Повесть о савве грудцыне искушение и спасение человека. Особенности изображения человека и окружающей действительности, система образов

ВВЕДЕНИЕ

«Повесть о Савве Грудцыне»- первый в русской литературе бытовой роман, с любовной интригой, яркими зарисовками из тогдашней действительности и чрезвычайно разнообразными приключениями героя. Сюжетное повествование многопланово и расцвечивается удачным художественным смешением жанровых решений, соединяя чудесные мотивы старой литературы с новаторским лирическо-бытовым повествованием, которые в свою очередь удачно сочетаются со сказочными и былинными приемами повествования.

Я выбрала данную тему, так как мне, может в силу моего возраста, очень близка тема любви, запретной и искушенной. В «Повести» большое внимание уделяется как раз изображению любовных переживаний молодого человека. Савва – главный герой, тяжело переживает разлуку с любимой.

В своей работе я попытаюсь раскрыть эту тему любви, которая повлекла за собой искушение человека. Я проанализирую «добрую» помощь беса, его роль в жизни и судьбе Саввы Грудцына, наказание последнего и его же прощение, смысл наличия мотива взаимосвязи человека и дьявола. Я попробую четко выявить сочетание романтической темы с подробными описаниями быта и нравов Руси XVII века.

В наше время очень часто встречаются такие жизненные ситуации. Часто люди для достижения своей цели, часто каприза, забывают обо всем: о вековых семейных традициях, о родителях (проблема «отцов» и «детей»), о каких-либо духовных ценностях и о законах Божьих. На этом основании я считаю данную тему актуальной, а «Повесть о Савве Грудцыне» - произведением, который является лучшим уроком в нашей нелегкой, запутанной жизни.

1.«Повесть о Савве Грудцыне» как повесть XVII века

Жанровая система русской прозы переживала в XVII в. коренную ломку и перестройку. Смысл этой перестройки состоял в освобождении от деловых функций, от связей с обрядом, от средневекового этикета. Происходила беллетризация прозы, превращение ее в свободное сюжетное повествование. В жития, постепенно терявшие прежнее значение «религиозного эпоса», проникали черты светской биографии. Переводный рыцарский роман и переводная новелла резко увеличили удельный вес занимательных сюжетов. В прозе возникали сложные новые композиции, в которых использовались несколько традиционных жанровых схем.

XVII век, когда начинается обновление русской духовной культуры и литературы, в частности, хорошо характеризует А.М. Панченко. Он пишет в своей книге «Русская литература в канун петровских реформ», что XVII век вопиет о конфликте отцов и детей, например, в авторской словесности разных поколений. XVII век – век поворота, переход к новому в жизни всего государства. Время, которое рассекает жизнь на старое и новое, на прошлое и будущее.

В литературе XVII века есть ряд произведений, раскрывающих особенности времени, таким произведением является, без сомнения, и «Повесть о Савве Грудцыне».

Героя литературы второй половины XVII века отличает активность, «живость» . Это связано, прежде всего, с социально-историческим характером литературы этого времени. Ибо фольклор не знает ни социальной конкретности, ни индивидуальности. И хотя «Повесть о Савве Грудцыне» не является фольклорным произведением, оно тоже демонстрирует необычайную энергию главного героя.

С рождения человеку уготовано место в обществе. В этом заключается его жизненное предназначение. Свое предназначение чувствуют с малых лет и герои житий. Святым или во сне, или наяву приходит видение, которое указывает им на их предназначение.

Здесь же, в литературе XVII века, герои понимают предназначение иного рода – предназначение в опоре на собственные силы . В литературе это связано и с развитием индивидуальности , когда начинают проявляться личностные качества. В центре оказывается человек как личность.

Глубокая философская мысль о личностном предназначении тесно связана с идиллией. Идиллия выражается в согласии предназначения с традицией и в согласии человека с предназначением. Два эти понятия смыкаются и одновременно расходятся. Есть предназначение как норма, готовая идиллия и как отход от нормы, идиллия, которую ищет герой.

Опора на собственные силы заключают в себе начала – творческое и разрушительное. Творческое начало как следствие самостоятельности – это отказ от идиллии, и именно оно приводит к союзу с дьяволом. Союз этот порождает начало разрушительное. Это хорошо отражено и в «Повести о Савве Грудцыне».

Савве была предложена некая норма: норма жизни, норма поведения, которая проистекает из идиллии, из начального предназначения. Савва, отталкиваясь от нее, тем самым выпадает из нормы. В ситуации выбора он избирает свой путь. Не приняв нормы и выпав из нее, герой оказывается подверженным многим испытаниям и искушениям жизни.

