Творческий и жизненный путь достоевского федора михайловича. Каторжник, игроман, гений: необыкновенная история жизни Достоевского

Биография Федора Достоевского

Место рождения: Москва

Федор Михайлович Достоевский является известным русским писателем, философом и мыслителем. Он родился в Москве в октябре 1821 года. Семья, в которой он родился и рос, была зажиточной.

Отец писателя - Михаил Андреевич Достоевский был состоятельным дворянином и помещиком, он был врачом, который в свое время окончил Московскую медико-хирургическую академию. Длительное время его отец работал в Мариинской больнице. Врачебная деятельность приносила ему неплохой доход, поэтому со временем он выкупил в Тульской губернии село Даровое. Однако у него была вредная привычка – пристрастие к алкоголю. Выпивая, отец писателя плохо обращался со своими крепостными, наказывал и обижал их. Именно это и стало причиной его смерти - в 1839 году его убили собственные крепостные крестьяне.

Мать писателя - Мария Федоровна Достоевская (девичья фамилия - Нечаева) была родом из состоятельной семьи купца. Однако после войны ее семья обнищала и практически лишилась своего состояния. 19-летнюю девушку выдали замуж за Михаила Достоевского – отца писателя. Писатель с теплом вспоминает свою мать, она всегда была хорошей хозяйкой и любящей матерью. У нее было 8 детей – 4 мальчика и 4 девочки. Федор Михайлович был вторым по счету ребенком в семье. Старший брат Федора Достоевского - Михаил тоже стал писателем. С сестрами и братьями у Достоевского сложились теплые родственные отношения. Мать писателя умерла рано, когда мальчику было всего 16 лет. Смерть ее наступила от распространенного в те времена заболевания - чахотки (туберкулез)

После смерти матери отец отправил двоих старших сыновей (Михаила и Федора) в один из пансионов Санкт-Петербурга. В Петербурге Федор Достоевский обучался в Главном инженерном училище, в которое он поступил в 17-летнем возрасте

Окончив училище, в 1842 году писатель получил звание инженера-подпоручика, после чего был направлен на службу. С юношеского возраста Федор увлекался литературой, историей и философией. Он, как и его старший брат, уважал творчество великого русского писателя А.С. Пушкина, юноша регулярно посещал литературный кружок Белинского, где общался с писателями и поэтами своего времени.

В 1844 году Достоевский ушел в отставку и написал свою первую содержательную повесть под названием "Бедные люди". Это произведение получило самую высокую оценку в отечественной и мировой литературе. К этой повести благосклонно отнеслись даже критики русского общества.

1849 год стал для писателя переломным. Он был арестован вместе с сообщниками за участие в социалистическом заговоре против правительства ("дело Петрашевского"), длительное время (8 месяцев) он находился под следствием, после чего был осужден военным судом и приговорен к расстрелу. Однако данный приговор не был реализован и писатель остался жив. В наказание за содеянное, его лишили дворянства, всех имеющихся чинов и состояния, после чего писателя сослали в Сибирь на каторжные работы на целых 4 года. Это было тяжелое время, по окончанию которого Достоевского должны были зачислить в рядовые солдаты. Сохранение гражданских прав за Достоевским после наказания было не случайным, император Николай I по достоинству оценил талантливого молодого писателя, раньше политических заговорщиков чаще всего казнили.

Достоевский отбывал свой срок в Сибири (Омск), затем в 1854 году был направлен рядовым солдатом на службу в Семипалатинск. Всего через год его повысили до унтер-офицера, а в 1856 году он снова стал офицером, это было время царствования императора Александра II.

Достоевский был не вполне здоровым человеком, он всю жизнь страдал эпилепсией, которая в старину называлась падучей болезнью. Заболевание впервые проявилось у писателя, когда он работал на каторге. По это причине он был отправлен в отставку и вернулся в Петербург. Теперь у него появилось достаточно времени, чтобы серьезно заняться литературой.

Его старший брат, Михаил в 1861 году начал издавать собственный литературный журнал под названием "Время". В этом журнале писатель впервые публикует свой роман "Униженные и оскорбленные", который общество приняло с пониманием и сочувствием. Несколько позже вышло другое произведение автора - "Записки из Мертвого дома", в нем писатель под вымышленным именем поведал читателям о своей жизни и жизни других людей, отбывающих срок на каторжных работах. Данное произведение прочитала вся Россия и по достоинству оценила то, скрывалось между строк. Журнал "Время" был закрыт через три года, однако братья выпустили новый – "Эпоха". На страницах этих журналов мир впервые увидел такие замечательные произведения автора как: "Записки из подполья", "Зимние заметки о летних впечатлениях" и многие другие.

В 1866 году умер его брат Михаил. Это был настоящий удар для Федора, у которого были с ним очень близкие родственные отношения. В этот период Достоевский пишет самый известный свой роман, который и сегодня является главной визитной карточкой писателя, - "Преступление и наказание". Несколько позже, в 1868 году выходит другое его произведение "Идиот", а в 1870 году выходит его роман "Бесы". Несмотря на то, что писатель в этих произведениях жестоко отнесся к русскому обществу, оно признало все три его произведения.

Позже, в 1876 году у Достоевского появилось собственное издание - "Дневник писателя", которое буквально за год приобрело большую популярность (издание было представлено множественными очерками, фельетонами и заметками и выпускалось небольшим тиражом - всего 8 тыс. экземпляров).

Достоевский не сразу нашел свое счастье в личной жизни. Сначала он был женат на Марии Исаевой, на которой он женился в 1957 году. Мария раньше была женой знакомого Достоевского. Когда умер ее муж, в августе 1855 года, она вышла замуж во второй раз. Пара была обвенчана в церкви, так как Достоевский был глубоко религиозным человеком. У женщины от первого брака был сын – Павел, который впоследствии стал приемным сына писателя. Вряд ли эта женщина любила своего нового молодого мужа, она часто провоцировала ссоры, в процессе которых упрекала его и жалела о том, что вышла за него замуж.

Апполинария Суслова стала второй любимой женщиной писателя. Однако она была феминисткой, у которой были другие взгляды на жизни, что, вероятнее всего и послужило причиной из расставания.

Анна Григорьевна Сниткина – вторая и последняя жена писателя, он женился на ней в 1986 году. С этой женщиной он, наконец, обрел счастье и покой. Достоевский был азартным человеком, в его жизни даже был период, когда он во время одной из заграничных поездок, увлекся игрой в рулетку и регулярно проигрывал деньги. Анна Сниткина изначально была напарницей и стенографисткой Достоевского. Именно эта женщина помогла писателю всего за 26 дней сочинить и продиктовать роман "Игрок", благодаря чему он был сдан в срок. Именно эта женщина серьезно взялась за благосостояние писателя и взяла на себя все заботы о его экономическом состоянии. Анна помогла Достоевскому бросить азартные игры.

Начиная с 1971 года, у автора начинается самый плодотворный период. За последние 10 лет своей жизни Достоевский Умер Федор Михайлович Достоевский в 1881 году в конце января и был похоронен в Санкт-Петербурге в Александро-Невской лавре написал множество произведений: "Подросток", "Братья Карамазовы", "Кроткая" и многие другие. Самую большую популярность он приобрел именно в эти годы.

Основные достижения Достоевского

Творчество этого величайшего писателя наложило существенный отпечаток на мировую культуру и русскую литературу. Его произведения каждый воспринимает по-своему, однако все они высоко ценятся как в нашей стране, так и за рубежом. Будучи глубоко верующим человеком, Достоевский пытается донести до читателя глубокий смысл человеческой морали и нравственности, призывая людей к честности, справедливости и добру. Его способ "достучаться" до лучших струн человеческой души не всегда стандартен, однако практически всегда эффективен и приводит к положительному результату.

Важные даты биографии Достоевского

1834 год – обучение в частном пансионе Л. И. Чермака.

1838 год – начало обучения в Инженерном училище.

1843 год – окончание учебы, получение звания офицера, зачисление на службу.

1844 год - увольнение с военной службы.

1846 год – вышел в свет роман "Бедные люди".

1849 год – арест писателя (дело Петрашевского).

1854 год – окончание каторги.

1854 год - зачисление писателя рядовым солдатом в Сибирский линейный батальон (Семипалатинск).

1855 год - повышение в унтер-офицеры.

1857год - венчание с Марией Исаевой.

1859 год – уход в отставку по состоянию здоровья.

1859 год – переезд в Тверь с последующим переездом в Петербург.

1860 год - начало издания журнала "Время".

1860 - 1863 год – публикация "Записок из Мертвого дома" и "Зимних заметок о летних впечатлениях".

1863 год - запрещение публикации журнала "Время".

1864 год – начало издательства журнала "Эпоха".

1864 год - смерть жены Достоевского.

1866 год - встреча Достоевского с будущей второй женой - А. Г. Сниткиной.

1866 год – завершение "Преступления и наказания".

1867 год - венчание Достоевского и А. Г. Сниткиной.

1868 - 1973 год - окончание романов "Идиот" и "Бесы".

1875 год – написан роман "Подросток".

1880 год – окончание написания романа "Братья Карамазовы".

Интересные факты из жизни Достоевского

В "Преступлении и наказании" Достоевский очень достоверно описывает топографию Петербурга, особенно описание двора, где Раскольников спрятал украденные у старухи вещи.

Писатель был чрезвычайно ревнив, постоянно подозревая своих любимых женщин в измене.

Последняя, жена писателя - Анна Григорьевна Сниткина настолько сильно любила своего мужа, что даже после его смерти хранила верность любимому до конца своей жизни. Она служила имени Достоевского и больше никогда не выходила замуж.

О Достоевском снято множество фильмов (документальных и художественных), которые повествуют о важных событиях, произошедших жизни писателя: "Жизнь и смерть Достоевского", "Достоевский", "Три женщины Достоевского", "26 дней из жизни Достоевского" и многие другие.

11 ноября 2016 года исполнилось 195 лет со дня рождения Фёдора Михайловича Достоевского - великого русского писателя, отчаянно азартного игрока и человека, который пережил великие взлёты и кошмарные падения. Он с ходу вознёсся на литературный Олимп, вскоре попал на каторгу, откуда возврата в высшее общество быть уже не может, но сумел вернуться, чтобы писать великие романы ради расплаты с долгами, которых он наделал, проигрывая гонорары за написание других великих романов. Достоевский - единственный в российской истории человек, который смог проделать путь из каторжан в национальные гении. Мы выяснили все перипетии необыкновенной судьбы этого великого человека.

Детство

Коллаж © L!FE Фото: © wikipedia.org

Фёдор Достоевский родился в небогатой и незнатной семье. Его отец - некогда полковой лекарь, а позже хирург больницы для бедных - усердным трудом смог добиться получения потомственного дворянства за три года до рождения сына. Мать писателя происходила из семьи купца III гильдии. Это были самые бедные купцы, нижняя прослойка которых постоянно балансировала между купеческим и крестьянским статусом.

Отец Достоевского был человеком жёстким и требовательным, благодаря чему и смог добиться потомственного дворянства. Однако на обучение детей он сил не жалел. Фёдор учился в престижных частных пансионах. Когда ему было 16 лет, от туберкулёза умерла его мать. Отец отправил старших сыновей в столичный пансион, чтобы подготовить их к поступлению в инженерное училище, то есть дать им высшее образование.

Расчёт отца был понятен: инженеры тогда были востребованной специальностью и зарабатывали очень неплохие деньги. Получить диплом инженера означало обеспечить себя на всю жизнь. Однако Фёдора эта учеба тяготила, его привлекал мир литературы.

Вскоре отец умер. По официальной версии - от апоплексического удара. По неофициальной, поддерживаемой в том числе и некоторыми его родственниками, его убили крестьяне, которых он часто бранил. После смерти жены Михаил Достоевский начал часто и много пить, его характер совсем испортился, и он почём зря бранил крестьян, которые в конце концов убили его.

После окончания учёбы Достоевский около года прослужил в Петербургской инженерной команде полевым инженером и вышел в отставку в чине поручика.

Первое вознесение на литературный Олимп

Он твёрдо решил связать свою жизнь с литературой. Поначалу золотым дном ему казались переводы иностранной литературы. Он активно агитировал старшего брата заниматься вместе с ним переводами. Несколько его переводов даже были опубликованы в журналах, правда, без указания имени.

Достоевский решает начать писать свои произведения. Правда, он не имеет связей в литературных кругах и из-за своей природной робости не знает, как к ним подступиться. Спасителем будущего великого писателя неожиданно выступил Дмитрий Григорович - его бывший однокурсник, бросивший скучную учёбу на инженера и вращавшийся в литературных кругах.

Он показал рукопись «Бедных людей» Некрасову, который нехотя прочитал её, пришёл в восторг и отнёс Белинскому, который тоже пришёл в восторг и потребовал немедленно найти Достоевского и привести к нему.

Сам Белинский был всего лишь критиком, но его слово и авторитет в литературных кругах значили столь много, что по щелчку пальцев он мог вознести на вершину или стереть в прах почти любого писателя.

Белинский похвалил начинающего писателя, что Достоевский воспринял с практически религиозным экстазом и потом всю жизнь вспоминал этот миг как один из счастливейших в жизни.

Достоевский стремительно ворвался в столичные литературные круги, весь литературный Петербург с придыханием говорил о многообещающем писателе, будущем гении. От повсеместной похвалы и сам молодой Достоевский начал терять голову и в конце концов стал воспринимать себя как гения. И с той же лёгкостью, с какой он ворвался в столичную богему, он её разочаровал.

Уже очень скоро над ним стали открыто посмеиваться в литературных кругах. Иногда повод к этому давал сам Достоевский, у которого произошло головокружение от успеха, иногда над ним смеялись из-за его явной неуклюжести. Молодой Достоевский был очень впечатлительным и нервным человеком и мог, например, упасть в обморок, когда его представляли какой-то даме. Прежние знакомые передразнивали Достоевского или открыто потешались над ним, что привело к его разрыву с Белинским и Некрасовым. Один из таких инцидентов положил начало многолетней вражде и соперничеству Достоевского и Тургенева, которые длились всю их жизнь.

Следующее произведение Достоевского также не получило поддержки ни у критиков, ни у публики. Звезда начинающего писателя покатилась к закату.

Каторга

Коллаж © L!FE Фото: © wikipedia.org wikipedia.org

Вскоре Достоевский через литературные круги неожиданно очутился в политических, став завсегдатаем кружка петрашевцев, получивших такое название по фамилии их главного вдохновителя, Михаила Петрашевского. Петрашевцы были последователями французского утопического социалиста Фурье, отличавшегося весьма странными и необычными взглядами. Например, он искренне полагал, что в случае установления на Земле социалистической гармонии само Солнце начнёт светить ярче, что вызовет изменение климата, появление гигантских животных и растений, всем будет хватать ресурсов, и тому подобные вещи в духе средневековых утопистов. Впрочем, это были далеко не главные пункты его взглядов.

В более поздние времена утвердилось мнение, что петрашевцев якобы наказали за чтение и распространение письма Белинского к Гоголю. Но это, разумеется, совершенно не так. За чтение письма, пусть даже и запрещённого, на каторгу было невозможно попасть. В действительности распространение письма было лишь одним из обвинений на будущем суде, причём самым мягким обвинением. На самом деле они по примеру будущих народовольцев планировали вести пропаганду свержения режима среди крестьян.

Любопытное воспоминание о петрашевцах оставил поэт Майков, также бывший завсегдатаем кружка:

«Приходит ко мне однажды вечером Достоевский на мою квартиру в дом Аничкова, - приходит в возбуждённом состоянии и говорит, что имеет ко мне важное поручение:

Надо для общего дела уметь себя сдерживать. Вот нас семь человек: Спешнев, Мордвинов, Момбелли, Павел Филиппов, Григорьев, Владимир Милютин и я - мы восьмым выбрали вас; хотите ли вы вступить в общество?

Но с какой целью?

Конечно, с целью произвести переворот в России…»

Очевидно, что никакого переворота они произвести в любом случае не сумели бы. Это был кружок, состоявший преимущественно из начинавших литераторов (также было несколько служащих и младших офицеров). Максимум их «революционной деятельности» - это открытие какой-нибудь полуподпольной типографии и размножение прокламаций и воззваний. Для большего у них не было ни возможностей, ни связей, ни влияния.

Между тем за кружком давно следили. Генерал Липранди, служивший чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел, давно уже внедрил в общество агента, который сообщал ему обо всех крамольных разговорах, ведущихся в кружке.

Надо добавить, что царствование императора Николая началось с выступления декабристов, но следующие 20 лет никаких значимых политических тайных обществ практически не возникало, и, по сути, петрашевцы стали вторым значимым явлением в политическом подполье со времён декабристов.

Вполне возможно, что за обществом так и продолжали бы следить и дальше, содержание крамольных разговоров ложилось бы на стол к Липранди и никто бы не пострадал, но неожиданно случилась «Весна народов» - мощные революционные процессы, по принципу домино охватившие всю континентальную Европу. Кроме того, беспокойство вызывало наличие в кружке некоторого количества молодых офицеров, поскольку всем ещё памятны были события декабристского восстания.

В конечном счёте император принял решение прекратить деятельность кружка. Арестованы были не все, лишь самые активные участники, входившие в состав «тайного общества», а не просто приходившие поболтать по пятницам. В их числе оказался Достоевский.

Группа самых активных петрашевцев, включая Достоевского, была приговорена к расстрелу. Правда, почти сразу же смертная казнь была заменена всем каторгой на различные сроки, а затем император ещё смягчил наказание почти всем осуждённым. Однако они об этом не знали. Вероятно, император, смягчая им приговор, решил заодно припугнуть их. И в историю петрашевцы вошли в первую очередь благодаря инсценировке казни.

