодов. Что делает пересказ аналитическим? Опять же написано о том, что делает автор. Это выделено жирным. Не "Пьер наблюдает", а "писатель наблюдает".


Мой жизненный опыт еще не так богат, но на пути уже встречались сильные духом, мужественные люди . Я знаю человека, который лишился обеих ног. Он вытащил из-под завалов ребенка, а сам выбраться не смог. Оставшись инвалидом на всю жизнь, он ни о чем не жалеет, не переставая повторять: «Ему ноги нужнее, у него вся жизнь впереди». Именно такие люди, на мой взгляд, побуждают совершать если не героические, то хотя бы добрые поступки.
Ещё один замечательный переход к следующему абзацу выделен цветом.

Второй аргумент может быть из литературы, или из жизненного опыта, или из кино.

Не забываем связывать аргументы с основной мыслью, которую доказываем. Здесь подчёрскнута предложение, которое выполняет эту функцию.


Таким образом, мы приходим к выводу, что мужество - главная составляющая жизни человека не только в военное годы, но и в мирное время.
За вывод отдельных баллов не дают, но он должен быть, чтобы получить максимум по К5.

Здесь написано казённо "Таким образом, мы приходим к выводу...", но за такой недочёт оценку не снизят.

Ещё один недочёт в логике: в выводе неожиданно расширяется тема. Дарья рассуждала о мужестве и стойкости русского народа, а в выводе русский народ уже не фигурирует. Зато говорится о составляющих жизни человека. Вот на этом можно потерять балл по К5.

+1 или 2 (?) балла по К5 Итак,
  • всё изложено по порядку (формулировка проблемы, анализ текста, согласие с автором, 2 аргумента),
  • есть вывод,
  • текст правильно разделён на абзацы (1 мысль - 1 абзац),
  • есть переходы между абзацами,
  • в идеале не должно быть логических ошибок, но у нас описанные выше проблемы с выводом.
Всё это даёт возможность получить баллы по критерию К5.

Ещё одно пояснение по поводу разделения на абзацы. В ходе обсуждения выяснилось, что в разных областях местные ИРРО дают разные рекомендации. Одни говорят, что позицию автора надо обязательно выделять в отдельный абзац, другие считают, что она вообще может быть выражена в подтексте. Разные рекомендации и по поводу отделения первого аргумента от своей позиции. Такие нюансы уточняйте у школьных учителей. Им на курсах рассказывают о требованиях и рекомендациях местных органов образования.

Читая текст В. Гиляровского , я не только погрузилась в жестокий мир войны , но и увидела истинную силу и могущество России. Вот так, с гордо поднятой головой и, казалось бы , внутренним спокойствием, шагает по полю битвы русский человек . Он совершенно не беспокоится ни о гранатах, ни о свисте пуль, ни о страшной автоматной очереди . Я полностью разделяю точку зрения автора в том, что «слабый будет плакать там, где сильный покойно скажет «ничего». И в этом вся сущность России. В жарком бою на Бородинском поле писатель глазами Пьера наблюдает неугасимый огонь народного мужества и стойкости. Чем более грозной становится опасность, тем ярче разгорается пламя патриотизма , тем прочнее становится сила народного сопротивления. + 2 (?) балла по К6 Автор сочинения использует разнообразные средства выразительности: метафоры, парцелляцию, накопление синонимов, эпитеты, фразеологизмы и т.д. (выделено жирным)

2 балла по К6 даётся, если в сочинении не более одной речевой ошибки (К10).

Ошибка? Здесь есть речевые недочёты в предложении
"Немало великих писателей воспевали мужество русского души. Одним из них является Л.Н. Толстой и его роман-эпопея «Война и мир».

Спорно, можно ли употребить сказуемое во мн. ч. Счетные местоименные наречия столько, сколько, много, немного, мало, немало согласуются со сказуемым в форме единственного числа. Но Розенталь описыват колебание нормы.

Ошибка! Роман не является одним из писателей.

За одну явную ошибку балл по К10 не снижают, значит, по К6 тоже может быть максимальный балл - 2.
Если проверяющий решит, что предложение "немало писателей воспевали..." всё же написано с ошибкой, потеряется сразу 2 балла: по К10 и по К6.

В сочинении нет орфографических, пунктуационных ошибок, не нарушены этические нормы и т.д.

Итого
Это значит, что самый свирепый проверяющий снимет не более 5 баллов, а добрый эксперт подарит максимальное количество баллов. Вот такой люфт.