Бесовское вмешательство воспринимается как добро, но до поры до времени, до понимания своего греха перед Богом. Савва пошел неправильным, нечеловеческим путем и был наказан за отступничество. Находясь на грани выбора, не осуществив своего истинного предназначения, Савва уходит в монастырь. Монастырь – лишь убежище от судьбы, от себя. Это идиллия, но идиллия, в которой продолжает идти борьба с самим собой, так как не исчерпывающееся осознание своей вины перед Богом не дает покоя герою, а отсюда неустанное замаливание грехов.

Итак, человек в повестях XVII века неоднозначен. В нем высокое соединено с низменным, животным, греховным. И последнее одерживает поначалу верх. Этот факт соединения объясняет двойственность внутреннего мира героев, а также отречение от бога и продажу души дьяволу. Бог уходит для них на второй план, поэтому герои «Повестей», пройдя через грехопадение, в своем покаянии лишаются навсегда начальной идиллии и обретают идиллию относительную.

2.Событийная канва в кратком пересказе

«Повести о Савве Грудцыне»

«Повесть о Савве Грудцыне» - первый русский роман, созданный на рубеже между XVII и XVIII столетиями.

В самом начале «Повести о Савве Грудцыне» неизвестный нам по имени автор ее подчеркивает важность взятой им темы: «Хощу убо вам, братия поведати повесть сию предивную, страха и ужаса исполнену и неизреченнаго удивления достойну, како человеколюбивый бог долготерпелив, ожидая обращения нашего, и неизреченными своими судбами приводит ко спасению». За 200 лет до Достоевского автор «Повести о Савве Грудцыне» в сущности пытается создать своеобразное «Житие великого грешника», в котором средствами художественной литературы должны были решаться важнейшие морально - этические вопросы эпохи.

Начал автор свою «Повесть о Савве Грудцыне» с 1606 года. «Бысть убо во дни наша в лето 7114 году, - пишет он, - егда за умножение грехов наших попусти бог на Московское государство богомерскаго отступника и еретика Гришку расстригу Отрепьева похити престол Российского государства разбойнически, а не царски. Тогда по всему Российскому государству умножится злочестивая литва и многия пакости и разорения народом российским на Москве и по градом творяху. И от того литовского разорения многия домы своя оставляху и из града во град бегаху». Эта интродукция сразу же открывает перед читателем широкую историческую перспективу, связывающую частную жизнь героя «Повести», о которой будет рассказываться в дальнейшем с большим событием общенародной жизни. Повесть разрабатывалась на русском материале. Тему продажи души дьяволу за мирские блага и наслаждения.

В 1606 году именитый купец Фома Грудцын переселился из города Великого Устюга в Казань. Здесь он спокойно дожил до конца «смуты», когда мог снова развернуть свою торговую деятельность, вместе со своим двенадцатилетним сыном Саввой. Через несколько лет Фома Грудцын отплыл на своих кораблях в Персию, а сына послал к Соли Камской с товарами, также нагруженными на корабли не доезжая Соликамска, Савва остановился в небольшом городе Орле у «нарочитого человека в гостинице». Человек этот хорошо знал Фому Грудцына и радушно встретил его сына.

О приезде Саввы в Орел узнает старинный друг его отца купец Бажен Второй. Он просит Савву к себе в дом, где знакомит его со своей молодой женой. Между молодой женщиной и Саввой возникает роман. После первого опьянения страстью Савва пытается прекратить связь с женой друга своего отца, но оскорбленная женщина поит его любовным зельем, после которого страсть Саввы вспыхивает с новой силой. Но жена Бажена, мстя Савве, отвергает его и заставляет уехать из дома Бажена.

Симпатизирующий своему герою, автор «Повести о Савве Грудцыне», впервые в истории русской средневековой литературы, внимательно прослеживает и описывает психологическое состояние влюбленного Саввы, который «сердцем же скорбя и неутешно тужаше по жене той. И нача от великия туги красота лица его увядати и плоть его истончеватися». Страдающий Савва готов на все, чтобы ее вернуть,- готов даже погубить душу. «Аз бы послужил Диаволу», - думает он.

В повесть вводится средневековый мотив союза с человека с дьяволом. Традиционные демонологические мотивы вставлены в причинно-следственную связь событий. Кроме чудесного объяснения, часть их имеет и вполне реальное. Они конкретизированы, окружены бытовыми деталями, сделаны наглядными. Мучения Саввы, которого охватила страсть к чужой жене, психологически подготовляют продажу им души черту. В порыве душевной скорби Савва взвывает к помощи беса, и тот незамедлительно появился перед Саввой в облике юноше, который представился ему в качестве родственника, тоже из рода Грудцыных, но тех, которые не уехали в Казань, а остались в Великом Устюге. Новоявленный родственник Саввы взялся помочь ему в горе, потребовав за это только «малое рукописание некое».