В зимний день осуждённых вывели на Семёновский плац и объявили смертный приговор, а про помилование сообщили в самый последний момент, когда уже были взведены ружья расстрельной команды. Вероятно, этот экзистенциальный предсмертный опыт оказал огромное влияние на всё будущее творчество Достоевского. Правда, самого Достоевского к расстрельному столбу не привязывали, «расстреливать» должны были по трое, и Достоевский был во второй тройке по списку, но к тому моменту уже стало известно, что всех помиловали.

Вместо смертной казни он был приговорён к 4 годам каторги и отдаче в солдаты (то есть он лишался звания поручика). Каторга в те времена очень сильно отличалась от современной тюрьмы. Попасть на неё было очень трудно, за мелкие преступления на каторгу не отправляли, нужно было совершить действительно большое злодейство или государственное преступление, чтобы угодить туда. Но если уж человек попадал на каторгу, возврата не было. И вовсе не потому, что каторга была бессрочной. Просто после освобождения человек превращался в ссыльнопоселенца и всю последующую жизнь волен был заниматься чем угодно, но только в пределах Сибири.

Достоевскому удалось невозможное. Он подружился в Семипалатинске с работавшим там бароном Александром Врангелем, который попросил своего знакомого, знаменитого тогда генерала Тотлебена, лично ходатайствовать у нового императора Александра II прощения для Достоевского.

В столицу и губернские города европейской части России он уже не мог вернуться. Отправка на каторгу означала вычёркивание человека из его прежнего общества: его лишали всех сословных званий, чинов и привилегий, его автоматически разводили с супругом и т.д. Теоретически, вернуться было можно, но для этого требовалось обратиться с ходатайством к самому императору.

Прощение Достоевскому и группе других петрашевцев было даровано. Через 10 лет после ареста Достоевский вновь возвращается в Петербург, ему возвращают дворянский титул, а сам он возвращается как мученик, пострадавший за «народную правду».

Возвращение

Коллаж © L!FE Фото: © wikipedia.org © UIG Art and History / EAST NEWS © wikipedia.org

Достоевский уехал из Петербурга в 40-х, а вернулся в Петербург в 60-х. Это были совершенно разные эпохи, отличавшиеся друг от друга так же сильно, как советские 70-е и российские 90-е. В воздухе витал ветер перемен, Россия вставала на капиталистические рельсы и стремительно менялась, новый император в сравнении с предыдущим был почти вольнодумцем. Общество жило ожиданием грядущих грандиозных реформ.

После возвращения Достоевский уговаривает старшего брата открыть журнал. В те времена не было принято печатать отдельные книги, как это делается сейчас. Книжный рынок почти отсутствовал, печатать свои сочинения могли себе позволить только самые-самые знаменитые авторы. Большинство произведений печаталось в различных журналах, распространявшихся по подписке среди узкой аудитории. Издатели журналов были царями и богами, они решали, сколько платить авторам, они решали, что печатать, они договаривались с цензурными ведомствами по поводу возможных щекотливых моментов.

Достоевские открывают журнал «Время», в котором они печатают «Записки из мёртвого дома», которые произвели эффект разорвавшейся бомбы. Это было первое в истории русской литературы произведение, героями которого были каторжане.

Более того, Достоевский стал первым русским писателем, побывавшим на каторге. Это уникальное произведение вмиг вернуло писателю утраченные за предыдущие годы позиции.

Достоевский твёрдо намерен стать профессиональным писателем, то есть зарабатывать литературным трудом. В то время это было не очень распространённым явлением. Литература была уделом богатых людей. Более того, не только богатых, но и праздных. Поскольку требовала массы свободного времени и наличия больших капиталов, чтобы не беспокоиться о хлебе насущном. Почти все писатели прежних лет - выходцы из богатых аристократических семей или наследники огромных состояний. Достоевский одним из первых превращает ремесло писателя в средство к существованию.

Игромания

Коллаж © L!FE Фото: © flickr.com/Zach © UIG Art and History / EAST NEWS

Поначалу дела у братьев идут хорошо. Достоевский отправляется в путешествие по Европе, где его, как трясина, затягивает страсть к игре. Достоевский и раньше отличался азартностью и проигрывал немало денег в бильярд, но рулетка просто сводила его с ума (при этом популярный тогда карточный преферанс он презирал и искренне недоумевал, как люди могут тратить время на подобную ерунду). Он был одержим идеей создать идеальную систему, которая позволит ему всегда выигрывать, и, как ему казалось, создал её. Однако система каждый раз давала сбой, но Достоевский винил в этом не саму систему, а себя, он считал, что он недостаточно хладнокровен, а система идеальна и работает.

Нельзя сказать, что Достоевскому не везло, иногда он выигрывал очень внушительные суммы, но почти сразу же проигрывал их и даже залезал в долги, чтобы отыграться.

В казино Висбадена Достоевский поначалу выиграл достаточно крупную сумму, но вскоре настолько проигрался, что задолжал даже хозяину отеля, в котором жил. В отчаянии писатель рассылал всем знакомым и друзьям письма с мольбами выслать денег, чтобы расплатиться хотя бы с хозяином отеля, который всё это время держал его на хлебе и воде.

Чтобы расплатиться по многочисленным долгам, в том числе и умершего брата, чьи долги он по-братски принял на себя, Достоевский подписывает кабальный и унизительный контракт с издателем Стелловским, обязуясь в кратчайшие сроки написать роман. Так появляется «Игрок» - один из самых знаменитых романов Достоевского, отчасти биографический. Вероятно, это одна из самых необычных предысторий написания великого романа в истории литературы. Также благодаря этому роману Достоевский познакомился со своей второй женой Анной Сниткиной, которую он нанял стенографисткой, чтобы ускорить написание романа, и влюбился в процессе работы. Именно этой женщине Достоевский обязан спасением из бездны игромании и некоторой финансовой стабилизацией.

Игроманские запои продолжались и при новой жене. В 1867 году он снова проигрывается в пух и прах в одном из немецких казино и пишет жене слёзное письмо с просьбой выслать денег, чтобы расплатиться по долгам перед хозяином отеля. Он весьма убедительно описывает жене все свои ошибки и клянётся, что теперь-то уж точно не будет играть и возвращается домой. А через день шлёт новое отчаянное письмо, в котором сообщает, что он проиграл и те деньги, которые жена выслала ему на оплату долгов, и просит выслать новые.

Однажды Достоевскому пришло в голову, что его система выигрышей не работает потому, что ему не хватает хладнокровия в ключевые моменты, поэтому его должен сопровождать более спокойный человек. Он стал брать в заграничные вояжи свою жену, которой пришлось сполна познать недуг мужа. Достоевский проигрывал все деньги, закладывал украшения и платья жены, чтобы расплатиться по долгам, после чего возвращался в слезах и признавался, что проиграл и те деньги, которые предназначались для возврата долгов.

Достоевский 10 лет провёл в игроманском угаре, всё надеясь выиграть огромную сумму, чтобы расплатиться со всеми долгами, но после очередного проигрыша писателя внезапно «отпустило», о чём он с удовольствием написал жене. С апреля 1871 года Достоевский больше никогда не подходил к рулетке.

Деньги

Коллаж © L!FE Фото: © wikipedia.org © UIG Art and History / EAST NEWS

Деньги играют важную роль во многих романах Достоевского. Они сводят героев с ума и толкают на самые страшные преступления. Они были важной темой и для самого Достоевского. Он играл в рулетку не потому, что ему нравился процесс, а потому, что был одержим навязчивой идеей выиграть крупную сумму. При этом Достоевский добился цели, которую себе ставил, он стал профессиональным литератором и зарабатывал только писательским трудом, что было относительно редким явлением в те времена, когда писателями были либо праздные богачи, либо высокопоставленные чиновники.

Достоевский не был самым высокооплачиваемым писателем в стране, но зарабатывал достаточно. Сам он оценивал свой средний годовой доход в 8-10 тысяч рублей, что позволяло ему ни в чём себе не отказывать и содержать семью.

При этом Достоевский совершенно не умел управляться с деньгами. Один его приятель вспоминал, что юный Достоевский в годы учёбы однажды получил из дома тысячу рублей (сумму, которой студенту хватило бы почти на год жизни), но уже не следующий день вынужден был занимать у него 5 рублей.

Несмотря на неплохой доход, Достоевский постоянно был в долгах, доходило до того, что он вынужден был скрываться от кредиторов. Своего племянника в письме, присланном из Москвы, он просил ни в коем случае не раскрывать его местонахождения кредиторам.

Ситуация улучшилась только в 70-е, когда его жена взяла на себя все финансовые вопросы и стабилизировала бюджет, а сам Достоевский наконец отказался от игры в казино.

Конкуренция

Коллаж © L!FE Фото: © wikipedia.org © UIG Art and History / EAST NEWS © wikipedia.org

Достоевский конкурировал за звание главного русского писателя с двумя выдающимися современниками: Тургеневым и Толстым. С Тургеневым конкуренция была особо острой, поскольку дополнялась ещё и личной враждой, возникшей ещё в молодые годы в литературных кружках столицы. Поначалу наиболее высоко котировался Тургенев, затем пальму первенства перехватил Толстой. Но к концу жизни Достоевский сравнялся с Толстым.

Достоевского часто критиковали за бедность языка. Выдающийся художник слова Бунин морщился: «Знаете, почему у Достоевского нет описаний природы? Да потому что он не умеет писать!» Язык Достоевского действительно не поражал воображение, однако он брал другим: глубочайшим психологизмом, исследованием самых потаённых уголков души.

В «Бесах» он выступает уже не как писатель, а как пророк и визионер. В сцене бала, в описании одного из выступавших революционеров ясно угадывается грядущий вождь пролетариата Ленин: «улыбок не примерял, хотя часто и плотоядно улыбался. Ростом он был мал, лет сорока на вид, лысый и плешивый, с седоватою бородкой, одет прилично. Но всего интереснее было, что он с каждым поворотом подымал вверх свой правый кулак, мотал им в воздухе над головою и вдруг опускал его вниз, как будто разбивая в прах какого-то сопротивника».

Достоевский признавал, что его язык нельзя оценить как вершину мастерства, но на это у него были вполне убедительные аргументы. И Тургенев (потомственный миллионер), и Толстой (аристократ-миллионер) никогда ни в чём не нуждались и могли позволить себе потратить год на то, чтобы обдумать, как лучше сформулировать пару строк из произведения.

Тогда как Достоевский творил в условиях жесточайшего цейтнота, подгоняемый растущими долгами и нетерпеливыми издателями. «Игрок» был написан с нуля за невероятные 26 дней. При этом Тургенев за почти полувековой период творчества написал 5 романов, как и Толстой за более чем 60-летний период. Тогда как Достоевский за 25 лет творчества создал 8 полноценных романов.

Достоевский ещё при жизни утвердился в России в роли одного из главных писателей. А после его смерти началось триумфальное шествие его произведений по западным странам, где случился настоящий вал изданий его сочинений.

Наследие

Коллаж: © L!FE Фото: © wikipedia.org © flickr.com/freestocks.org © UIG Art and History / EAST NEWS

Творчество Достоевского оказало огромное влияние на мировую культуру не только XIX, но и XX века. Великие мастера оценивали его труды по-разному. Набоков и Бунин считали, что он не умел писать.

Горький полагал его вторым гением в литературе после Шекспира, но гением злым. Ницше писал, что Достоевским был единственным психологом, у которого он учился. Эйнштейн считал «Братьев Карамазовых» величайшей из прочитанных им книг, а папа Римский Бенедикт XVI цитировал Достоевского в своих энцикликах.

Многими исследователями Достоевский рассматривается как предтеча и вдохновитель экзистенциализма - одного из самых влиятельных философских течений ХХ века. В западном мире он считается одним из двух главных русских писателей (наряду с Толстым) и является неотъемлемой частью также и общемировой культуры, о чём красноречиво говорит огромное количество экранизаций, театральных постановок и переизданий Достоевского.

В России у наследия Достоевского была более сложная судьба. При жизни он был признанным гением и великим мастером, но случившаяся в ХХ веке революция спутала карты. Для большевиков Достоевский, начинавший как революционер, а закончивший как христианин и консерватор, был раздражителем.

Ленин ужасно не любил его творчество. «Преступление и наказание» он называл «морализирующей блевотиной» и «покаянным кликушеством». «Бесов» Ленин, по собственному признанию, «перечитал и швырнул в сторону», а «Братьев Карамазовых» он «начал читать, но от сцен в монастыре стошнило».

Тем не менее, вопреки популярному мифу Достоевский никогда не запрещался в СССР. В те времена в СССР было три главных писателя: Маркс / Энгельс, Ленин и Горький (в отдельные периоды добавлялся Сталин). Достоевский с его взглядами совершенно не вписывался в эту компанию и особой популярностью не пользовался.

Второе рождение Достоевского состоялось уже при Хрущёве. В послевоенные годы мировой кинематограф испытал новый виток интереса к писателю. В 1951-м году Куросава экранизирует «Идиота». В 1956-м французы снимают «Преступление и наказание» с тогда уже великим Жаном Габеном. В 1957-м Висконти снимает «Белые ночи» с Мастрояни в главной роли и получает награду Венецианского кинофестиваля. В 1958-м американцы снимают «Братьев Карамазовых», фильм входит в десятку лучших фильмов года.

В СССР, разумеется, не могли не заметить всплеск интереса к писателю и рассудили, что негоже отдавать товарища Достоевского в лапы буржуев. Один из самых статусных советских режиссёров Иван Пырьев снимает сначала «Идиота», а затем «Братьев Карамазовых». Одновременно начинается переиздание работ Достоевского невиданными ранее тиражами в сотни тысяч экземпляров. К брежневским временам Достоевский вернул себе статус неоспоримого классика русской литературы.

Евгений Антонюк
Историк

Гарин И. И. Пророки и поэты
Шекспир и Достоевский

ШЕКСПИР И ДОСТОЕВСКИЙ

Шекспир дал возможность целому поколению чувствовать себя мыслящим существом, способным понимать.

Достоевский

Источник: Литература Западной Европы 17 века - "Жестоком таланте" Н. К. Михайловский, сравнивая с Шекспиром "талант такого роста, как Достоевский", обратил внимание на сходство художественных приемов и мировидения двух гениев. Хотя тема "Шекспир и Достоевский" далека от исчерпания, собраны все высказывания Достоевского о Великом Виле, проанализированы шекспировские реминисценции в произведениях Достоевского и определено место Шекспира в творческой лаборатории "жестокого таланта". Тем не менее поражает малочисленность сравнительных исследований двух лучших знатоков человеческих душ и страстей. Даже Тарле, собравший эти материалы, свою знаменитую (к сожалению, утерянную) лекцию посвятил, главным образом, "ненормальным состояниям душ", то есть изображению преступных типов двумя художниками. Как говорил сам Тарле, его задачей было установить тот "шаг вперед, который совершил Достоевский в изображении ("выворачивании наизнанку") преступной души". Тарле интересовало не столько человековедение, сколько психиатрия, криминология и психология преступления. Он следовал по стопам Ферри и его "Преступников в искусстве":

До открытия уголовной антропологии, разве что гений Шекспира (в Макбете) и личные наблюдения Достоевского над сибирскими злодеями знали о существовании такого рода преступников.

Источник: Литература Западной Европы 17 века - "прежде всего художник. Он дал то, чего наука... дать не могла, ибо область художественного воспроизведения действительности есть дело художника, а не врача, притом же для тех творений, которые вышли из- под пера Достоевского, нужна гениальность и притом гениальность особого рода, гениальность художественная, а не аналитический гений науки".

Источник: Литература Западной Европы 17 века - "все типы страстей, темпераментов, подвигов и преступлений". Если хотите, он сам шел по пути, проложенному Страстным Пилигримом. Если хотите, "Мера за меру" - предтеча "Преступления и наказания". Я имею в виду не содержание, а мировидение.

Источник: Литература Западной Европы 17 века -

Эта женщина, в другой обстановке, могла бы быть какой - нибудь Юлией или Беатриче из Шекспира, Гретхен из Фауста... И вот эту- то Беатриче или Гретхен секут, секут как кошку!

Достоевский рано приобщился к Шекспиру, еще 17- летним юношей вдумываясь в философию Гамлета и в письмах из инженерного училища признавая его недосягаемым творческим образцом. Культ Шекспира Достоевский сохранил до конца жизни.

Как и следовало ожидать, Достоевского привлекали самые философские герои Шекспира - поэтому столь велик его интерес к "Гамлету", "Отелло", "Генриху VI". Именно главных героев этих пьес он столь часто упоминает в своих произведениях, использует для развенчания "современных Гамлетов", циников и лицемеров. Явный отпечаток гамлетизма, в понимании этого явления Достоевским, несут на себе князь Валковский, Фома Опискин, Ставрогин, которого мать сравнивает с датским принцем, чахоточный Ипполит, терзаемый гамлетовским вопросом, рефлектирующий Версилов, наконец, Иван Карамазов, ссылающийся в споре с Алешей на трагедию Шекспира.

Вполне возможно, что гамлетовские сомнения и отчаяние писатель находил в Алексее Ивановиче, герое романа "Игрок", которому дал реплику принца: "слова, слова и слова" и в парадоксалисте "Записок из подполья". Недаром последний, услыхав пошлую тираду, что "Шекспир бессмертен", демонстративно "презрительно захохотал", "выделанно и гадко фыркнул": сам- то он понимает Шекспира, думалось ему, этому "усиленно сознающему" человеку, в котором рефлексия парализует действие.

Гамлетовские слова кричит в "Подростке" Аркадий, услыхав о гибели Крафта: "Великодушный человек кончает самоубийством; Крафт застрелился - из- за идеи, из- за Гекубы... Впрочем, где вам знать про Гекубу!.." Наконец, Митя Карамазов, приняв твердое решение пустить себе пулю в лоб, жалуется Перхотину: "Грустно мне, грустно, Петр Ильич. Помнишь Гамлета: "Мне так грустно, так грустно, Горацио... Ах, бедный Йорик!" Это я, может быть, Йорик и есть. Именно теперь я Йорик, а череп потом".

Достоевский постоянно и настойчиво возвращался к гамлетовскому вопросу, потому что за размышлениями о загробной жизни скрываются сомнения в бессмертии души и, в конечном итоге, главный вопрос, которым писатель, по его собственному признанию, "мучился сознательно и бессознательно всю... жизнь - существование Божие".

Хотя шекспировские реминисценции у Достоевского редко связаны с раскрытием души героев, ориентировка на Шекспира всегда явственна и постоянна. Характерный пример - работа над "Идиотом", трансформация образа князя Мышкина.

Сперва он мыслился трагическим злодеем, приходящим к очищению через страдание, и в числе его прообразов оказывался Яго. На раннем этапе работы, 18 октября 1867 г. писатель сделал такую запись:

"План на Яго.

При характере Идиота - Яго. Но кончает божествlt;енноgt;. Оступается и проч.

Источник: Литература Западной Европы 17 века - "Идиот" сперва представлялся Достоевскому неким коварным интриганом и авантюристом. Дальнейшие записи, уточняющие и развивающие характер и поведение Идиота- Яго, показывают, как, отталкиваясь от шекспировского героя, писатель старался психологически обосновать его ненависть к людям. Особенно интересовало его раскрытие душевных движений и поведения "русского Яго" в новом аспекте, отсутствующем в трагедии, - в любви. Однако эти поиски не были завершены в связи с полным изменением замысла и переориентировкой героя на Христа и Дон Кихота.

К шекспировским реминисценциям принадлежит и сравнение героя "Бесов" Николая Ставрогина с принцем Гарри, наследником престола, а затем английским королем Генрихом V в исторической хронике "Король Генрих IV". Одна из глав так и названа "Принц Гарри. Сватовство" (ч. I, гл. 2). Сравнение это делает другой герой романа - Степан Трофимович Верховенский, идеалист 40- х годов, убежденный западник и страстный поклонник Шекспира. Желая утешить мать Ставрогина - Варвару Петровну, взволнованную слухами о "безумных кутежах", о "какой - то дикой разнузданности" и бретерстве сына, "Степан Трофимович уверял ее, что это только первые, буйные порывы слишком богатой организации, что море уляжется и что все это похоже на юность принца Гарри, кутившего с Фальстафом, Пойнсом и мистрис Квикли, описанную у Шекспира".

Чаще всего мы встречаемся у Достоевского с Отелло, Гамлетом и Фальстафом. Увлечение "Отелло" было столь велико, что в 1879- 1880 годах Достоевский несколько раз предлагал в салоне Штакеншнейдеров поставить любительскую пьесу и себя в роли Отелло. Тема Отелло - одна из центральных в "Подростке".

У Версилова тоже "разможжена душа", потому что он лишился идеала: обожая Ахмакову, он испытывает "самое искреннее и глубочайшее неверие в ее нравственные достоинства". Между тем Ахмакова. как и Дездемона, представлена идеалом нравственного совершенства, ума, красоты. Параллельность финальных сцен очевидна: подобно тому как мавр целовал перед убийством спящую жену свою, Версилов дважды целует лежащую без чувств Ахмакову и затем пытается застрелить ее и застрелиться сам. Но Версилов не Отелло, не цельная чистая душа, а "рефлексер", переживающий раздвоение личности. Он действует импульсивно, почти теряя рассудок, и ему не удается ни убить, ни покончить с собой.

Тема Фальстафа занимает в творчестве Достоевского меньшее место: m- r M в "Маленьком герое", купчик Архипов в "Униженных и оскорбленных " ("Бестия и шельма... Иуда и Фальстаф, все вместе"), чиновник Лебедев и генерал Иволгин в "Идиоте", Лебядкин в "Бесах". Фальстафы Достоевского - мерзость мира, "особая порода растолстевшего на чужой счет человечества, которая ровно ничего не делает, которая ровно ничего не хочет делать и у которой, от вечной лености и ничегонеделания, вместо сердца кусок жира".

Источник: Литература Западной Европы 17 века - "Достоевский открыл в человеческой душе такие пропасти и бездны, которые и для Шекспира и для Толстого остались закрытыми". Психологический анализ у Достоевского тоньше, значительнее, глубже, нежели у Шекспира: то, что Шекспир только обозначил, наметил, изобразил извне, Достоевский показал изнутри. Что у Яго или Макбета преступная воля или страсть, то у Раскольникова, Свидригайлова, Смердякова, Верховенского - структура сознания, анатомия подкорки, патологоанатомия, болезненные состояния, психиатрия.

По мнению Тарле, шекспировские заветы и традиции осуществил вполне только Достоевский, и за 250 лет, их разделяющих, не было никого, кто бы понял и оценил Шекспира так хорошо, как Достоевский. Именно Достоевский продолжил и развил психологизм "знатока человеческого сердца", дав блестящее в художественном отношении изображение человеческой ненависти, жестокости, честолюбия, гнева, ревности, корысти, безумия...

#Достоевский #история #великийроссиянин #писатель #книга #литература

Федор Михайлович Достоевский родился в октябре 1821 г. в Москве.

Отец его, штаб-лекарь в отставке, происходил из старинного, но захудалого дворянского рода и работал врачом в московской Мариинской больнице для бедных. Он был человеком угрюмым, раздражительным и до крайности деспотичным. Детство Достоевского прошло в маленькой казенной квартире в одном из мрачных флигелей больницы. Начальное образование он получил дома. В 1833 г. его определили в полупансион француза Сушара, а в следующем году перевели в интернат Леопольда Чермака. Здесь Достоевский первый раз попробовал писать. В начале 1838 г. он по требованию отца поступил в Главное инженерное училище в Петербурге. Об этом учебном заведении с его суровой воинской дисциплиной и жизнью под барабанный бой Достоевский в дальнейшем вспоминал очень холодно, но в общем признавал, что преподавание здесь велось на высоком уровне. Все свободное время он отдавал чтению и литературным опытам. Особенно увлекал его Гоголь, которого Достоевский всю жизнь почитал за величайшего гения мировой литературы и ставил в один ряд с Шекспиром и Бальзаком. Именно в петербургских повестях Гоголя, с их небывалым сочетанием физиологического очерка и романтической новеллы, житейской прозы и тревожной фантастики, фасадной красоты большого города и притаившимися будничными драмами мелких чиновников, нашел он образец для своих ранних произведений.

В 1841 г. Достоевский был произведен в инженеры-прапорщики, но еще два года оставался экстерном в своем училище и проходил здесь высшие ступени военно-строительного искусства. В августе 1843 г. он окончил полный курс наук в верхнем офицерском классе и был зачислен на скромный пост при петербургской команде «с употреблением при чертежной инженерного департамента». В эти годы он узнал на собственном опыте, что такое удручающая бедность. Впрочем, виной этому был он сам - Достоевский жил горячо, порывисто и страстно, часто он не мог совладать со своей натурой, и едва у него заводились деньги, тут же до последней копейки проигрывал их в домино или бильярд. К тому же он обожал зрелища, рестораны, кофейные, офицерские пирушки с пуншем, банком и штосом. Но этим далеко не исчерпывались его занятия. Летом 1844 г. в журнале «Репертуар и пантеон» была напечатана в его переводе повесть Бальзака «Евгения Гранде».

Полный творческих планов, Достоевский вскоре начал тяготиться своей службой. Осенью 1844 г., когда его хотели перевести в какой-то дальний гарнизон, Достоевский без колебания подал в отставку. В это время он уже глубоко был захвачен размышлениями над своим собственным романом. Позже он вспоминал: «И замерещилась мне… история - в каких-то темных углах, какое-то титулярное сердце, честное и чистое, а вместе с ним какая-то девочка, оскорбленная и грустная…» В этом видении заключался не только дух «Бедных людей» - первой книги, которая принесла Достоевскому громкую известность, но и всего его творчества. С одной стороны, «Бедные люди» - это роман в духе натуральной «гоголевской» школы. Образ большого города, с его черными, закоптелыми капитальными домами, пучками газа в тумане, скользкой набережной Фонтанки, грязными зловонными лестницами, постоянно проглядывает в каждой сцене романа. Но все же главное здесь не быт, а сердце человеческое, главное - это трагедия глубокого чувства двух маленьких, но благородных людей, безжалостно растоптанного существующим миропорядком. Острая психологическая драма мелкого чиновника, впервые мастерски описанная Достоевским, была новым словом в русской литературе - здесь как бы слились воедино чувствительный сентиментализм Карамзина и глубокий реализм Гоголя, образуя своего рода «сентиментальный натурализм», основоположником которого и стал в своем первом романе молодой Достоевский. Открыв «жизнь сердца» в мелком забитом чиновнике, в «ветошке», а не человеке, Достоевский, по словам Бахтина, произвел в гоголевском мире «коперниковский переворот». Современники остро почувствовали всю важность художественного открытия молодого, никому не известного литератора. Роман Достоевского стал широко известен в петербургских литературных кругах еще до его публикации. Некрасов, которому Григорович показал «Бедных людей», был потрясен и растроган до глубины души. Белинский прочел повесть не отрываясь и тоже пришел в восторг. «Написать такую вещь в двадцать пять лет, - воскликнул он, - может только гений, который силою постижения в одну минуту схватывает то, для чего обыкновенному человеку потребен опыт многих лет». Он захотел тотчас познакомиться с молодым писателем, которому пророчески предрек большое будущее. Через три дня знакомство состоялось. Выслушав из уст великого критика самые горячие похвалы в свой адрес, Достоевский вышел от него в полном упоении. Позже он признавался:

«Это была самая восхитительная минута во всей моей жизни».

Впрочем, уже очень скоро Белинский почувствовал, что талант Достоевского не укладывается в рамки «натуральной» школы. В декабре 1845 г. Достоевский читал в кружке Белинского первые главы своей новой повести «Двойник», главный герой которой мелкий чиновник Голядкин, сойдя с ума, переживает мучительное раздвоение личности. Белинский был несколько озадачен этим произведением, но все же одобрил его. Однако следующие произведения Достоевского - «Господина Прохарчина» (1846) и, особенно, «Хозяйку» (1847) он решительно не принял и едко высмеял их в своей статье. В последние годы жизни Белинский был непримиримым борцом с романтизмом, фантастикой и идеализмом. Он требовал от писателей точной картины современного общества. Всему мечтательному, гадательному и иллюзорному его журнал объявил беспощадную войну. Достоевскому, который смело сочетал в своих произведениях реалистическое с иррациональным, рамки натуральной школы с самого начала казались слишком тесными. Между ним и Белинским стали возникать разногласия. Позже он вспоминал: «Взгляд мой был радикально противоположен взгляду Белинского. Я упрекал его в том, что он силится дать литературе частное, недостойное ее назначение, низводя ее единственно до описания, если можно так выразиться, одних газетных фактов и скандальных происшествий. Я именно возражал ему, что желчью не привлечешь никого, а только надоешь смертельно всем и каждому… Белинский рассердился на меня, и, наконец, от охлаждения мы перешли к формальной ссоре, так что и не видались друг с другом в продолжении всего последнего года его жизни».

Порвав с Белинским, Достоевский вынужден был разойтись и со всем его окружением. Отношение к нему в писательских кругах с восторженного сменилось на скептически-насмешливое. Этот ранний горестный опыт внезапной славы и быстрого развенчания всегда потом рождал у Достоевского болезненные воспоминания. Но избранному им идеалу он остался верен до конца.

Взамен прежних друзей у Достоевского вскоре явились новые. Еще в 1846 г. он познакомился с убежденным фурьеристом и организатором первого социалистического кружка в России Михаилом Петрашевским. Каждую пятницу в его доме у Покровской площади собиралась молодежь, интересовавшаяся новейшими социальными и экономическими вопросами. С весны 1847 г. эти собрания стал посещать Достоевский. Общение с Белинским не прошло для него бесследно. В то время когда Достоевский сблизился с великим критиком, тот под влиянием Фейербаха уже отрекся от веры, увлекался естествознанием, точными науками и стал воинствующим безбожником. Едва познакомившись с Достоевским, он (по воспоминаниям самого Достоевского) тотчас «бросился обращать его в свою веру». «И я, - признавался Достоевский, - страстно принял тогда его учение». (Это увлечение атеизмом и социализмом не было мимолетным, оно превратилось в долгую душевную трагедию. Возвращение Достоевского к «сияющей личности Христа» было потом мучительным и долгим.) Таким образом, Достоевский был уже подготовлен к принятию новых западных идей. Познакомившись с Петрашевским, он был захвачен учением Фурье и его горячей проповедью о создании социалистического общества труда и всеобщей справедливости. «Фурьеризм, - говорил он позже, - система мирная, она очаровывает душу своею изящностью, обольщает сердце тою любовью к человечеству, которая воодушевляла Фурье, когда он составлял свою систему». Достоевский мечтал об «оздоровлении» общества, о его перестройке на более справедливых основах. Он готов был горячо проповедовать новые филантропические идеи, был убежденным сторонником отмены крепостного строя и проведения социальных реформ, но ни тогда, ни позже не принимал насилия, террора и политических переворотов. Характерно, что увлечение социализмом совершенно не сказалось на его творчестве. В 1848 г. он выпустил сентиментальный роман «Белые ночи», а с начала 1849 г. в «Отечественных записках» начали публиковать его роман «Неточка Незванова» - пожалуй, самое зрелое и сильное произведение раннего Достоевского. К несчастью, закончить его он не успел.

В апреле 1849 г. на заседании петрашевцев Достоевский прочел знаменитое письмо Белинского к Гоголю, написанное в Германии и распространявшееся тогда в России в списках. Вскоре все петрашевцы были арестованы.

Достоевский был заключен в печально знаменитый Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Началось следствие. Как свидетельствуют открытые позже протоколы допросов, Достоевский вел себя на нем с большим мужеством. Он имел полное право написать в 1854 г., что «вел себя перед судом честно, не сваливая своей вины на других, и даже жертвовал своими интересами, если видел возможность своим признанием выгородить других». 22 декабря Достоевского и других петрашевцев привезли на плац Семеновского полка, где возвышался деревянный помост, обтянутый черным сукном. Здесь им зачитали высочайший приговор: из 123 человек, привлеченных к следствию, 21 были приговорены к расстрелу. Достоевский оказался в их числе. Осужденных облачили в саваны с остроконечными капюшонами. Первую тройку привязали к столбам у эшафота. Достоевский был во второй тройке. Позже он вспоминал: «Вся жизнь пронеслась в уме, как в калейдоскопе, быстро, как молния, и картинно». Взвод солдат прицелился в обреченных. В это время галопом подскакал флигель-адъютант с помилованием. (Вся эта сцена с расстрелом, как потом стало известно, была разыграна по приказу Николая I.) По новому приговору Достоевского присудили к четырем годам каторги, а потом - к ссылке в рядовые. В тот же день он писал брату: «Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. Подле меня будут люди, а быть человеком между людьми и остаться им навсегда в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть - вот в чем жизнь, в чем задача ее. Я осознал это. Эта идея вошла в плоть и кровь мою…

Никогда еще таких обильных и здоровых запасов духовной жизни не кипело во мне, как теперь…» 25 декабря Достоевского заковали в кандалы, посадили в сани и отправили в Сибирь, В конце января 1850 г. его доставили в Омскую крепость, где предстояло отбывать каторжные работы. Общий барак, в котором он прожил четыре года, представлял собой ветхое деревянное здание с протекающей крышей.

«Блох, вшей и тараканов четвертаками». Голые нары. Общий ушат, духота нестерпимая. А вокруг несмолкаемый крик, шум, ругань, бряцание цепей.

«Это был ад, тьма кромешная», - вспоминал впоследствии Достоевский. Ему пришлось прожить четыре года бок о бок с мрачнейшими знаменитостями уголовного мира. Он вынес отсюда множество типов и характеров, которые потом обрели вторую жизнь в его великих романах.

Не владея никакими специальностями, Достоевский был зачислен в разряд чернорабочих: он вертел в мастерской точильное колесо, обжигал на заводе кирпичи, разбирал на Иртыше старые казенные барки. За этими трудами у него было много времени подумать о своей прошлой жизни. Именно на каторге начали постепенно меняться его убеждения. Позже он писал: «Одинокий душевно, я пересматривал всю прошлую жизнь мою, перебирал все до последних мелочей, вдумывался в мое прошедшее, судил себя один неумолимо и строго и даже в иной час благословлял судьбу за то, что послала мне это уединение, без которого не состоялись бы ни этот суд над собой, ни этот строгий пересмотр прежней жизни». Особенно тяжело подействовала на него ненависть арестантской среды к приговоренным дворянам. Ненависть народа Достоевский объяснял религиозно. Даже самые страшные разбойники веровали в Христа, и этой верой они были «умнее» неверующих. Размышляя над тем, как преодолеть отчуждение народа, Достоевский постепенно отрекся от своих социалистических воззрений, которые стали казаться ему космополитическими и не русскими, и возвратился к своим старым, уже полузабытым, «московским» убеждениям - патриархальному православию и почвенническому консерватизму. Обратный путь к вере он описал позже Фонвизиной: «Я скажу вам про себя, что я дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных…» Достоевский, оставивший в начале 1854 г.