С тех пор удачи посыпались на Савву: он вновь соединяется со своей возлюбленной, спасается от гнева отца, со сказочной быстротой перемещается из Орла Соликамского в города Поволжья и Оки.

Затем «брат названный» обучает Савву воинскому искусству. По его совету Савва поступает на службу к царю. Далее он участвует в борьбе русских войск с польскими феодалами за Смоленск и троекратно одерживает победу над тремя польскими «исполинами» (богатырями).

Бес служит Савве, и он долго не догадывается о его истинной природе. Бес умен, он знает больше, чем Савва. Это совсем иной образ беса по сравнению с тем, который был знаком древнерусскому читателю по житийной литературе. Бес в повести приобретает вполне «партикулярные» черты. Он сопутствует Савве и внешне ничем не отличается от людей: ходит в купеческом кафтане и выполняет обязанности слуги. Он даже несколько пошловат. Чудесное имеет обыденный вид. Это элемент фантастики, умело введенный в реальную обстановку.

Беспрерывные переезды Саввы из одного города в другой вызваны беспокойной совестью Саввы. Они мотивированы психологически. Продажа души черту становится в повести и сюжетно-образующим моментом.

Таким образом, сюжет продажи души дьяволу как бы приземлялся, вводился в определенную географическую и историческую обстановку. Он связывался с реальными психологическими мотивировками. Драматизировались отдельные коллизии. Действие как бы театрализовалось. Автор не только рассказывает о прошлом, но и представляет события читателям, развертывает события перед читателями, создавая эффект соприсутствия читателя.

Но вот приходит время расплаты. Савва смертельно болен, и к нему умирающему приходит его родственник и требует уплаты по расписке, данной Саввой ему в Орле. Савва понимает, что под видом родственника ему помогал сам дьявол, и приходит в ужас от своего легкомыслия. Савва молится богородице, прося ее о помощи. Во сне ему представилось видение. Богородица обещает спасти его, если он станет монахом. Савва соглашается, потом выздоравливает и постригается в Чудовом монастыре.

«Повесть о Савве Грудцыне», как я уже писала, называют первым русским романом. Сюжетное развитие ее, действительно, во многом напоминает сюжетное развитие романа, для которого характерны известная психологичность, наличие душевного развития и бытовая конкретизированность. Автор пытался показать обыкновенный человеческий характер в обыденной, бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоречивость характера, показать значение любви в жизни человека. Вполне справедливо поэтому ряд исследователей рассматривает «Повесть о Савве Грудцыне» в качестве начального этапа становления жанра романа.

3. Сюжетная схема «Повести», её построение

В «Повести о Савве Грудцыне» использована сюжетная схема «чуда», религиозной легенды. Этот жанр был одним из самых распространенных в средневековой письменности. Он широко представлен и в прозе XVII в. Всякая религиозная легенда ставит перед собой дидактическую цель доказать какую-то христианскую аксиому, например действительность молитвы и покаяния, неотвратимость наказания грешника. В легендах как пример, три сюжетных узла. Легенды начинаются с прегрешения, несчастья или болезни героя. Затем следует покаяние, молитва, обращение к богу, богоматери, святым за помощью. Третий узел – это отпущение греха, исцеление спасение. Эта композиция была обязательной, но в ее разработке, в конкретном исполнении допускалась известная художественная свобода.

Сюжетным источником «Повести» были религиозные легенды о юноше, который согрешил, продав душу дьяволу, затем покаялся и был прощен.

Еще один источник – волшебная сказка. Сказкой навеяны сцены, в которых бес выступает как волшебный помощник, «даруя» Савве «премудрость» в военном деле, снабжая его деньгами и т.п. К сказке восходит поединок Саввы с тремя вражескими богатырями под Смоленском.

«Повесть о Савве Грудцыне» - не мозаика из плохо пригнанных, взятых из разных композиций фрагментов. Это продуманное, идеологически и художественно цельное произведение. Савве потом не суждено достичь сказочного счастья, что судит бог, а Савва продал душу сатане. Бес, так похожий на сказочного, волшебного помощника, на деле – антагонист героя. Бес не всесилен, и тот, кто на него уповает, непременно потерпит крах. Зло рождает зло. Зло делает человека несчастным. Такова нравственная коллизия повести, и в этой коллизии первостепенную роль играет бес.