Омский острог, совсем не походил на того Достоевского, который был привезен сюда четыре года назад.

До полной свободы ему было еще очень далеко. Согласно приговору, Достоевского зачислили рядовым в Сибирский 7-й линейный батальон, стоявший в дальнем степном губернаторстве. Семипалатинск, в котором назначено было ему провести годы своей ссылки, представлял собою глухой городок, затерянный в киргизских степях неподалеку от китайской границы. Достоевского опять поселили в казарме. Он должен был со всей строгостью выполнять фронтовые занятия, но от других обязанностей был освобожден. Вскоре ему разрешили жить на отдельной квартире. Получив наконец возможность читать и писать, Достоевский начал работу над своими каторжными мемуарами и набросился на книги. Он умоляет брата присылать ему побольше книг: европейских историков, экономистов, святых отцов, древних авторов, Коран, Канта, Гегеля, физику, физиологию, даже немецкий словарь. Он читает журналы и сразу отмечает первые повести Толстого. Положение его заметно улучшается.

Местное общество открыло перед Достоевским свои двери. Его начинают принимать даже в доме военного губернатора. У него появилось много друзей.

Между прочим он познакомился со скромным таможенным чиновником Александром Исаевым (отчасти он послужил потом прототипом для его Мармеладова). Это был честный, благородный, но бесконечно опустившийся, спившийся человек. Его жена, Мария Дмитриевна, хорошенькая, образованная, умная и грациозная женщина, вскоре стала большим другом Достоевского. По свидетельству тех, кто близко знал Достоевского в это время, ее сочувствие к нему он неверно истолковал как увлечение и вскоре сам горячо влюбился в нее. Страсть его была мучительной и болезненной, так как постоянно отягчалась ревностью. Когда Исаевы переехали в Кузнецк, возникла оживленная переписка. В августе 1855 г. Исаев умер. Но к этому времени оказалось, что Мария Дмитриевна увлечена уездным учителем Вергуновым. Борясь за свою любовь, Достоевский преодолел множество затруднений и пережил тяжелую душевную драму, следы которой видны потом во многих его романах. В октябре 1856 г. стараниями друзей (которые обратились лично к Александру II) Достоевский был произведен в прапорщики. Это означало для него значительное расширение свободы. Он отправился в Кузнецк и сделал Исаевой официальное предложение. В феврале 1857 г. они обвенчались в кузнецкой церкви и переехали в Семипалатинск. Брак их, однако, был очень несчастным. На обратном пути из Кузнецка молодая жена с ужасом и отвращением увидела своего мужа воющим и бьющимся в припадке падучей (нервные припадки преследовали Достоевского с юности, но в настоящую эпилепсию они перешли в годы ссылки). Это происшествие произвело на нее ужасное впечатление и навсегда разрушило близость между супругами. Брак продолжался семь лет, однако с этого дня и до самой смерти Марии Дмитриевны в огромной переписке Достоевского нет ни единого слова о ней. После ее смерти (в апреле 1864 г.) Достоевский писал Врангелю: «О, друг мой, она любила меня беспредельно. Я любил ее тоже без меры, но мы не жили с ней счастливо. Мы были с ней положительно несчастны вместе».

Смерть Николая I и начало нового царствования, которое в отличие от предшествующего, обещало быть либеральным, породили в Достоевском надежду на скорую перемену в своей судьбе. В марте 1859 г. он получил долгожданную амнистию и в декабре смог переехать в Петербург. Друзья и знакомые были поражены его кипучей энергией. Он вернулся не разбитым или надломленным и не казался разочарованным или нравственно искалеченным - он смотрел на мир бодрее прежнего, отличался веселостью и мягкостью в обращении. «Я верю, что еще не кончилась моя жизнь», - писал Достоевский в одном из писем. Страна, в которой он оказался, совсем не походила на ту, что оставил он десять лет назад: все пришло в движение, всюду чувствовался дух обновления и надежда на скорое преобразование общества. Достоевский с энтузиазмом окунулся в эту кипучую стихию. Вместе с братом Михаилом он решил издавать ежемесячный журнал «Время» большого объема (32 печатных листа), в котором кроме литературного предусматривались экономический, финансовый и философский отделы. Задачей нового органа было провозглашено «примирение цивилизации с народным началом и синтез русского культурного слоя с подспудными силами народа». Не принадлежа идейно ни к славянофилам, ни к западникам, Достоевский предполагал проводить в своем журнале некую среднюю линию. В кружке сотрудников «Времени» не было даже следа революционного направления. Здесь господствовали нравственные и умственные интересы, чистый либерализм без всякой мысли о насильственном перевороте. Первый номер журнала вышел в январе 1861 г. В следующие месяцы Достоевский опубликовал здесь две крупные вещи - свои каторжные мемуары «Записки из мертвого дома» и роман «Униженные и оскорбленные». Кроме того его перу принадлежало множество статей на самые разные темы. Новый орган был сразу отмечен русской публикой. «Время» имело огромный успех, число подписчиков быстро увеличивалось, но в апреле 1863 г. за публикацию статьи «Роковой вопрос» (посвященной польскому восстанию) журнал был неожиданно закрыт. Братьям Достоевским пришлось хлопотать об организации нового журнала «Эпоха».

В том же году Достоевский пережил одно из сильнейших увлечений в своей жизни - страсть к Аполлинарии Сусловой. Роман с ней был бурный и драматичный, словно взятый со страниц его романа, только действительность здесь предшествовала вымыслу. Став любовницей Достоевского, Суслова тяготилась этой страстью и уехала за границу. Между любовниками развернулась настоящая драма любви-ненависти, в которой обе стороны наносили друг другу расчетливые и жестокие удары. Оставив все дела, Достоевский отправился за Сусловой в Германию и Париж. Страсть к любимой женщине странным образом переплетается в нем со страстью к игре. Он постоянно играет на рулетке - в Висбадене выигрывает в один вечер 10 тысяч франков а в Баден-Бадене проигрывается вчистую. С этого времени ведет свое начало его безумная всепоглощающая страсть к игре, которая в течение многих лет не позволяла ему вылезти из долгов. (Вместе с тем рулетка и переживания, связанные с ней, дали Достоевскому материал к одной из лучших его повестей «Игрок».) Возвратившись из-за границы, в октябре 1863 г. Достоевский возобновил хлопоты по организации журнала «Эпоха». Разрешение было получено в январе 1864 г. Но блестящего успеха первого журнала повторить не удалось.

«Эпоха» появилась на свет мертворожденной, и вся история второго журнала Достоевских есть история его медленной гибели. В первом номере, который вышел в марте, было помещено начало повести «Записки из подполья». Создавалась она в крайне неблагоприятных условиях. Достоевский писал эту вещь с «мукой и отчаянием», сидя у постели умирающей жены, писал в спешке, тревоге, без вдохновения (повесть позарез нужна была для того, чтобы поставить на ноги журнал), буквально привязывая себя к письменному столу.

Но несмотря на это из-под пера его вышло исключительно цельное и глубокое произведение. Потрясающий драматизм мысли, впервые обретший здесь свое воплощение, стал потом важной особенностью всех поздних великих романов-трагедий Достоевского. Точно так же в первый раз здесь было явлено миру его парадоксальное религиозно-нравственное учение.

«Записки из подполья» представляют собой исповедь изверившегося мечтателя-циника, «подпольного человека», рационалиста, «мертворожденного общечеловека», который с противоестественным наслаждением раскрывается перед читателем в своем нравственном «неблагообразии» и выворачивает перед ним всю низость своей души. В уста этого антигероя Достоевский вкладывает трагические размышления о сути человеческой природы и путях развития человечества. Острие едкого сарказма автора «Записок» направлено против утилитарной теории гуманизма «западников» и особенно Чернышевского, против их наивной веры в прогресс и человека. Известно, что век Просвещения в противовес религиозному аскетизму христианства выдвинул понятие разумного эгоизма как надежной связи человеческого сообщества. В основе этого учения лежало представление о «естественном человеке», который озабочен в своих стремлениях достижением собственного «счастья». Человек этот сам по себе не добр и не зол, таковым его делает общественное устройство. В обществе, которое организовано на неправильных началах, стремления к счастью отдельных людей сталкиваются между собой. Отсюда пороки и преступления. В справедливо организованном обществе, напротив, человек, заботящийся о своей пользе, одновременно приносит пользу и другим людям И там и здесь личная выгода является главной движущей пружиной общественного развития. Герои романа Чернышевского «Что делать?» много и охотно рассуждают на эту тему. «Теперь вы занимаетесь дурными делами, - говорит, например, Лопухов, - потому что этого требует ваша обстановка, но дать вам другую обстановку, и вы с удовольствием станете безвредны, потому что без расчета вы не хотите делать зла, а если вам выгодно, то можете делать что угодно, - даже действовать честно и благородно, если так будет нужно. Тогда злые увидят, что им нельзя быть злыми, и злые станут добрыми, ведь они были злыми только потому, что им вредно было быть добрыми».

Этот младенческий оптимизм в понимании природы зла вызывает у автора «Записок» разливы желчи. «О скажите, - восклицает он, - кто это первый объявил, кто первый провозгласил, что человек потому только делает пакости, что не знает настоящих своих интересов, а что если бы его просветить, открыть ему глаза на его настоящие, нормальные интересы, то человек тотчас же перестал бы делать пакости; тотчас же стал бы добрым, потому что именно увидел бы в добре собственную свою выгоду, а известно, что ни один человек не может действовать заведомо против собственной выгоды, следственно, так сказать, по необходимости стал бы делать добро? О, младенец! О, чистое невинное дитя!» И автор рисует собственное, изощренное видение природы человека. Человек, поступки которого основаны на пошлой бухгалтерии выгод и расчетов, по его мнению, не человек вовсе, а автомат, машина, «штифтик».

Потому как самое человечное в человеке - это его свободная воля. Вольное и свободное «хотение» человека есть его «самая выгодная из выгод». Ради права захотеть человек может захотеть и невыгодного. Весь смысл человеческого существования, весь смысл человеческой истории состоит в самоутверждении иррациональной воли. Мировой процесс никакой цели не имеет, никакого прогресса не существует; человечество вовсе не стремится к благоденствию и устройству, оно любит созидание и счастье, но нисколько не меньше наслаждается разрушением и страданием. История человечества - бессмысленное нагромождение бедствий и злодейства. Человек осужден вечно куданибудь идти, но ему совсем не так уж хочется куда-то прийти. Поэтому на основаниях чистого разума и голой выгоды справедливое общество никогда не может быть построено. В этом психологическом и философском утверждении Достоевского суть его повести. Трагедия «подпольного» человека в том, что он, глубоко понимая суть жизни, не видит в ней никакого смысла. За каждой строчкой его горькой исповеди виден сам автор. Но Достоевский, дойдя в своих тягостных размышлениях до самых крайних пределов отрицания, сумел возродиться вновь, обретя веру в Христа. В ней одной он и видел спасение человеческой цивилизации, так как непоколебимо был уверен в том, что зло в человеке может быть побеждено только чудом.

Живя в век утверждающегося безверия, когда атеизм и рациональное мышление приобрели офомное влияние на мироощущение людей, Достоевский с тревогой вглядывался в будущее Грядущая история виделась ему в свете Апокалипсиса, и он предрекал неслыханные мировые катастрофы «Конец мира идет, - писал он, - конец столетия обнаружится таким потрясением, какого еще никогда не бывало». Главная опасность, о которой он настойчиво предупреждал современников, крылась в крахе гуманизма: без веры в Бога и бессмертие души старый гуманизм перерождается в свою противоположность, так что любовь к человечеству феноменальным образом обращается в ненависть и всеобщую войну. Достоевский всеми фибрами души предчувствовал эту дьявольскую метаморфозу и первым пророчески указал на то, что человеколюбивые социалистические идеи таят в себе зерна тоталитаризма. Ведь место Бога в душах людей не может оставаться пусто! Оно неминуемо будет заполнено, но место богочеловека Христа в сердцах толпы займет демоническое существо, «сильная личность» - человекобог, который стоит «вне морали», по ту сторону «добра и зла», которому «все позволено» и который «может приступить» все законы. Герой романа Достоевского «Бесы» Кириллов заявляет: «Если Бога нет, то я - Бог». В том же романе социалист-теоретик Шигалев докладывает на собрании кружка революционеров, что он «запутался в собственных данных» и его заключение оказалось «в прямом противоречии с первоначальной идеей». «Выходя из безграничной свободы, - говорит Шигалев, - я заканчиваю безграничным деспотизмом». О самой этой теории сообщает походя другой участник заседания: «Он (Шигалев) предлагает, в виде конечного разрешения вопроса, - разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать». Далее следует ироническое замечание о том, что «меры, предлагаемые автором для отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его в стадо, посредством перевоспитания целых поколений, - весьма замечательны, основаны на естественных данных и очень логичны».

Противостоять дегуманизации общества, по глубокому убеждению Достоевского, возможно лишь одним способом - приняв благодатное учение Христа. Но западная цивилизация, утратившая детскую веру в Бога, уже не способна к этому. (Вслед за Герценом Достоевский развивал мысль о том, что «весь западный мир идет в мещанство», что мещанство как раз и есть тот идеал, «к которому стремится и подымается Европа со всех точек дна…») Только русский народ, который «безмерно выше, благороднее, честнее и наивнее» европейцев с их «дохлым католицизмом и глупо противоречащим себе самому лютеранством» способен к чуду обновления. Отсюда шла вера Достоевского в мессианское призвание России - «объединить все народы у подножия Креста». «Всему миру готовится великое обновление через русскую мысль (которая плотно связана с православием…), - писал он в письме к Майкову, - и это совершится в какое-нибудь столетие - вот моя страстная вера». И в другом месте: «Назначение русского человека есть, бесспорно, всеевропейское и всемирное… Россия призвана изречь окончательное слово великой всеобщей гармонии братского окончательного согласия всех племен по Христову закону…»

В середине 60-х гг. жизнь Достоевского была полна драматических событий. В 1864 г. один за другим умерли близкие ему люди - сначала жена, а потом старший брат. Вслед за тем последовал крах его журнала - он прекратил существование в июне 1865 г. Достоевский был окончательно разорен, и ему грозила долговая тюрьма. Чтобы хоть как-то поправить свои дела, он продал книгоиздателю Стелловскому права издания всех своих сочинений в трех томах и обязался к 1 ноября 1866 г. написать новый роман. В договоре было указано, что в случае, если рукопись не будет вручена к сроку, все существующие и будущие романы Достоевского становятся на ближайшие девять дет исключительной собственностью Стелловского. За этот кабальный договор Достоевский должен был получить всего 3000 рублей, но не получил даже их - Стелловский расплатился с ним скупленными по дешевке векселями «Эпохи».

Достоевский решил уехать из Петербурга за границу, чтобы здесь, вдали от дел, кредиторов и полиции, сосредоточиться на писании романа. Но страсть к игре не давала ему покоя. За пять дней в Висбадене он проиграл на рулетке все, что имел, вплоть до карманных часов. Некоторое время, не имея никаких средств, он чуть ли не из милости жил в каком-то третьесортном отеле, хозяин которого всеми способами выражал ему свое презрение. «Рано утром мне объявили в отеле, - писал Достоевский в письме к Сусловой, - что мне не приказано давать ни обеда, ни чая, ни кофею…» В этих условиях он начал писать свой величайший роман «Преступление и наказание», первая часть которого вышла в январской 1866 г. книжке «Русского вестника». Едва появившись в печати, роман вызвал множество восторженных откликов - даже недоброжелатели Достоевского признавали «Преступление и наказание» одним из величайших творений русской литературы.

В октябре, когда до установленного Стелловским срока оставался всего месяц, Достоевский был принужден прервать работу над «Преступлением и наказанием» ради «Игрока». Чтобы ускорить написание книги, он попросил найти ему стенографистку. Известный преподаватель стенографии Ольхин прислал Достоевскому свою способнейшую ученицу, двадцатилетнюю Анну Григорьевну Сниткину. Но даже с ее помощью Достоевский имел очень мало надежды исполнить кабальный договор и в первое время сильно нервничал.

Однако по мере того, как работа продвигалась, он успокаивался. К тому же роман выходил удачным, и Достоевский все более увлекался им. Работая по нескольку часов в день со своей помощницей, он вскоре заметил ее миловидность и своеобразную привлекательность. Их отношения становились все более близкими. Таким образом, Достоевскому удалось успешно выпутаться из этой, казалось бы, безвыходной ситуации - он не только закончил в срок «Игрока» (роман был написан за 26 дней), но и нашел спутницу жизни, которая оставалась его верным и любящим другом до самой его смерти. Сдав Стелловскому «Игрока», Достоевский предложил Анне Григорьевне стенографировать последнюю часть «Преступления и наказания». Вскоре он попросил ее руки. Эта последняя страсть Достоевского нисколько не походила на его предыдущие бурные и трагические романы. Он сам писал о своей второй женитьбе очень просто и безыскусно: «При окончании романа я заметил, что стенографистка моя меня искренне любит, хотя никогда не говорила мне об этом ни слова, а мне она все больше и больше нравилась Так как со смерти брата мне ужасно скучно и тяжело жить, то я предложил ей за меня выйти.

Она согласилась, и вот мы обвенчаны. Разница в летах ужасная (20 и 44), но я все более и более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у нее есть и любить она умеет».

Срезу после свадьбы Достоевские, укрываясь от кредиторов, уехали за границу, где провели в постоянных скитаниях четыре года. За это время они успели пожить в Дрездене, Бадене, Базеле, Женеве, Вене, Милане и Флоренции, пережить рождение двух дочерей и смерть одной из них, а также жестокие лишения - бывали недели, когда у них буквально не имелось копейки в кармане. Причина финансовых неурядиц была старая - неукротимая страсть к игре. Достоевский то и дело проигрывался в пух и прах, но не мог найти в себе сил остановиться. Анна Григорьевна вспоминала об этой поре их жизни:

«Мне было до глубины души больно видеть, как страдал Федор Михайлович: он возвращался с рулетки… бледный, изможденный, едва держась на ногах, просил у меня денег (он все деньги отдавал мне), уходил и через полчаса возвращался еще более расстроенный, за деньгами, и это до тех пор, пока не проигрывал все, что у нас имеется. Когда идти на рулетку было не с чем и неоткуда было достать денег, Федор Михаилович бывал иногда так удручен, что начинал рыдать, становился передо мной на колени, умолял меня простить его за то, что мучает меня своими поступками, приходил в крайнее отчаяние… Должна отдать себе справедливость: я никогда не упрекала мужа за проигрыш…»

В эти нелегкие годы Достоевский напряженно работал над новым романом «Идиот», который с начала 1868 г. стал печататься в «Русском вестнике».

Объясняя замысел задуманного произведения, Достоевский писал Майкову:

«Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из нее сделать роман, потому что мысль слишком трудная, и я к ней не подготовлен, хотя мысль вполне соблазнительная, и я люблю ее. Идея эта - изобразить вполне прекрасного человека. Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно…» Сюжет «Идиота», который стал любимейшим созданием Достоевского, слагался медленно и мучительно. В конце концов ему удалось (во многом с оглядкой на бессмертный образ Дон Кихота) воплотить свой идеал в князе Мышкине. Далеко не все, впрочем, соглашались видеть в нем идеального героя. Роман имел гораздо меньший успех у читателей, чем «Преступление и наказание».

В 1870 г. Достоевский, находившийся в расцвете своих творческих сил, задумал грандиозную эпопею «Житие великого грешника», в которой хотел показать мучительные искания русского человека между двумя великими учениями: социализмом и христианством Действие романа должно было начинаться в 30-х гг. XIX века и далее разворачиваться на протяжении трех десятилетий. От самого детства героя, с пансиона, Достоевский хотел провести его через все круги современной цивилизации и подвергнуть искушению идеями всех новейших политических и философских течений. Герой должен был во многом повторить крестный путь самого Достоевского: испытать «соблазн» атеизма и утрату веры, тяжелый духовный кризис, а потом мучительное возвращение к Христу. Все это должно было происходить на широком фоне, так как жизнь закидывает героя в самые отдаленные уголки России - он знакомится со многими людьми, попадает в монастыри, светские салоны и т. д. В полном объеме этот замысел так никогда и не был осуществлен, однако именно из него выросли три последние великие романа Достоевского: «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы».

Поводом для написания «Бесов» послужило преступление, потрясшее в свое время русское общество: в ноябре 1869 г. в Разумовском парке в Москве был найден труп студента Иванова, застреленного из револьвера выстрелом в упор в затылок. Как показало следствие, убитый принадлежал к подпольной социалистической организации Комитет народной расправы, во главе которой стоял близкий друг и последователь Бакунина Сергей Нечаев. Иванов был постоянным оппонентом Нечаева и не скрывал своего намерения покинуть кружок. Нечаев убедил товарищей «устранить» опасного товарища, который мог выдать их правительству. В этом идейном преступлении Достоевский увидел общественный факт огромного значения. Он отложил «Житие великого грешника» и взялся за работу над «Бесами». Первые главы романа появились в «Русском вестнике «в октябре 1871 г. Это произведение полушутя-полусерьезно он сам называл романом-памфлетом. Достоевский сообщал Страхову:

«То, что пишу, - вещь тенденциозная. Хочется высказаться погорячее. Вот завопят про меня нигилисты и западники, что ретроград. Да черт с ними, а я до последнего слова выскажусь!.. Иногда, по-моему, надо понижать тон, брать плеть в руки и не защищаться, а самим нападать, гораздо погрубее». Действительно, нигде более сатира Достоевского не достигала такой бичующей силы, как в «Бесах», представляющих на своих страницах целую галерею карикатурных образов социалистов. Особенно безжалостно обошелся Достоевский с Нечаевым: исторический деятель, поражавший многих трагизмом характера и закалом воли, был выведен в романе под именем Верховенского крайне неприглядным и ничтожным. Из зловещего демона Достоевский сделал хихикающего и суетливого «мелкого беса».

Закончив писать «Бесов», Достоевский не вернулся более к «Житию великого грешника». Приехав в 1871 г. в Россию, он сблизился с князем Мещерским, одним из видных российских общественных деятелей консервативного толка. Тот предложил Достоевскому редактировать свой еженедельник «Гражданин». В этом журнале под рубрикой «Дневник писателя» Достоевский открыл свой литературно-публицистический отдел, где регулярно помещал статьи и новеллы. В ряду важнейших сотрудников «Гражданина» был Победоносцев, которого Достоевский глубоко уважал. Но в целом политическая ориентация журнала его не устраивала, и в марте 1874 г. Достоевский ушел из «Гражданина». Несмотря на потерю 3000 рублей годового содержания его материальное положение в это время стало медленно поправляться. Благодаря жене, которая взяла на себя переиздание отдельных произведений Достоевского, а также вела его финансовые дела, он сумел расплатиться со всеми долгами и даже обрел в конце жизни некоторый материальный достаток. По приезде в Петербург Достоевские сняли четырехкомнатную квартиру на Серпуховской и сумели обставить ее приличной мебелью.

Опубликовав в 1875 г. в «Отечественных записках» роман «Подросток», Достоевский на протяжении следующих двух лет был занят изданием своего «Дневника писателя». Этот своеобразный журнал выходил ежемесячно в виде небольших книжечек. Начиная выпускать «Дневник», Достоевский предполагал откликаться на все злободневные события современности, писать «о слышанном и прочитанном, все или кое-что, поразившее меня лично за месяц».

Жанр этих откликов был самым произвольным: здесь помещались художественные произведения, литературная критика, живые реплики на текущие события, отчеты о судебных процессах, публицистические и философские статьи, личные воспоминания. Новое издание вскоре стало пользоваться огромной популярностью - ежемесячно расходилось до 4 тысяч экземпляров, а в 1877 г. тираж издания возрос до 7 тысяч Очевидно было, что на смену поколению эпохи реформ («шестидесятникам») пришло новое, которое совсем иначе смотрело на жизнь и которому идеи Достоевского были близки и понятны. Слов писателя ждали, к ним жадно прислушивались, в них находили ответы на животрепещущие вопросы современности. Во многом благодаря «Дневнику» Достоевский обрел под старость репутацию «учителя жизни».

Огромный отклик имел последний великий роман писателя «Братья Карамазовы», вышедший в 1880 г. Но, наверно, самый грандиозный успех выпал на долю Достоевского в июне 1880 г., когда, по случаю открытия памятника Пушкину в Москве, он произнес на заседании Общества любителей российской словесности свою знаменитую речь о Пушкине. Достоевский писал жене об эффекте своего выступления: «Я не скажу тебе про рев, про вопль восторга.

Люди незнакомые между публикой плакали, рыдали, обнимали друг друга и клялись друг другу быть лучшими, не ненавидеть впредь друг друга, а любить». Публика неистовствовала полчаса. Раздавались крики: «вы наш святой, вы наш пророк», «вы гений, вы больше, чем гений». Какой-то студент подбежал в восторге к Достоевскому и упал без чувств у его ног В эту пору Достоевский достиг небывалого признания и всенародной славы. Год окончания «Братьев Карамазовых» и «Речи о Пушкине» возвел его в сан одного из величайших русских художников-мыслителей. Однако напряженная, можно сказать, каторжная работа все больше подтачивала силы Достоевского - катар верхних дыхательных путей развился у него в эмфизему легких, которая и свела его в могилу. 26 января 1881 г у писателя началось сильное горловое кровотечение, и через два дня он скончался.

Отмечая тот факт, что интерес к Шекспиру в русской литературе давно стал общелитературной традицией, Н.Г. Чернышевский писал: «...все хорошие писатели, настоящие и будущие, - ученики этого великого человека». Но все хорошие писатели учатся и у других своих предшественников, появившихся после Шекспира. Поэтому выделить индивидуальную линию отношения к Шекспиру в творчестве отдельных русских писателей - дело чрезвычайно трудное. Ее можно проследить лишь в общих чертах.

Однако шекспировское творчество воспринимается и непосредственно: многие писатели обращаются прямо к первоисточнику. Это позволяет нам говорить и об индивидуальном восприятии шекспировского наследия. Изучение индивидуальных писательских связей с шекспировским творчеством обогащает наши представления об общем процессе усвоения этого творчества русской литературой и о русской литературе в целом.

Восприятие иноземной литературы в любой стране носит неизбежно национальный характер. Национальные особенности русской литературы накладывают на характер и формы восприятия шекспировского творчества свой неповторимый отпечаток. Шекспир в осмыслении русских - это не то, что Шекспир в осмыслении индийцев или даже французов и немцев.

Каждая нация полнее и глубже воспринимает те шекспировские образы, те элементы его творчества и формы художественного мышления, какие отвечают внутренним потребностям ее собственного развития, подобия которых спонтанно зарождаются уже на родной, национальной почве. А сила и глубина этого восприятия обусловливаются уровнем развития и общественной мысли, и эстетической культуры воспринимающей среды. Возникают сложные связи и отношения, облегчающие и ускоряющие процесс собственного литературного развития и обогащающие его.

Так было и в России. Русская литература второй половины XIX в., смогла занять ведущее место в развитии мировой литературы еще и потому, что в исторически сжатый срок критически усвоила, переработала, переосмыслила на своем национальном опыте и вобрала в себя богатейшее наследие других народов. Наши лучшие художники органически усваивали это наследие. «...мы не скопировали только..., - писал Достоевский, - а привили к нашему организму, в нашу плоть и кровь; иное пережили и выстрадали самостоятельно , точь в точь как те, там - на Западе, для которых это было свое родное» (XI, 309). Так именно усваивался русским обществом и Шекспир.

Формы усвоения шекспировского творчества были различны и определились не только общим характером русской литературы в рассматриваемый период, но в каждом отдельном случае также особенностями и мерой таланта писателя, обращавшегося к Шекспиру, жанровым многообразием его собственного творчества, творческими принципами, которыми он руководствуется, его эстетическими воззрениями.

Следует отличать такие формы восприятия шекспировской поэзии а)непосредственное осмысление творчества Шекспира в высказываниях писателей; б) идейно-эстетическое влияние шекспировского творчества; в) шекспировские реминисценции в произведениях писателей; г) подражания: д) произведения на шекспировские мотивы и темы. Отметим, кстати, что грани между этими формами условны и подвижны; сами формы взаимопроницаемы и только в своей совокупности отражают весь процесс усвоения шекспировского наследия.

Высказывания писателей о шекспировском наследии, зафиксированные в статьях, письмах, дневниках, записных книжках и воспоминаниях, представляют неоценимый материал для раскрытия своеобразия связей русской литературы с этим наследием. Хотя писатели и выступают здесь с аналитическими суждениями, но они всегда остаются художниками и творчески воспринимают произведения другого художника. Вот почему суждения таких крупных художников слова, как Тургенев, Гончаром. Достоевский, А. Островский, Салтыков-Щедрин, о творчестве Шекспира часто важнее и интереснее целых статей иных профессиональных критиков.

Главным условием, определившим интерес русских писателей к творчеству английского драматурга и дальнейшее усвоение его художественного опыта в 70-е годы, явилось мощное развитие русского реализма, для которого были характерны широкий охват действительности, беспощадная правдивость и объективность показа жизненных явлений, их типических сторон, народность, углубление интереса к психологии героев, поиски мотивов их поведения в самом ходе действия, индивидуализации типических характеров, показ их в развитии, понимание роли народных масс в истории, драматизация повествовательных жанров и т. п.

Созвучность поэзии Шекспира этим сторонам русского реализма при высоком уровне мастерства русских писателей открывала перед ними широкие возможности творческого общения с наследием драматурга и позволила им по достоинству оценить в нем такие стороны, как народность и гуманизм, жизненную правду, мастерство психологического анализа, поэтическое обаяние его героев и т. п. Эти достоинства видят в нем Писемский и Тургенев, Гончаров и Островский, Достоевский и Салтыков-Щедрин.

Каждый обращает внимание на те элементы поэзии Шекспира, какие больше всего соотносятся с особенностями его таланта, и истолковывает их в соответствии со своим мировоззрением и эстетическими взглядами. И чем шире круг писателей, соприкасающихся с наследием поэта, чем своеобразнее их творческие индивидуальности, тем сильнее и ярче раскрывается перед ними идейно-художественное содержание его поэзии. Процесс этот проходит не без противоречий и борьбы и в отдельных случаях принимает форму несогласия и острого протеста, как это видно на примере с Л.Н. Толстым.

Для А.Ф. Писемского «Шекспир есть высочайший и в то же время реальнейший поэт - в этом его главная сила!». К.М. Станюкович воспитательное значение шекспировых драм усматривает «не в определении виноватости, а в том впечатлении, которое производит художественное ли произведение или живая драма, и в том воздействии, которое, врезываясь в чувства наши, заставляет нас быть правдивее, мягче, честней и, таким образом, избегать по возможности причинять зло другим, себе подобным, т. е. не быть "роком" для других».

И.А. Гончаров проявляет особую заботу о сохранении реалистических традиций в русской литературе и видит их в творчестве таких художников, как Гомер, Сервантес, Шекспир, Гете и др., а из русских - Фонвизин, Пушкин, Гоголь. Эти писатели, говорит он в статье «Лучше поздно, чем никогда» (1879), «стремились к правде, находили ее в природе, в жизни и вносили в свои произведения» (VIII, 105). Призыв Гончарова к сохранению реалистических традиций был особенно актуален в связи с тем, что в 70-е годы в русской и особенно в зарубежных литературах начал распространяться натурализм.

Объявляя своим девизом стремление к правде, натуралисты отрицают «типичность, юмор, отрицают всякие идеалы, не признают нужною фантазию и т. д.», без чего невозможна правда в искусстве (VIII, 106). Отвергая все это, они, по словам писателя, замахиваются не только на романтическую школу, «а на Шекспира, Сервантеса, Мольера!» (VIII, 108). Сила же этих писателей в мастерстве создания типических характеров. Типы, созданные Шекспиром, как и все человеческие образы, созданные великими художниками, принадлежат к вечным творениям человеческого ума и «остаются навсегда».

Но живая литература не выполняет своего долга, если не прослеживает дальнейшего развития художественных типов, созданных предшествующими литературами, и не отражает в новых произведениях новый период истории. Писатели последующих времен должны обновлять в своих творениях эти вечные типы, воссоздавать в новых образах «основные черты нравов и вообще людской натуры, облекая их в новую плоть и кровь в духе своего времени» (VIII, 11).

Русский писатель смотрит на развитие мировой литературы как на единый всеобъемлющий процесс и видит наследственное родство между литературными типами Гомера, Эзопа, Сервантеса, Шекспира, Гете и других до Пушкина, Гоголя и Грибоедова, включая, таким образом, выдающихся русских писателей в цепь мирового художественного развития (VIII, 104).

Если Тургенев рассматривает человеческую природу неизменно существующей в двух основных типах Гамлета и Дон-Кихота, то Гончаров - и в этом его преимущество - отмечает многообразие человеческих типов, находящихся в вечном развитии, имеющих «как будто свою особую жизнь, свою историю, свою географию и этнографию» (VIII, 104). В этой богатой исторической галерее человеческих типов шекспировским образам писатель отводит большое место, называя имена Лира, Гамлета, леди Макбет и Фальстафа.

Сам Гончаров стремится в своем творчестве создавать художественные образы, являющиеся как бы продолжением типических созданий предшествующих художников.

Своеобразное понимание Гончаровым категории типического как чего-то устоявшегося и часто повторяющегося приводит его к противоречивому пониманию образа Гамлета. Называя его в ряде статей мировым типом, писатель в одной из статей, оставшейся не опубликованной при жизни, отказывает ему в типичности: «Свойства Гамлета - это неуловимые в обыкновенном, нормальном состоянии души явления. Их нет... в состоянии покоя: они родятся от прикосновения бури, под ударами, в борьбе» (VIII, 203-204). Но борющийся и бунтующий Гамлет не укладывается в его поэтику, не отвечает его представлениям о типическом. В этом сказалась ограниченность эстетики Гончарова.

Типичными считал Гончаров другие шекспировские характеры: Лира, Отелло, Макбета (VIII, 205). Интересно отметить, что в трагедии короля Лира Гончаров видит то, что Пушкин отметил в Отелло: «пример ослепленного и обманутого доверия», в то время как в Отелло выражена, по его мнению, лишь трагедия ревности.

Достоевского, видевшего все содержание художественного произведения «в типах и характерах» (XI, 250), поражает в шекспировском творчестве прежде всего глубина психологической разработки характеров. По пьесам Шекспира он изучает все разновидности человеческой психологии, находит в них «все типы страстей, темпераментов, подвигов и преступлений». В произведениях Шекспира он видит «не простое воспроизведение насущного», чем для многих исчерпывается вся действительность, а показ «подспудных» сторон действительности, заключающихся в ней в виде «невысказанного будущего слова», и это дает ему право отнести английского поэта к пророкам, которые угадывают и высказывают это цельное слово, разоблачают «перед миром тайну о человеке». Сам Достоевский стремится быть пророком, призванным возвестить тайну о человеке, раскрыть его предназначение, проникнуть в подспудные области человеческой души.