Бесовская тема в «Повести о Савве Грудцыне» - это трагическая тема «двойничества». Бес – это «брат» героя, его второе я. В православном представлении каждому живущему на земле человеку сопутствует ангел – хранитель – также своего рода двойник, но двойник идеальный, небесный. Автор «Повести» дал негативное, «теневое» решение этой темы. Бес – тень героя бес олицетворяет пороки Саввы то темное, что в нем есть, - легкомыслие, слабую волю, тщеславие, любострастие. Силы зла бессильны в борьбе с праведником, но грешник становится их легкой добычей, потому что выбирают путь зла. Савва конечно, жертва, однако он и сам повинен в своих несчастиях.

В художественной концепции автора о разнообразной пестроте жизни. Ее изменчивость очаровывает молодого человека, но совершенный христианин должен противиться этому наваждению, ибо для него земное существование- тлен, сон суета сует. Эта мысль занимала автора так сильно, что он допустил непоследовательность в построении сюжета.

По своим взглядам автор повести консерватор. Его ужасает плотская страсть как и всякая мысль наслаждение жизнью. Это грех пагуба, но сила любви – страсти притягательной пестрой жизни уже захватили его современников, вошли в плоть и кровь нового поколения. Автор противится новым веяниям, осуждает их с позиции церковной морали. Но, как истинный художник, он признает, что эти веяния прочно укоренились в русском обществе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Закончив работу, я хочу отметить важное – «человеколюбивый бог долготерпелив, ожидая обращения нашего, и неизреченными своими судбами приводит ко спасению». Финал благополучен и, несмотря на то, что Савва Грудцын пошел неправильным, повторюсь, нечеловеческим путем, он находит себе спасение, и это его спасение – в монастыре (хотя я думаю, что служение Богу в монастыре, наверное, в первую очередь – отречение от самого себя). Бог дает главному герою второй шанс – шанс на спасение, покаяние. Автор как будто за многие тысячелетия раскрыл проблему Достоевского: за преступлением всегда должно следовать наказание. Раскольников тоже наказан, правда, за убийство, но смысл финала такой же: возрождение главного героя, искупление вины. Ничто не проходит бесследно, видим мы в данном произведении, и, кстати, это можно подтвердить и сегодня, например, на основе своего жизненного опыта.

Анализируя «Повесть о Савве Грудцыне», я еще раз убедилась, что это произведение заключает в себе главные вечные ценности, связанные с нравственностью, моралью.

Данная работа показывает все стороны возникшей ситуации: и положительные, и отрицательные. И это очень важно, так как помогает нам быть более разумными при выборе направления, пути в жизни. «Повесть» заставляет задуматься и о своем предназначении, о котором написано во втором пункте плана реферата, ведь оно есть у каждого, и оно у каждого индивидуально. Это надо знать, понимать и помнить всегда.

Список использованной литературы

1. Водовозов Н. История древней русской литературы: Учебник для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Русский язык и литература». – М., «Просвещение», 1972.

2. История русской литературы X – XVII веков. / под ред. Д.С. Лихачева. – М., «Просвещение», 1880.

3. Радь Э.А. Притча о блудном сыне в русской литературе: Учебн. Пособие для студентов филологических факультетов педвуза. – Стерлитамак - Самара, 2006.

4. Кусков В.В., Прокофьев Н.И. История древнерусской литературы: Пособие для студентов нац. отд-ний пед.ин-тов. – Л.: «Просвещение». Ленингр. отд-ние, 1987.

5. Лихачев Д.С . Повесть о Тверском Отроче монастыре, Повесть о Савве Грудцыне, Повесть о Фроле Скобееве // История всемирной литературы: В 9 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М.: Наука, 1983.

6. Литература Древней Руси. Хрестоматия. / сост. Л.А.Дмитриев; Под ред. Д.С. Лихачева. – М., «Высшая школа», 1990.