Его восхищает в Шекспире не только знание человека, но и внимание к нему, гуманистический пафос его творчества. Под впечатлением перечитанного в крепости Шекспира он дает перед отправкой на каторгу обещание «быть человеком между людьми и остаться им навсегда» (Письма, I, 129). После каторги, вспоминая о сильном впечатлении, произведенном на него шекспировскими пьесами в молодости, Достоевский воскликнет: «черт знает, какое было обаяние!» (Письма, I, 302).

Веру в человека, в высокое его предназначение шекспировские произведения поддерживают в нем на протяжении всей жизни. В этом и находит писатель пророчество английского поэта. И когда он мечтает о золотом веке человечества, мечтает о будущем, ему не случайно приходят на память шекспировские образы. Люди грубы и лживы, неуклюжи и развязны. Но они могут быть искренними, поэтичными и прекрасными. В сущности, потенциально они такими и являются, только сами об этом не догадываются, не знают, что они «умнее Вольтера, чувствительнее Руссо», обольстительнее шекспировских «Лукреций, Джульетт и Беатричей!», «что ни у Шекспира, ни у Шиллера, ни у Гомера, если б всех-то их сложить вместе, не найдется ничего столь прелестного... Да что Шекспир! Тут явилось бы такое, что и не снилось нашим мудрецам» (XI, 153).

В каждом человеке много красоты и мощи, но все это так глубоко запрятано, что давно уже стало «казаться невероятностью». И писатель с горечью спрашивает: «И неужели, неужели золотой век существует лишь на одних фарфоровых чашках?» (XI, 153).

Золотой век - мечта писателя о таких общественных отношениях, когда люди могут быть прекрасны, как они прекрасны в художественных созданиях Шекспира, Шиллера и Гомера. Человек может быть чист и прекрасен - вот в чем его тайна! Но почему он зол и уродлив? Вот что мучит Достоевского в его творениях. И объективно у него выходит, что виноват в этом не человек, а условия, в которых он живет.

Разумеется, представления о человеке и человечестве у Достоевского и у Шекспира неодинаковы. Гуманизм Достоевского не исключает божественного начала в человеке, чему был чужд Шекспир. Золотой век, о котором мечтает русский романист, предполагает осуществление всечеловеческого братства на основе религиозных идеалов христианства. Но писатель не навязывает шекспировским героям своего представления о человеке, не ищет в них смирения и покорности. В этом сказался его такт художника.

Достоевский часто называет себя реалистом и видит задачу писателя своего времени в связи с жизнью, с фактами действительности. Художник в его представлении - это тот, кто умеет находить поэзию в фактах действительности. Таким художником в его глазах был Шекспир. «...проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт действительной жизни, - пишет он, - и если только вы в силах и имеете глаз, то найдете в нем глубину, какой нет у Шекспира... Ведь не только что создавать и писать художественные произведения, но и чтоб только приметить факт, нужно тоже в своем роде художника» (XI, 423).

Шекспир в глазах Достоевского был поэтом, который имел глаз и был в силах не только подмечать факты, но и высекать из них искры поэзии, потому что он поэт действительности. Вот почему русский романист признавал за его произведениями большую познавательную значимость, «...по Шекспиру, - писал он, - государственные люди, ученые, историки учились».

До конца жизни Достоевский высоко ценит творчество Шекспира. В одном из последних выпусков «Дневника писателя» он признает «всемирность, всепонятность и неисследимую глубину мировых типов человека арийского племени, данных Шекспиром на веки веков» (XII, 371).

В ряде полемических статей Достоевский бросал открытые упреки своим идейным противникам из лагеря журнала «Современник», в частности Н.А. Добролюбову и М.Е. Салтыкову-Щедрину, в неприязни к Шекспиру. Не вдаваясь в анализ причин, лежавших в основе этих упреков, скажем, однако, что они были неосновательны. И Добролюбов и Салтыков-Щедрин нигде не выступали против Шекспира. Напротив, оба проявили глубокое понимание творчества великого драматурга.

Глубоко содержательны и оригинальны высказывания Салтыкова-Щедрина о Шекспире, связанные с полемикой против теоретиков искусства для искусства. Отводя их попытки опереться на Шекспира в критике тенденциозности и идейности искусства, писатель указывает, что, восхваляя творческое бесстрастие, из учтивости называемое беспристрастием, теоретики искусства для искусства «увлекаются преимущественно тем спокойствием, которое разлито в творениях великих художников, каковы, например, Гомер, Шекспир, Гете и пр.».

Какова природа этого спокойствия? - спрашивает писатель и отвечает: вовсе не равнодушие к добру и злу, как полагают сторонники «чистого искусства», а твердое убеждение в том, что смысл и направление «явлений жизни в их соотношении и последовательности» «никогда не перестают быть разумными и что масса добра все-таки тяготеет над массою зла»; эта «уверенность и дает художнику право быть спокойным и употребить все усилия, всю энергию на водворение в мире добра и истины и искоренение зла».

Иными словами, истинный художник понимает тенденции объективного хода исторического развития, и это дает ему уверенность в победе добра над злом, у него возникает чувство исторического оптимизма. Отсюда спокойствие как выражение этого понимания и уверенности. Бесстрастие у таких художников, как Шекспир, только мнимое. На самом деле они неравнодушны к борьбе добра и зла и вся их энергия направлена на искоренение зла и водворение добра и истины.

Это не значит, рассуждает сатирик, что поэты, подобные Шекспиру и сам Шекспир, творят бессознательно. Выступая против теории бессознательного творчества, писатель утверждает «определительность представлений и ощущений» в творческом процессе как существенное условие, обеспечивающее «здоровое, живое и разнообразное содержание» поэзии. Определительность «представлений и ощущений», т. е. контроль сознания над интуицией, не умаляет достоинства поэзии, которая представляет «одну из законных отраслей умственной человеческой деятельности» и «ничуть не враждебна ни знанию, ни истине». Более того, «чем выше и многообъемлющее поэтическая сила, тем реальнее и истиннее ее миросозерцание» (V, 392).

Пример поэта «высокой и многообразной силы» в сочетании с «реальным и истинным миросозерцанием» русский сатирик видит прежде всего в Шекспире, «этом царе поэтов, у которого всякое слово проникнуто дельностью», далекой от лжи, невежества, преувеличений и фальши, никак не являющихся «неотъемлемою принадлежностью поэзии» в истинном смысле слова (V, 392).

Большой интерес у Салтыкова-Щедрина вызывает Шекспир как непревзойденный мастер психологического анализа. Для него как сатирика, позиция которого всегда должна быть ясна, вопрос о психологическом анализе представляется весьма сложным из-за теоретической неразработанности психологии как науки. В глазах сатирика психологический анализ важен не сам по себе, а по выполняемой им в произведении идейно-эстетической функции и допустим лишь в том случае, если плодом проникновения «во внутреннюю храмину человека» будет убедительное «соединение в одном живом образе таких типических черт, из которых ни одна другую не исключает, ни одна другой не противоречит» (VIII, 134-135). Еще в 1859 г. писатель иронизировал по поводу того, что «Гончаров силится психологически разъяснить Обломова и сделать из него нечто вроде Гамлета» (XVIII, 142).

Позднее он упрекает Гончарова в сочетании несоединимых психологических черт в Марке Волохове: будучи представителем «известных стремлений современности», тот берет взаймы деньги и не отдает. Шекспир не допускает таких противоречий в характерах. «Шекспировский Фальстаф положительно не различал своего от чужого и пользовался этой свободой смешения в самых широких размерах, но никому и в голову не приходило присвоить Шекспиру намерение изобразить в этом простодушном бездельнике новатора и провозвестника каких-то начал общественного возрождения» (VIII, 125-126).

Более того, Шекспир объяснял социальными причинами психологические свойства художественных типов. Фальстаф, говорит писатель, принадлежит к людям темперамента, но за «похотливостью, плотоядностью, гнетущим инстинктом самосохранения, лганьем» подобных людей «виднеется целое психологическое построение», объясняющее эти качества (VIII, 451). Эти типы могут быть интересны для читателя только в тех случаях, когда перед его глазами «развертывается не голая реляция о похотливых похождениях того или иного героя, но и разъяснение всего строя, направившего темперамент именно в эту, а не в иную сторону» (VIII, 451).

В статье «Недоконченные беседы» (1874) писатель ставит вопрос о возможностях психологического метода в раскрытии художником явлений действительности. В 70-е годы этот метод получил широкое распространение не только в литературе, но и в судебной практике. Неправильно пользуясь методом психологического анализа, основанном на ассоциации идей, и часто ссылаясь на Шекспира, прокуроры и адвокаты создают свои совершенно противоположные версии о подсудимом, совершившем убийство, и делают его «героем двух взаимно друг друга уничтожающих романов, которые вдобавок не имеют ничего общего с действительным романом его жизни» (XV, 339).

Где же истина? Можно ли доходить до нее в исследовании человеческих поступков, пользуясь психологическим анализом? На этот вопрос писатель отвечает: «...хотя существование ассоциации идей не подлежит сомнению», но душевный мир человека, «мир пробелов по преимуществу», так сложен, темен и неисследим, что «величайший из психологов, Шекспир, - и тот отказался бы соследить ее в таком сложном, необычайном случае» (XV, 339).

Это не значит, что надо отказаться от подобного метода. Но он может быть надежным средством лишь в том случае, если будет опираться на стройную систему передового мировоззрения, если душевные движения героев рассматривать в связи с общественными условиями, с обстоятельствами, определяющими их поступки, с законами развития общества. Лишь тогда выводы могут быть бесспорны. Так именно и пользовался психологическим анализом, по мнению Салтыкова-Щедрина, Шекспир.

Русские писатели не оставались равнодушными к шекспировской поэзии и в своих художественных произведениях. Об этом свидетельствуют эпиграфы, то и дело попадающиеся на страницах их творений, цитаты и афоризмы из пьес драматурга, ставшие весьма распространенными в устах литературных героев, реминисценции, сверкающие то и дело, как тончайшие инкрустации, в произведениях многих русских писателей, споры вокруг Шекспира, ведущиеся литературными персонажами, и т. п. Все это вплетается в художественную ткань литературных произведений самых различных жанров и выполняет самые различные функции.

Крупные художники усваивают у английского драматурга элементы его художественного метода, творческие принципы и приемы изображения человеческих характеров. «Шекспир был главным воспитателем трагического начала в творчестве Достоевского», - пишет А.П. Гроссман. Эту же мысль в более смягченной форме высказывает и А.С. Долинин: «Шекспира, быть может, и следует считать одним из главных воспитателей трагического начала в его творчестве» (Письма, I, 471). Стало общепринятым называть романы Достоевского романами-трагедиями.

Шекспировская традиция проявляется в ряде структурных особенностей романов Достоевского. Одной из таких особенностей является многоголосность, на что указывает А.В. Луначарский: «Шекспир до чрезвычайности полифоничен» в смысле умения «создавать лица, независимые от себя самого, и притом в невероятном многообразии и при невероятной внутренней логичности всех утверждений и поступков каждой личности в этом бесконечном хороводе». Подобная тенденция отмечается и в романах Достоевского, который «в гораздо большей степени, чем Шекспир, и гораздо заметнее, чем Шекспир, занимается этим делом».

Художественный метод М.Е. Салтыкова-Щедрина специфически своеобразен и взятый в целом далек от шекспировского. Но и ему оказываются близкими такие стороны шекспировского художественного метода, как соединение трагического и комического, широта изображения действительности и человеческих характеров, психологический анализ, показ характеров в развитии, тонкая разработка типов, индивидуализация и т. п. «Если Пушкин в заметке о характерах Мольера и Шекспира отвергал односторонность художественного изображения вообще, то Щедрин стремился избегать односторонности даже там, где она наиболее оправдана, - в изображении сатирических характеров; избегать ее, если эти характеры типичны лишь для отдельных моментов, отдельных областей действительности; стремился дать сатире многообразие широкого и свободного отражения жизни, не только не ослабляя сатиру, но усиливая ее действие».

В раскрытии образа Дерунова («Благонамеренные речи») наблюдаются такие особенности, которые вполне соответствуют шекспировским традициям: широкое и вольное изображение характера в развитии, тонкая разработка типа, строгая индивидуализация, отсутствие шаржа, натуральные пропорции, «строгая объективность форм художественного изображения». В личности Дерунова нет ничего внешне непривлекательного. С виду он прост и искренен. Это противоречие между внешним и внутренним обликом автор раскрывает при помощи тонкого психологического анализа наподобие того, какой он отмечал у Шекспира.

Быть может, наиболее близок к шекспиризму М.Е. Салтыков-Щедрин в психологической разработке характера Иудушки Головлева. «Основная особенность психологического анализа Щедрина при изображении Иудушки, - пишет А.С. Бушмин, - заключается в разоблачении обманчивых внешних форм поведения, маскирующих внутреннюю сущность кровопийцы». Трагизм Иудушки показан через пробуждение одичалой совести в нем наподобие того, как накануне гибели пробуждается совесть у шекспировского Ричарда III. Как и Ричард III, Иудушка шел «к власти» через «умертвия», пока, наконец, не почувствовал полного душевного опустошения. Но при всем том основной тон показа Иудушки и Ричарда различен. Иудушка неспособен на личный героизм, проявляемый Ричардом в бою. Шекспир чувствовал себя гораздо свободнее и независимее, имея перед своими глазами Гамлета и Ричарда.

По силе художественного обобщения этот образ, как не однажды отмечалось, не уступает шекспировским типам. Салтыков-Щедрин, писал П. Кропоткин, «создал типы, которые, как например Иудушка, могут быть... поставлены наряду с образами Шекспира». Образ Иудушки не уступает ни шекспировскому Шейлоку, ни пушкинскому Барону из «Скупого рыцаря», ни гоголевскому Плюшкину, ни мольеровскому Тартюфу: «Все эти образы нашли воплощение в Иудушке Головлеве, который впитал в себя жадность Плюшкина и "Скупого рыцаря", жестокость Шейлока и лицемерие Тартюфа». А.М. Скабичевский полагает, что тип Иудушки можно поставить рядом с Гамлетом, Аиром и т. п. К. Арсеньев сравнивает тип Дерунова с Тартюфом, Хлестаковым и Фальстафом.

Все приведенные сравнения и уподобления не являются результатом глубоких исследовательских изучений. Тем не менее тот факт, что чтение произведений Щедрина вызывает в памяти по ассоциации идей и впечатлений у ряда критиков шекспировские образы, сам по себе стоит того, чтобы быть отмеченным.

Одной из существенных сторон творчества Салтыкова-Щедрина было ощущение трагизма переживаемой им эпохи. Его произведения были историческими документами, поясняющими «трагедию, переживаемую нами», - писал современник и называл творчество сатирика «трагедией смеха». Переживаемое им время писатель находил подходящим для того, чтобы «такую трагедию написать, чтобы после первого акта у зрителей аневризм сделался, а по окончании пьесы все сердца бы лопнули» (XIX, 177). В качестве характернейшей черты стиля русской литературы того времени А. Жук отмечает «сращение» сатиры и трагизма. А современник писателя считает, что в творчестве Щедрина трагический элемент «гораздо глубже и многостороннее» по сравнению с сатирическим. Эта сторона творчества русского сатирика облегчала ему возможность понимания шекспировского трагизма. Глубокое понимание писателем русской действительности, обнаруженное в его произведениях, явилось необходимой предпосылкой проникновения Салтыкова-Щедрина в творчество Шекспира.

Шекспировские реминисценции встречаются почти у всех русских писателей, больших и малых, и выполняют самые различные художественные функции. Во многих произведениях писатели показывают, какое влияние чтение шекспировских произведений или просмотр их в театре оказывает на формирование характера героя. Через отношение к Шекспиру характеризуется умственное и эстетическое развитие литературных персонажей, их мировоззрение. В ряде произведений некоторые образы уподобляются шекспировским героям либо характеризуются по контрасту. Во множестве произведений второстепенных писателей фигурируют персонажи, которые под влиянием шекспировских пьес идут на сцену, чтобы играть роли шекспировских героев. Чаще всего это женщины.

В произведениях И.А. Гончарова цитаты из Шекспира встречаются редко. В одном из очерков книги «Фрегат Паллада» (отд. изд. - 1858) участники кругосветной экспедиции, проезжая мимо датских берегов, вспоминают о могиле Гамлета. Один из персонажей рассказа «Литературный вечер» (1880), Честнее, утверждает, что «есть много умных, почтенных людей, которым скучен и Гомер, и Шекспир» (VII, 160). Есть у Гончарова и более существенные отзвуки Шекспира. В характере Ольги Ильинской из романа «Обломов» (1857) есть черты, роднящие ее с шекспировской Корделией. На это указывает сам автор устами Обломова. «Ольга говорит Обломову о своей любви к нему в выражениях, какие простотой своей напоминают слова Корделии, сказанные ею отцу: «-Жизнь - долг, обязанность, следовательно, любовь - тоже долг: мне как будто бог послал ее, - досказала она, подняв глаза к небу, - и велел любить. - Корделия! - вслух произнес Обломов» (IV, 251).