созданная в 70-е годы XVII в. В этой повести также раскрывается тема взаимоотношений двух поколений, противопоставляются два типа отношений к жизни. Основа сюжета - жизнь купеческого сына Саввы Грудцына, полная тревог и приключений. Повествование о судьбе героя дается на широком историческом фоне. Юность Саввы протекает в годы "гонения и мятежа великого", т. е. в период борьбы русского народа с польской интервенцией; в зрелые годы герой принимает участие в войне за Смоленск в 1632-1634 гг. В повести упоминаются исторические личности: царь Михаил Федорович, боярин Стрешнев, воевода Шеин, сотник Шилов; да и сам герой принадлежит к известной купеческой семье Грудцыных-Усовых. Однако главное место в повести занимают картины частной жизни. Повесть состоит из ряда последовательно сменяющих друг друга эпизодов, составляющих основные вехи биографии Саввы: юность, зрелые годы, старость и смерть. В юности Савва, отправленный отцом по торговым делам в город Орел соликамский, предается любовным утехам с женой друга отца Бажена Второго, смело попирая святость семейного союза и святость дружбы. В этой части повести центральное место отводится любовной интриге и делаются первые попытки изобразить любовные переживания человека. Опоенный любовным зелием, изгнанный из дома Бажена, Савва начинает терзаться муками любви. И нача от великия туги красота лица его увядати и плоть его истончеватися". Чтобы рассеять свою скорбь, утолить сердечную тоску, Савва идет за город, на лоно природы. Автор сочувствует Савве, осуждает поступок "злой и неверной жены", коварно прельстившей его. Но этот традиционный мотив прельщения невинного отрока приобретает в повести реальные психологические очертания. Вводится в повесть и средневековый мотив союза человека с дьяволом: в порыве любовной скорби Савва взывает к помощи дьявола, и тот не замедлил явиться на его зов в образе юноши. Он готов оказать Савве любые услуги, требуя от него лишь дать "рукописание мало некое" (продать свою душу). Герой исполняет требование беса, не придав этому особого значения, и даже поклоняется самому Сатане в его царстве, дьявол, приняв образ "брата названого", становится преданным слугою Саввы. Дьявол выступает воплощением судьбы героя и внутренней смятенности его молодой и порывистой души. При этом образ "названого брата", который принимает в повести бес, близок народной сказке. С помощью "названого брата" Савва вновь соединяется со своей возлюбленной, спасается от гнева родительского, переносясь со сказочной быстротой из Орла соликамского на Волгу и Оку. В Шуе "брат названый" обучает Савву воинскому артикулу, затем помогает ему в разведке укреплений Смоленска и в поединках с тремя польскими "исполинами". Показывая участие Саввы в борьбе русских войск за Смоленск, автор повести героизирует его образ. Победа Саввы над вражескими богатырями изображается в героическом былинном стиле. Как отмечает М. О. Скрипиль, в этих эпизодах Савва сближается с образами русских богатырей, а его победа в поединках с вражескими "исполинами" поднимается до значения национального подвига. Характерно, что на службу к царю Савва поступает по совету своего "названого брата" - беса. Царская служба рассматривается бесом как средство достижения купеческим сыном знатности, перехода его в служилое дворянское сословие. Приписывая эти "греховные мысли" Саввы бесу, автор осуждает честолюбивые помыслы героя. Героические подвиги Саввы приводят в удивление "все... российское воинство", но вызывают яростный гнев воеводы - боярина Шеина, который выступает в повести ревностным стражем незыблемости сословных отношений. Узнав, что подвиги совершены купеческим сыном, воевода "начат всякими нелепыми словами поносити его". Шеин требует, чтобы Савва немедленно покинул Смоленск и вернулся к своим богатым родителям. Конфликт боярина с купеческим сыном ярко характеризует начавшийся во второй половине XVII в. процесс формирования новой знати. Если в эпизодах, изображающих юность героя, на первый план выдвинута любовная интрига и раскрывается пылкая, увлекающаяся натура неопытного юноши, то в эпизодах, повествующих о зрелых годах Саввы, на первый план выступают героические черты его характера: мужество, отвага, бесстрашие. В этой части повести автор удачно сочетает приемы народной эпической поэзии со стилистическими приемами воинских повестей. В последней части повести, описывая болезнь Саввы, автор широко использует традиционные демонологические мотивы: в "храмину" к больному великой толпой врываются бесы и начинают его мучить. В этих "бесовских мучениях" нетрудно обнаружить характерные признаки падучей болезни. Узнав о мучениях Саввы, царь посылает к нему двух "караульщиков" оберегать от бесовских терзаний. Развязка повести связана с традиционным мотивом "чудес" богородичных икон: Богородица своим заступничеством избавляет Савву от бесовских мучений, взяв предварительно с него обет уйти в монастырь. Исцелившись, получив назад свое заглаженное "рукописание", Савва становится монахом. При этом обращает на себя внимание тот факт, что на протяжении всей повести Савва остается "юношей". Образ Саввы обобщает черты молодого поколения, стремящегося сбросить гнет вековых традиций, жить в полную меру своих удалых молодецких сил. Образ беса дает возможность автору повести объяснить причины необыкновенных удач и поражений героя в жизни, а также показать мятущуюся душу молодого человека с его жаждой бурной и мятежной жизни, стремлением сделаться знатным. В стиле повести сочетаются традиционные книжные приемы и отдельные мотивы устной народной поэзии. Новаторство повести состоит в ее попытке изобразить обыкновенный человеческий характер в обыденной бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоречивость характера, показать значение любви в жизни человека. Вполне справедливо поэтому ряд исследователей рассматривает "Повесть о Савве Грудцыне" в качестве начального этапа становления жанра романа.

«Повесть о Савве Грудцыне» . Савва Грудцын – сын благочестивых родителей. Его отец, богатый купец Фома Грудцын, как сказано в повести, в 1606 году из-за событий смутного времени, переселился из Устюга в Казань, откуда по торговым делам ездил по Волге, заезжая даже в Персию. Однажды он поручил своему сну – Савве плыть к Соли-Камской. Савва остановился в гостинице в Орле, содержавшейся хорошим знакомым Фомы. В том же городе жил друг Фомы – Бажен второй, женатый на молодой женщине. Он пригласил Савву жить у него. «Ненавистник добра» дьявол возбуждает в жене Бажена похотливое чувство к юноше. Однако накануне праздника Вознесения Савва отказался от близости с женой Бажена. За это она напоила его приворотным зельем и оклеветала его перед мужем. Савва вернулся жить в гостиницу, продолжая тосковать по жене Бажена. Однажды он подумал, что готов вступить в сделку с дьяволом. В это время он услышал сзади зовущий его по имени голос. Это был бес. Он обещает Савве помощь в его сердечных делах за одну лишь только расписку. Как сообщает автор, Савва не понимал, что он писал. Любовные отношения юноши и жены Бажена возобновляются. Слух о распутном поведении сына доходит до Казани до матери Саввы, она заклинает его вернуться домой. Спустя некоторое время бес уходит с Саввой за город, и, объяснив ему, что вовсе не его родственник, а царский сын, ведет его на холм и показывает ему дворец невиданной красоты. Он приводит Савву на поклон к князю тьмы. Между тем из Персии возвращается отец Саввы и шлет ему письмо с уговорами вернуться,но так как Савва пренебрегает этим письмом, Фома решает отправиться за ним. Бес, узнав об этом, предлагает Савве прогуляться по другим городам. В одну ночь они оказываются в Козьмодемьянске, затем, пожив там недолго, достигают Павлова Перевоза на Оке. Там Савва повстречался со старцем, заклинавшим его уйти от своего друга – беса. В то время Михаил Федорович решил послать войска под Смоленск, по совету беса, Савва поступает на военную службу и с его помощью необыкновенно преуспевает в военном деле. Он становится известен даже царю. Однажды Савва с бесом в одну ночь добираются из Москвы в Смоленск, высматривают неприятельские укрепления. Под Смоленском Савва трижды вступает в единоборство с тремя польскими исполинами и побеждает их. После этого Савва возвращается в Москву в дом к сотнику Шилову. Он тяжело заболевает. По настоянию жены Шилова Савва завет к себе священника. Во время исповеди в комнату является толпа бесов. Они угрожают ему жестокой расправой. Исповедь все же была доведена до конца, но после этого бес стал мучить Савву. Однажды во сне Савве явился образ Богородицы и Иоаном Богословом и митрополитом московским Петром. Богородица обещала Савве исцеление, если тот примет монашеский сан, и велела ему явиться в Казанский собор в день праздника Казанской ее иконы. Так и исцелился Савва.

По своему стилю повесть представляет собой своеобразное совмещение элементов старой повествовательной, в частности житийной, традиции с элементами литературной новизны. Основной смысл повести – спасение грешника молитвой и покаянием. По традиции зачинщик всякого зла здесь – дьявол, побеждаемый вмешательством божьей силы. Результат впадения в грех – следствие воздействия внешних сил. Личная инициатива героя полностью отсутствует, подчинена посторонним силам. Даже самый акт «рукописания» является не сознательным действием Саввы. Женщина в повести фигурирует как орудие действия дьявола. Наряду с элементами фантастике в повесть вводятся реальные события и имена. Самый род Грудцыных-Усовых не вымысел, он существовал в 17в. Эту фамилию носили богатые купцы, жившие в Великом Устюге и в Москве.

Полную противоположность как по содержанию, так и по языку повестям о Горк и Злочастии и о Савве Грудцыне представляет собой «История о российском дворянине Фроле Скобееве», рассказывающая о похождениях плута и ябедника. см. с 417 Гудзий.

Совмещение элементов старой житийной традиции с элементами литературной новизны. Основной смысл повести – спасение грешника молитвой и покаянием. Зачинщик всего зла – дьявол. Поведение впавшего в грех человека – не столько следствие его природных качеств, сколько результат воздействия на него посторонних сил – злых или добрых. Личная инициатива отсутствует, она полностью подчинена внешним стихиям.