Многочисленны и нередко очень многозначительны реминисценции из шекспировских пьес у Достоевского, и это вполне естественно. Шекспир был близок ему со школьных лет и оставался любимым писателем до конца жизни. Еще семнадцатилетним юношей Достоевский вдумывался в философию Гамлета, в письмах из инженерного училища он признавал Шекспира недосягаемым творческим образцом. В октябре 1845 г., вероятно у Белинского, Достоевский познакомился с переводчиком Шекспира А.И. Кронебергом, а через несколько месяцев (в январе 1846 г.) вышел в свет «Петербургский сборник» Н.А. Некрасова, в котором напечатаны первая повесть Достоевского «Бедные люди» и перевод «Макбета» Кронеберга. Герой повести Макар Девушкин, ограниченность которого автор не может не подчеркнуть, несмотря на сочувствие ему, разумеется, отвергает всю литературу во главе с Шекспиром, но знаменательно все же, что он знает Шекспира, хотя бы понаслышке. В повести «Чужая жена и муж под кроватью» (1848) есть также характерная деталь: говоря о падении вкусов дворянского общества, которое увлечено опереттой, Достоевский выводит здесь старого капельдинера: он помнит Шекспира и наизусть читает отрывки из «Гамлета».

Конец первого периода его деятельности отмечен новым обращением Достоевского к Шекспиру; в камере Петропавловской крепости в сентябре 1849 г. Достоевский получил ряд книг, среди них - сочинения Шекспира в переводе Н. Кетчера.

Своим ранним впечатлениям и своему культу Шекспира Достоевский остается верен до конца. «Не удивительно, что при создании многих своих центральных образов он вспоминал величайшего из трагиков и как бы проверял на его психологических абсолютах правильность своей живописи душ». Приведем несколько примеров. В повести «Дядюшкин сон» (1859) Достоевский сводит счеты с теми, кто с мещанской необъяснимой ненавистью относится к английскому поэту, зная его лишь понаслышке. В этой повести упоминания Шекспира полемически заострены. Писатель делает здесь одной из комических черт провинциальной мещанки Марьи Александровны ее озлобление на Шекспира, которого она никогда не читала и имя которого звучало для нее приблизительно столь же зловеще, как для «благонамеренных» дворян предшествующего века имя «безбожника» Вольтера. «...вы прошлый раз говорили даже, что намерены отпустить ваших крестьян на волю, и что надобно же что-нибудь сделать для века, и все это оттого, что вы начитались там какого-нибудь вашего Шекспира!» - наставляет Марья Александровна «ветреника» Поля и заключает: «Поверьте, Павел Александрович, ваш Шекспир давным-давно уже отжил свой век и если б воскрес, то, со всем своим умом, не разобрал бы в нашей жизни ни строчки» (III, 185).

На увлечение дочери Зины уездным поэтом и учителем Васей мать смотрит как на «романтизм, навеянный этим проклятым Шекспиром, который, как нарочно, сует свой нос везде, где его не спрашивают» (III, 202). Зина и Вася увлекаются совместным чтением Шекспира. Шекспир импонирует «гордому, порывистому характеру Зины» и наполняет «чистотой» и «благородством» сердце Васи. Но кончается все тем, что Вася умирает от чахотки, а Зина через три года выходит замуж за губернатора и забывает о Шекспире.

Из произведений Шекспира наибольший интерес вызывают у Достоевского «Гамлет», «Отелло» и «Генрих IV». Главные образы этих пьес упоминаются в ряде повестей и романов русского писателя и нередко служат здесь более полному раскрытию и характеристике действующих лиц. Образ Гамлета был особенно дорог Достоевскому еще с юношеских лет, когда он сам испытывал гамлетические настроения. Для него Гамлет всегда оставался благородным страдальцем, ненавидящим зло мира и негодующим против него. И потому с особой силой сарказма романист относился к тем, кто рядился в костюм шекспировского героя, чтобы придать своим чувствам благородство датского принца.

Образ приживальщика, озлобленного лицемера и подлеца Фомы Фомича Опискина в последней главе повести «Село Степанчиково и его окрестности» (1859) сатирически оттенен уподоблением его Гамлету, к которому прибегает сам Опискин. «Если хотите узнать о том, как я страдал, спросите у Шекспира: он расскажет вам в своем "Гамлете" о состоянии души моей. Я сделался мнителен и ужасен», - рассказывает он подобострастно внимающим ему слушателям дома Ростанева. И чтобы сделать эту ссылку на Шекспира еще более компрометирующей Опискина, Достоевский усиливает ее комизм в следующих словах Фомы Фомича: «Ссылаясь опять на Шекспира, скажу, что будущность представлялась мне как мрачный омут неведомой глубины, на дне которого лежал крокодил» (II, 445-446). Как известно, сравнение человеческой души с колодцем, на дне которого лежит крокодил, в русской литературе появилось впервые в стихотворении К. Батюшкова «Счастливец» (1810), заимствованное им из романса Шатобриана «Адам»; сильное впечатление произвело оно также на Лермонтова, дважды процитировавшего его в «Вадиме» и «Княгине Лиговской»; к Шекспиру же оно никакого отношения не имеет.

В «Униженных и оскорбленных» (1861) воспоминание о Гамлете служит другой цели. Здесь выведен тип удивительного циника в лице князя Валковского, освободившегося от всех моральных обязанностей и видящего смысл жизни только в том, чтобы хорошо пожить. Если и этой веры нет в человеке, тогда отчаяние и синильная кислота! «Вы скажете: это Гамлет, это грозное отчаяние, одним словом, что-нибудь такое величавое, что нам и не приснится никогда» (III, 216). Словом, даже князь полагает, что будь человек хоть сколько-нибудь порядочен, он не обошелся бы без синильной кислоты, он был бы Гамлетом!

Реминисценции из «Гамлета» в романе «Братья Карамазовы» не столь значительны. Но некоторые критики видят более глубокую связь этого романа с шекспировской трагедией, устанавливая параллели между Гамлетом и Иваном Карамазовым, этим «современным Гамлетом», по выражению Мидльтона Марри.

Острый интерес проявляет Достоевский к трагедии «Отелло». Ассоциации с различными моментами из этой пьесы возникают у него при работе над романами «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1869), «Подросток» (1875), а также «Братья Карамазовы» (1879). При работе над одним из ранних вариантов романа «Идиот» у писателя появляется мысль в качестве отправной точки для развития образа главного героя взять шекспировского Яго. И он записывает «План на Яго »: «Всех оклеветал, перед всеми интриговал, добился, деньги взял и невесту и отступился». По этому замыслу герой представлялся вначале холодным эгоистом, который может мстить, убивать и т. п. Но и «при характере Идиота-Яго» он «кончает божественно», т. е. приобретает в конце концов черты князя Л.Н. Мышкина - истинного христианина и юродивого.

В записи от 15 октября 1868 г. дается предполагаемая сцена в храме в день брака между князем и Настасьей Филипповной, и по замыслу автора речи Мышкина и Аглаи должны носить колорит, свойственный простым и ясным речам Отелло. И хотя задуманная сцена не вошла в роман, она важна для уяснения особенностей творческого процесса Достоевского, так как показывает, что при обдумывании отдельных сцен и ситуаций в воображении художника по ассоциации из глубин памяти возникают сходные по настроению сцены и картины из шекспировской трагедии. Это говорит о силе впечатления, произведенного этой пьесой на романиста. И не будь прямых указаний на это самого писателя, следы подобных ассоциаций и реминисценций отыскать было бы невозможно.

Интересным в этом плане является наблюдение Л. Гроссмана над образом Рогожина из того же романа. «Этот национальный образ широкой и смелой натуры, - говорит он, - дан Достоевским с ориентацией на его любимого шекспировского героя - Отелло».

В «Подростке» и Аркадию Долгорукову, и его отцу, Версилову, при осмыслении своего положения припоминаются сходные ситуации из «Отелло» (VIII, 234). В конце романа Версилов рассказывает о своих отношениях с матерью Аркадия, бывшей крепостной. Он вспоминает сцену, происшедшую незадолго перед разлукой, когда уже давно перестал ласкать и любить ее, но вдруг незаметно подошел на цыпочках и поцеловал. Она восприняла это как подачку, как милостыню и истерически зарыдала. Воспоминание об этом тяжелым грузом легло на душу Версилову и ассоциировалось у него с тремя великими произведениями разных художников, в том числе с «Отелло»: «Это подобно, как у великих художников в их поэмах бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью припоминаются, - например, последний монолог Отелло у Шекспира, Евгений у ног Татьяны, или встреча беглого каторжника с ребенком, с девочкой, в холодную ночь, у колодца, в Misérables Виктора Гюго; это раз пронзает сердце, и потом навеки остается рана» (VIII, 401).

Тут же в пушкинской традиции дается трактовка характера Отелло. Версилов говорит, и сын повторяет, что «Отелло не для того убил Дездемону, а потом убил себя, что ревновал, а потому, что у него отняли его идеал» (VIII, 219). Аркадий это понял потому, что сам был в положении Отелло по отношению к Вере Николаевне Ахмаковой.

В «Братьях Карамазовых» эта оценка дана в развернутом виде от имени автора со ссылкой прямо на Пушкина для разъяснения чувства ревности у Мити Карамазова по отношению к Грушеньке. Здесь использован прием характеристики по контрасту. «Отелло "не ревнив, он доверчив", заметил Пушкин, и уж одно это замечание, - пишет автор, - свидетельствует о необычайной глубине ума нашего великого поэта. У Отелло просто разможжена душа и помутилось все мировоззрение его, потому что погиб его идеал . Но Отелло не станет прятаться, шпионить, подглядывать: он доверчив. Напротив, его надо... наталкивать, разжигать с чрезвычайными усилиями, чтоб он только догадался об измене. Не таков истинный ревнивец. Невозможно даже себе представить всего позора и нравственного падения, с которым способен ужиться ревнивец безо всяких угрызений совести. И ведь не то, чтоб это были все пошлые и грязные души. Напротив, с сердцем высоким, с любовью чистою, полною самопожертвования, можно в то же время прятаться под столы, подкупать подлейших людей и уживаться с самою скверною грязью шпионства и подслушивания. Отелло не мог бы ни за что примириться с изменой, - не простить не мог бы, а примириться, - хотя душа его незлобива и невинна, как душа младенца. Не то с настоящим ревнивцем: трудно представить себе, с чем может ужиться и примириться и что может простить иной ревнивец! Ревнивцы-то скорее всех прощают, и это знают все женщины» (X, 57-58).

Наиболее сложную форму использования шекспировских образов для характеристики своих персонажей Достоевским можно наблюдать в романе «Бесы» (1872). Здесь наличествуют не отдельные более или менее случайные реминисценции, а строго продуманная и выдержанная система образных аналогий в отношении двух действующих лиц романа - Николая Ставрогина и его собутыльника в молодости капитана Лебядкина. Оба они уподобляются автором, правда через восприятие другого персонажа, двум героям из шекспировской хроники «Генрих IV» - принцу Гарри и Фальстафу.

Образ Фальстафа давно привлекал внимание романиста. Еще в одной из ранних повестей, в «Маленьком герое» (1859), ему уподобляется муж главной героини рассказа господин М., охарактеризованный в резко сатирическом плане. Его характеристика - острый памфлет на ту «особую породу растолстевшего на чужой счет человечества, которая ровно ничего не делает, которая ровно ничего не хочет делать и у которой от вечной лености и ничегонеделания вместо сердца кусок жира» (II, 149). Это не столь безобидное существо, каким выглядит шекспировский Фальстаф, обжора, шутник и забулдыга, опустившийся и выбитый из жизненной колеи. Фальстаф Достоевского принадлежит к хозяевам жизни, которые «почти уверены, что у них чуть ли не весь мир на оброке», он еще крепко держится в седле. Господин М. относится к разряду «прирожденных Тартюфов и Фальстафов, которые до того заплутовались», что сами уверились в том, будто и свет стоит на плутовстве и «их плутовство-то и есть честное дело». Болтуны и фразеры, не имеющие ни стыда, ни совести, они прикрывают свои грязные дела фразами о «своей глубочайшей симпатии к человечеству» и карают под видом романтизма «все прекрасное и истинное, каждый атом которого дороже всей их слизняковой породы». Напомним итоговую характеристику: «исполинский, донельзя раздутый мешок, полный сентенций, модных фраз и ярлыков всех родов и сортов» (II, 150). Этот Фальстаф горд, самолюбив и мстителен.

В «Униженных и оскорбленных» (1861) с Фальстафом сравнивается собутыльник купецкого сына Сизобрюхова, некто Архипов, эпизодическая фигура, «тоже что-то вроде купца или управляющего», шляющегося по откупам, «бестия, шельма», «Иуда и Фальстаф, все вместе, двукратный банкрут и отвратительно чувственная тварь с разным «вычурами» (III, 106). Наконец, в романе «Бесы» в роли Фальстафа выступает капитан Лебядкин, сопровождающий Николая Ставрогина в его похождениях в столице. Эти похождения и попойки не описываются в романе, о них упоминается как о деле прошедшем. В самом же романе Лебядкин выступает как беспробудный пьяница, чревоугодник, шантажист и сочинитель любовных стихов к Лизе Дроздовой, в которую влюблен. Это оригинальный русский вариант Фальстафа.

Степан Трофимович Верховенский говорит о Лебядкине: «...это, должно быть... какой-нибудь бывший характер, burlesque, над которым все смеются и который сам позволяет над собою всем смеяться, лишь бы платили деньги» (VII, 155). И в этом отношении он ближе к шекспировскому герою, чем г. М. из повести «Маленький герой». Но в нем есть и черты, каких нет в шекспировском Фальстафе или они у него не развиты: он шантажист, вымогающий у Ставрогина деньги за сестру, юродивую хромоножку, на которой тот тайно повенчан; он находит наслаждение в мучительстве, в истязаниях сестры. В отличие от прежних Фальстафов этот дан в действии.

Социальный смысл этой разновидности русского Фальстафа истолкован совершенно иначе, чем той, о которой речь идет в «Маленьком герое». Там это плут и мошенник, не утративший своей силы в обществе, представитель господствующих классов, здесь - деклассированный, как и у Шекспира, дворянин, опустившийся и потерявший человеческий облик забулдыга. Жизненность этого варианта тоже очевидна, но автор поступает тенденциозно, примешивая его к революционному движению, которое к тому же представляет в кривом зеркале.

Именами шекспировских героев назвал Ставрогина и Лебядкина Степан Трофимович Верховенский, которого автор делает почитателем Шекспира. Этим приемом писатель пользуется и для характеристики Степана Трофимовича, оторванного от жизни и воспринимающего окружающие явления действительности через литературные реминисценции. В утешение Варвары Петровны Ставрогиной, сильно обеспокоенной беспутным поведением сына, Степан Трофимович уверяет ее, что «это только первые, буйные порывы слишком богатой организации, что море уляжется и что все это похоже на юность принца Гарри, кутившего с Фальстафом, Пойнсом и мистрис Квикли, описанную у Шекспира». Варвара Петровна прочла бессмертную хронику с чрезвычайным вниманием, но «сходства она не так много нашла» (VII, 35-36) и ей самой показалось, что сын больше походит на Гамлета; она сожалеет, что рядом с ним не было «тихого, великого в смирении своем Горацио», который мог бы спасти его. Но у него «никогда не было ни Горацио, ни Офелии» (VII, 157-158).

Ставрогин не выдерживает до конца роли Гарри, не образумливается. Но и гамлетовские черты в нем мало заметны. В нем есть трагическое раздвоение, ироническое отношение к окружающему, большая сила ума и внешняя обаятельность, роднящие его с датским принцем, но внутренняя опустошенность, испорченность и жестокость, не знающая меры, так велики в нем, что подавляют эти привлекательные черты.

Взгляды на Шекспира отца и сына Верховенских писатель делает противоположными. Сыну, Петру Верховенскому, он приписывает отрицательное отношение к Шекспиру, как он приписывал их и революционным демократам: «Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями» (VII, 341). Отец, напротив, ставит Шекспира «выше освобождения крестьян, выше народности, выше социализма, выше юного поколения, выше химии, выше почти всего человечества» (VII, 395). Вкладывая эти противоположные взгляды на Шекспира в уста «социалиста» и «либерала», сам Достоевский не присоединяется ни к тому, ни к другому. Для него Шекспир велик именно как провозвестник прекрасного будущего, как бы оно ни называлось.

Встречаются в произведениях Достоевского отдельные реминисценции из комедии «Много шуму из ничего» («Маленький герой») и из трагедии «Ромео и Джульетта» («Преступление и наказание»), но они не играют сколько-нибудь существенной роли.

У Салтыкова-Щедрина реминисценции из Шекспира попадаются уже в самых ранних его произведениях. Положение героя повести «Противоречия» Нагибина отчасти напоминает положение шекспировского Гамлета, а его друг Гуров сам рисуется Гамлетом. Узнав о разочаровании Нагибина, он называет его братом по судьбе, ссылается на Шекспира, делает вид, что хочет умереть и декламирует: «Умереть... умереть - уснуть, как говорит божественный Гамлет...» (I, 134). Н.Г. Чернышевский указывает на «гамлетизм» Буеракина из «Губернских очерков», несмотря на различие психологических черт характера Буеракина и Гамлета, и объясняет это сходством положений, в которых находятся Гамлет и Буеракин.

В ряде произведений герои вспоминают об игре Мочалова в роли Гамлета. Вспоминает об этом герой «Губернских очерков» Лузгин, у которого эти воспоминания идут рядом с воспоминаниями о сходках петрашевцев. Число подобных реминисценций немалое. Анализ их дан у Д. Золотницкого. В «Пестрых письмах» писатель изображает в преувеличенно пародийной форме увлечение. Шекспиром некоего Семена Семеновича, соседа помещицы Ирины Оконцевой, который «с "Гамлетом" в руках, с Гамлетом в сердце и с Гамлетом в голове (есть в Москве чудаки, которые до сих пор Мочалова да Цынского забыть не могут!), тут неподалечку, перед Сухаревой башней, в восторженном оцепенении стоит и мысленно разрешает вопрос: кто выше - Шекспир или Сухарева башня?» (XVI, 303).