Наряду с эементами фантастики и легенды, здесь налицо стремление со всеми подробностями передать реальные черты эпохи, вплоть до введения в повествование реальных исторических личностей – царя Михаила Федоровича, боярина Шеина, стрелецкого сотника Шилова. Даже род Грудцыных-Усовых существовал в реальности.

Повесть – первая попытка изобразить жизнь частного человека на широком фоне исторических событий, в реальной исторической обстановке.

В повести в основном выдержан традиционный славяно-русский язык с присущими ему архаизмами, но вместе с тем в ней встречаются новые лексические образования («команда», «воинский артикул»), возможно, присущие не оригиналу, а спискам. Возникновение повести, скорее всего, следует датировать второй половиной 17 века. Судя по общему благочестивому тону, автором было духовное лицо

Примыкает к « Горю И Злосчастию»(70-е годы). В ней также рассказывается о взаимоотношениях двух поколений, противопоставляются 2 типа отношений к жизни.

Основа сюжета - жизнь купеческого сына Саввы Грудцына.

Здесь упомянуты ист. личности: царь Михаил Фёдорович, воевода Шеин, сотник Шилов, сам герой - ист лицо.

Главное место в повести занимают картины частной жизни.

Центральное место отводится любовной интриге, первые попытки изобразить любовные переживания ч-ка.

Идейно-художественная функция беса в пр-ии такая же, что и Горя (см. выше).Он выступает воплощением судьбы героя и внутренней смятённости его молодой и порывистой души. Образ беса близок народной сказки.

Победа Саввы над вражескими богатырями изображена в героическом былинном стиле. А его победа в поединке с вражескими» исполинами» поднимается до значения нац. подвига.

Царская служба рассматривается бесом как средство достижения Саввы перехода в служилое дворянское сословие.

Новаторство сост. в попытке изобразить обыкновенный ч-ий характер в обыденной бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоречивость характера, показать значение любви в жизни человека.