В «Губернских очерках» (1857) автор задумывается над вопросом, почему его ямщик обругал мужиков, загородивших при встрече дорогу, и отвечает: потому, что он считает себя выше мужика, так как везет чиновника. Звание чиновника в понимании многих выше человеческого достоинства. Автор цитирует Гамлета: «That is the question! сказал Гамлет, а Гамлет был отличный человек, и не поладил с людьми потому только, что был слишком страстный сторонник правды...» (II, 445).

В публицистических отступлениях ряда произведений 80-х годов писатель с горечью говорит о тяжелом положении русской литературы, которая почти лишена права следовать традициям великих писателей прошлого. В третьем из «Писем к тетеньке», в свое время запрещенном, он с болью спрашивает, когда же настанет конец «трепетам», «когда прекратится пора шипений, науськивающих содействий и пустопорожних трубных звуков» и наступит «пора производительности и исследования?». «Шекспиры, Данты, Шиллеры, Байроны! - восклицает сатирик, - вы, которые говорили человеку о свободе и напоминали ему о совести, - не до вас нам! Мы до того ошалели, что если бы вы явились в эту минуту, мы, не обинуясь, причислили бы вас к лику "мошенников пера" и "разбойников печати"! Не вы теперь нужны, а городовые - что ж делать!» (XIV, 324).

С этим письмом стоит сравнить одно место в заключительной главе «За рубежом» (1881): «Неужто все пропало, все? Ведь было же когда-то время, когда твердили, что без идеалов шагу ступить нельзя! Были великие поэты, великие мыслители, и ни один из них не упоминал о "шкуре", ни один не указывал на принцип самосохранения, как на окончательную цель человеческих стремлений. Да, все это несомненно было. Так неужто же и эти поэты, и эти мыслители, Шекспиры, Байроны, Сервантесы, Данты, были люди опасные, подлежащие упразднению?» (XIV, 266).

Салтыков-Щедрин, как революционный демократ, гораздо острее, чем Гончаров, ставит вопрос о необходимости сохранения традиций мировой прогрессивной литературы, на знамени которой он первым выписывает имя Шекспира как великого поэта-мыслителя.

Обозреть произведения русской литературы, в которых встречаются шекспировские реминисценции, было бы непосильной задачей. Можно лишь сказать, что во многих случаях эти реминисценции являются мимолетными упоминаниями имени великого поэта и его героев, свидетельствующими о возрастающей популярности Шекспира. Но в ряде произведений русских писателей 70-х годов Шекспир воспринимается серьезно и глубоко, как поэт и мыслитель, оказывающий воздействие на умы и сердца тогдашнего поколения русских людей.

Помимо уже рассмотренных выше, необходимо указать и на другие примеры, заслуживающие внимания. Хотя многие произведения, в которых нашли отзвук шекспировские идеи и образы, и не остались в памяти потомства, но в плане нашего исследования они представляют несомненный интерес. Они покажут, как по-разному воспринимался английский поэт в творчестве писателей разных направлений.

В свое время большой известностью пользовались такие писатели консервативного лагеря, как прозаик и драматург Н. Чаев и романист Б. Маркевич. Оба они были большими поклонниками Шекспира. Н. Чаев видит ключ к разрешению всех социальных вопросов в эстетическом развитии общества. «...развитый художественно человек, - пишет он, - мне кажется, не позволит себе низкого дела, даже потому, что оно неизящно; неизящен самый образ подлеца». В романе «Подспудные силы» (1870) выведен студент-математик Корнев, который в Шекспире ищет спасения от всех общественных недугов. «Шекспир в настоящее время, - говорит он, - более чем необходим... Нужны идеалы». Корнев и братия, веруя в мощь британского сердцеведа, ждали от него спасения. Он внесет свет в общество, он прояснит спутанное понятие большинства о долге, нравственности и т. п. Истолковывая шекспировское творчество в духе теории искусства для искусства, Чаев противопоставляет его гоголевскому, обличительному направлению в русской литературе. В этом главный смысл романа.

Сюжетом романа Б. Маркевича «Четверть века назад» (1878) является постановка «Гамлета» в подмосковном имении княгини Шастуновой. Для главного героя романа Гундурова, филолога по образованию и славянофила по убеждениям, участие в спектакле в роли Гамлета - лишь средство уйти от жизненной борьбы. Он давно мечтал сыграть эту роль. И вот представился случай. Для изучения славянских стран он хочет отправиться за границу. Его не пускают. Разочарованный, он едет в имение к тетушке и участвует в постановке «Гамлета» в соседнем имении. Ему не позволяют сделаться ученым, а стать чиновником он не хочет. И он уходит «от всего этого гнета, от тревог жизненной заботы в волшебный, свободный мир искусства, он будет переживать сладостнейшие минуты, какие дано испытать человеку: его устами будет говорить величайший поэт мира и человечнейший из всех когда-либо созданных искусством человеческих типов» (стр. 12). Тем-то и дорого, тем-то и велико искусство, говорит Гундуров, «что в него как святую святых можно уйти и позабыть там все, что гложет, что мутит, снедает наше я» (стр. 40).

Шекспировская трагедия мыслится как произведение, отрешенное от жизни, дающее возможность забыть треволнения жизни. А характер Гамлета понимается как воплощение бессилия, безумия, колебаний, неустойчивости и скептицизма. «Погрузиться еще раз в его бесконечную глубину, - говорит Гундуров, - стих за стихом проследить гениальные противоречия этой изумительно сотканной паутины, немощь, безумие, скептицизм, высокий помысл, и каждой черте дать соответствующее выражение, найти звук, оттенок, жест, и пережить все это в себе, и воспроизвести в стройном, поразительном, животрепещущем изображении - о, какой это великолепный труд и какое наслаждение!» (стр. 12).

Князь Ларион Шастунов полагает, что роль Гамлета удастся Гундурову потому, что характер героя никому так не близок, как русскому, «потому, что одна из принципиальных черт этого характера, его колебания и неустой, никому, кажется, так не понятна, как русскому человеку» (стр. 20).

Игра Гундурова противопоставляется автором игре Мочалова в роли Гамлета. Мочалов - неотесанный алмаз по сравнению с Гундуровым, а это граненый бриллиант. Сам Гундуров говорит о Мочалове, что «полного образа, типа, цельного характера он тебе никогда не давал» (стр. 25).

В романе Б. Маркевича нетрудно разглядеть аристократическое истолкование шекспировского творчества с позиций «чистого искусства». Как верно заметил Н. Михайловский, у Маркевича «даже обширные комментарии к "Гамлету" имеют целью оттенить благородство душ князя Лариона Шастунова и славянофила Гундурова».

Оба романа рассматривают шекспировское творчество с позиций «чистого искусства». С демократических позиций на творчество Шекспира смотрят писатели Н. Преображенский и М. Забелло. В романе Н. Преображенского «Из кулька в рогожку» шекспировская тема также занимает существенное место. В центре романа - судьба профессора греческого и латинского языков в духовной семинарии, истого поклонника Шекспира Черенасова. Покровительствуемый вольномыслящим архиереем, Черенасов читает курс лекций по литературе, следуя университетской программе, и прививает слушателям любовь к Шекспиру. Черенасов рассматривает творчество Шекспира в ряду других великих писателей, русских и иностранных, обличающих зло. Его ученики цитируют и читают произведения английского поэта наизусть, воспринимая его как носителя идеи человечности. Семинаристы, читающие Шекспира, заражены духом «отрицания» и «обличения».

По изгнании профессора из семинарии за вольномыслие и пропаганду Шекспира семинаристы на прощальной вечеринке читают отрывки из пьес поэта. Дюжий бурсак при всеобщем молчании читает монолог рассуждающего о счастье Генриха V, который завидует жизни простого труженика, «сну простого земледельца, не знающего тягостных забот и сытого сухим и черствым хлебом».

В романе М. Забелло «Подсечное хозяйство» (1881) почитателем Шекспира выступает народник Могутов, сосланный за участие в студенческих беспорядках из столицы в провинцию. Он помнит наизусть отрывки из «Гамлета», «Отелло», «Юлия Цезаря». Последняя трагедия особенно любима им. Он декламирует из нее свободолюбивые монологи Кассия. Влюбленная в него девушка, Екатерина Дмитриевна Рымнина, дочь предводителя дворянства, узнав, что его любимой героиней является Порция, жена Брута из пьесы «Юлий Цезарь», хочет быть похожей на нее. Испытывая свое мужество, она прокалывает ножом себе руку, и кровь струей течет из ее раны. В романе приводятся большие отрывки из «Юлия Цезаря».

Любимыми поэтами Гордея Могутова являются также Некрасов и Генрих Гейне. Рядом с шекспировскими идут реминисценции из этих поэтов. Окончания романа не последовало. Он оборвался на том месте, где были процитированы Некрасов («Иди в народ! За честь отчизны, за убежденье, за любовь, иди и гибни! Умрешь не даром!..») и отрывок из «Германии» Гейне, где воспевается социализм.

Подражания произведениям английского драматурга в общем малоинтересны. Шекспиру подражают многие второстепенные драматурги и прозаики, чаще всего усваивая лишь внешнюю сторону его творчества и не умея понять и применить его приемы и методы. Шекспиру подражают Д. Аверкиев, В. Крылов, Н.А. Чаев, А.Ф. Федоров, И.В. Шпажинский и многие другие, в прозе - Т. Ардов, Б. Маркевич, Д. Мордовцев и пр.

Критика в свое время указывала на подражание шекспировским пьесам в таких драмах Д. Аверкиева, как «Трогирский воевода», «Ульяна Вяземская», «Каширская старина» и др. Юмористические журналы изощрялись в составлении эпиграмм на «русского Шекспира», называли его «Шекспиром с Сивцева Вражка». Русским Шекспиром в шутку называли также исторического романиста Д.А. Мордовцева, который сам говаривал, что у него «шекспировские характеры». Критика не подтвердила этих самопризнаний или, лучше сказать, самообольщений.

В романе Т. Ардова «Без вины виноваты» главные герои напоминают Отелло и Яго, в повести А. Потехина «Около денег» старая дева Степанида объясняется в любви своему коварному соблазнителю в манере шекспировской Джульетты и т. д. В иных случаях, правда, подражания были более или менее удачными и, хоть отдаленно напоминая собой шекспировские характеры, выделялись на фоне других бесцветных действующих лиц и несколько оживляли произведение. Но такие случаи были редки.

Внешне близко к подражаниям стоят написанные по шекспировским мотивам такие произведения, как «Степной король Лир» И.С. Тургенева (1870) и «Деревенский король Лир» Н. Златовратского (1880). Несмотря на то что авторы рассказов в самих заглавиях указывают на связь их произведений с шекспировской трагедией, оба произведения являются вполне оригинальными. Тургеневский Мартин Харлов, старик Онуфрий, герой рассказа Златовратского, и некоторые другие образы в этих рассказах представляют собой русские разновидности типов, созданных английским драматургом в своей знаменитой трагедии. Мартин Харлов Тургенева и Онуфрий Златовратского не повторяют шекспировского Лира, несмотря на общность судьбы и ряда основных черт.

Мы знаем, что для писателя исходным материалом в творчестве являются жизненные факты. Но бывает и так, что исходным материалом и для него, как и для актера, может быть чужой текст. Временами художественные образы действуют сильнее, чем непосредственные впечатления от окружающей человека среды. Чтение художественного произведения одного писателя другим может в его воображении вызвать целые картины действительности, которые «в момент чтения, да и позже нередко отождествляются с реальной жизнью».

Словесные раздражители, говорит физиология, «представляют собой обобщенные сигналы определенных, подчас очень больших, групп однородных явлений». Чужой поэтический образ, если он близок душе художника, будит его творческую мысль, мобилизует его собственные запасы жизненных впечатлений, вбирает их в себя, теряет то, что чуждо этой душе, и наконец выходит из рук творца как новое, неповторимое создание, которое и похоже, и не похоже на свой прообраз, потому что воссоздает уже картины иной действительности. И чем больше запас собственных впечатлений у писателя, чем талантливее писатель, тем более жизненное и самостоятельное произведение возникает под его пером. Если писатель беден жизненными впечатлениями и беден талантом, то произведение его становится бледной копией оригинала, жалким подражанием образцу. Он не воссоздает таких жизненных ситуаций, которые воздействовали бы на чувства и ум читателя. Только богатство собственных жизненных впечатлений позволяет художнику по мотивам чужого произведения создать живое, волнующее творение.

Шекспировская трагедия вызвала в воображении двух русских писателей сходные впечатления от русской действительности. Эти впечатления смешались в их сознании с впечатлениями от прочитанного и через творческий акт отлились в новую систему художественных образов, способных взволновать читателя, так как пережиты эмоционально самими писателями. Они отлились в соответствии с мировоззрением и творческой индивидуальностью у каждого художника по-своему. Так под воздействием трагедии английского поэта возникли на другой национальной почве произведения другого жанра, вобравшие в себя шекспировские традиции, традиции русской прозы и материалы русской современной действительности.

На примере этих рассказов можно убедиться в справедливости мысли И.А. Гончарова о наследственном родстве художественных типов, которые, будучи созданиями великих художников, «остаются навсегда», но писателям последующих времен приходится обновлять их, облекая «в новую плоть и кровь в духе своего времени» (VIII, 11). Дальнейшее развитие шекспировских типов в духе своего времени и своей страны мы и видим в рассказах Тургенева и Златовратского. В более широком смысле это происходит и в жизни и в литературе вообще, как на это и указывал Гончаров.

Помимо общей судьбы - неблагодарность детей, русские «короли Лиры» имеют общие с шекспировским героем черты характера: величавую гордость и слепую уверенность в неограниченности своей власти, прямоту и доверчивость, любовь к почестям. Тургеневский Лир, как и шекспировский, раздражителен, но вместе с тем задумчив и меланхоличен, а под конец и мстителен. Это русский «степной помещик», вспоминающий, как и шекспировский Лир, о бедных, но по-своему.

В рассказе Тургенева громко звучит голос «правосудия народного», осуждающего дочерей Мартына Харлова за их неблагодарность. Раскаяние охватывает и одну из дочерей помещика - Евлампию, эту разновидность Реганы с примесью Корделиевых черт: она становится богородицей у сектантов - чисто русский конец. Трагедия тургеневского «короля Лира» - это трагедия распада дворянских гнезд, подтачиваемых новыми, товарно-денежными отношениями, носителем которых выступает здесь зять Харлова Володька Слеткин, человек без роду и племени, жадный к наживе собственник, сыгравший роковую роль в происшедших событиях.

Деревенскому Лиру Златовратского не в чем раскаиваться и укорять себя. Он не заедал ничьего века. Он мягок, добр, умен и прям, во всем «мирской человек», имеющий много заслуг труженик, явившийся жертвой крушения патриархальных связей. Мотивы, по которым он стал делить свое «королевство» - желание сыновей, ушедших в город на заработки, и неуправка со снохами, каждая из которых тащит из общего добра к себе в дом. И тут проявляются русские национальные черты.

Из рассмотренного материала мы видим, что на процесс восприятия шекспировского творчества русскими писателями накладывает отпечаток та идейно-художественная проблематика, которая была свойственна русской литературе второй половины XIX в. с ее неутомимой жаждой беспощадного анализа социальной действительности с различных точек зрения. Отсюда различие подходов к Шекспиру. Но всех передовых писателей объединяет то, что они видят в английском драматурге предшественника реалистического искусства, поэта жизненной правды, создающего свои произведения по «законам жизни» и стоящего в ряду других великих писателей.

Шекспир привлекает крупнейших русских писателей в особенности как мастер психологической разработки человеческих характеров. Эта черта его творчества встретила глубокое понимание со стороны таких разных писателей, как Достоевский и Салтыков-Щедрин, внесших свой вклад в истолкование природы шекспировского психологизма.

Признавая в Шекспире величайшего из психологов, эти писатели по-разному подходят к шекспировскому психологизму, и в этом сказывается различие их мировоззрений. Если Достоевский стремится увидеть в творчестве английского поэта что-то непостижимое для разума, таинственное и неисследимое по своим законам биение подсознательного начала, то Салтыков-Щедрин с материалистической основательностью отмечает в творческом процессе Шекспира «определительность ощущений», примат сознания над подсознательными процессами и подчинение психологического анализа идейной основе художественного произведения.

Суждения русских писателей о Шекспире являются примером самостоятельного подхода русской художественной мысли к истолкованию наследия великого английского художника.

Следы шекспировского воздействия на русских писателей обнаруживаются в усвоении некоторых сторон творческого метода драматурга - либо непосредственно, либо через творения других художников, а также в реминисценциях, выполняющих самые разнообразные функции, в подражаниях и, наконец, в создании произведений по его мотивам. Наиболее близкими русским писателям оказываются такие пьесы Шекспира, как «Гамлет», «Отелло», «Король Аир», «Генрих IV», «Юлий Цезарь», «Ромео и Джульетта». По количеству заимствованных из него реминисценций «Гамлет» превосходит все другие произведения. Но истолкование шекспировских пьес у писателей разных направлений неодинаково. Более глубокое понимание творчества Шекспира проявляют главным образом писатели-классики и прогрессивные писатели вообще. Подражания Шекспиру не дают, как правило, плодотворных результатов, они характерны для второстепенных писателей. Из произведений, написанных на шекспировские мотивы, выделяются рассказы Тургенева «Степной король Аир» и Златовратского «Деревенский король Аир», представляющее собой интересный образец оригинальной трансформации шекспировского образа на русском национальном материале.