Созданные на грани новой эпохи, повести отразили настроения времени, когда для московского общества наступила пора критического пересмотра того, чем оно до сих пор жило, когда определялись отношения к старым устоям жизни - за или против них. Повести ставили и в художественно-образной форме решали весьма важные со второй половины XVII в. вопросы, прежде всего - об отношениях между родителями и детьми и о правах детей самостоятельно определять свой жизненный путь. В более раннюю эпоху эти вопросы, как общественная проблема, не могли даже и возникать. Для древней Руси здесь все было ясно: родительская власть были непререкаемым и непоколебимым авторитетом. Она служила основой и связующим началом в семейной и общественной жизни. По отцам судили о детях именно потому, что воля первых формировала характер и направляла поступки последних.
Но ко второй половине XVII в. под влиянием ряда внутренних причин, протестов против общественных «нестроений», новые понятия коснулись и семьи, этой крепости древнерусского жизненного уклада. Намечавшиеся сдвиги во взаимоотношениях отцов и детей и новое во взглядах молодого поколения на жизнь наиболее яркое выражение нашли в «Повести о Савве Грудцыне».
Действие Повести о Савве Грудцыне относится к первой трети XVII в. Она помнит еще то время, когда «попусти бог на Московское государство богомерзкого отступника и еретика Гришку Расстригу Отрепьева, иже похити престол Российского государства разбойнически, а не царски». Но она знает и более поздние исторические события, время, когда «по указу царскому пойдоша полки с Москвы под Смоленск», т. е. осаду русскими войсками Смоленска в 1632-1634 гг. В рамках этой исторической эпохи и развертывается фабула повести. Но написана «Повесть о Савве Грудцыне» значительно позже. Анализируя встречающиеся в ней топографические названия («Земляной город», «Зимин приказ» и пр.) и ее исторические указания, можно отнести время ее составления к концу 60-х годов XVII в. (1666-1668). В аспекте этого более позднего времени и изображается в Повести русская жизнь начала века. В этом отношении «Повесть о Савве Грудцыне» подобна поздним сказаниям о «Смуте», только предмет ее изображения не исторические события, а частная жизнь молодого купеческого сына.
Вся повесть состоит из отдельных эпизодов. И тематически и стилистически они настолько заметно членят повествование, что редакторы и
223
переписчики повести впоследствии сочиняли для них особые заглавия, например: «О отъезде Фомы Грудцына на куплю в Шахову область», «Како Савва отдает богоотметное писание и поклонится сатане», «О отшествии из Казани Саввина отца Фомы Грудцына к Соли Камской во град Орел» и т. п. Все эпизоды повести, несмотря на свою полную законченность, тесно связаны между собою единством авторского замысла. Каждый из них раскрывает то определенные черты характера героя повести, то особенности его поведения вне дома, вне родительского надзора. Сперва изображается ближайшая среда героя - его семья. Черты патриархального купеческого быта характеризуют весь жизненный уклад этой семьи. Здесь вся власть в руках главы семьи - отца. Здесь торговля - дело всей жизни, и когда в годы «Смуты» внешние обстоятельства мешают ей, отец героя Фома Грудцын оставляет родной для ряда поколений Грудцыных Великий Устюг и «преселяется в понизовый царственный град Казань, зане не бысть в понизовьях градех злочестивыя Литвы». Отсюда он отправляется в торговые поездки вниз по Волге то к Соли-Камской, то к Астрахани, то «за Хвалынское море в Шахову державу». К этому же исподволь он приучает и сына своего, «дабы по смерти его наследник был имению его». Но при деловитости, строгости и сдержанности во взаимоотношениях в семье Грудцыных есть свой декорум нежности: расставания и встречи здесь ознаменовываются тем, что Фома Грудцын обязательно, «яко же лепо, целование подает» жене своей и сыну. Казалось бы, что в этой среде с хорошо отстоявшимися формами жизни и Савва должен пойти старыми, проторенными путями. Но вот автор показывает своего героя вне родительского дома, в торговом отъезде в далеком Соли-Камском городе Орле. Сперва и здесь Савва попадает в сферу привычных патриархальных отношений. И в чужом городе ему открыт путь «по отцу»: ему оказывает гостеприимство гостинник города Орла, «памятуя любовь и милость отца его»; его приглашает в свой дом орловский купец Бажен Второй, старый друг отца Саввы, с которым он «многу любовь и дружбу имел»; его зовет к себе на пир воевода, «зане добре знаяше отца его», и т. п. Но веяния нового времени выбивают Савву из обычной колеи жизни. Он сближается с молодою женою Бажена и «живет в неисправном житии: елико с ним отцевских товаров, все изнурил бе в блуде и пиянстве». В огромном запасе традиционных литературных образов и ситуаций автор повести находит материал для описания и объяснения такого необычного поведения юноши. Не в злой воле Саввы причина его неблаговидных поступков. Это молодая жена Бажена, подобно библейской жене Пентефрия, соблазняет неопытного юношу. Но когда Савва, после изгнания его из дома Бажена, вновь входит в доверие последнего, вторично поселяется в его семье и «паки запинается в сети блуда с проклятою оною женою», автор иначе, как вмешательством диавола, не может объяснить поведение своего героя. Неторопливо, в рамках широких и сочных бытовых описаний, развертывается любовная интрига повести. Весь уклад жизни семьи Бажена и обстановка небольшого торгового города с его шумной «конной площадью» и в то же время с тихим миром его верований и суеверий - все это тщательно нарисованный фон любовной истории Саввы и молодой жены Бажена. Впервые в древней русской литературе мы встречали такое внимание к романической стороне повествования.
Развязка любовной интриги чисто реалистическая. Слухи о «неисправном житии» Саввы доходят в Казань к родителям Саввы. Они неоднократно
224
пишут ему, умоляя возвратиться в Казань. Савва же «прочет, посмеявся и ни во что же вменив... но токмо упражняшеся в ненасытном блуждении». Тогда отец Саввы «пути касается ко граду Орлу, яко да сам, сыскав, поймет сына своего в дом свой». И Савва вынужден бежать из Орла. Так автор обрывает любовную интригу повести. На этом оканчивается юность героя и его жизнь в родной ему купеческой среде, устои которой - беспрекословное повиновение родителям и святость семейных уз - он так небрежно нарушает. Рамки повествования затем значительно расширяются. Герой попадает в орбиту больших исторических событий своего времени - русско-польской войны 1632-1634 гг. В Шуе Савва зачисляется в солдаты и в скором времени «в воинском обучении такову премудрость» приобретает, «яко и старых воинов и начальников во учении превосходит». Перейдя с полком в Москву, он выдвигается по службе еще больше: полковник «вручает ему три роты новобранных солдат, да вместо его устрояет и учит той Савва»; царский шурин боярин Стрешнев приглашает его к себе на службу и, наконец, «по некоем случае явственно учинися о нем и самому царю». Все удивляются «остроумию» (уму) Саввы. Удача неизменно сопутствует ему: он совершает дерзко-смелую разведку, проникнув в самый Смоленск, и узнает, «како поляки град укрепляху и на приступных местех всякия гарнаты [орудия] поставляху», и, наконец, во время осады Смоленска в единоборстве побеждает трех польских «исполинов», чем «немал зазор [позор] поляком наведе, все же российское воинство во удивление приведе». Это кульминационный пункт воинской удачи и славы героя, и автор изображает его подвиги в героико-эпическом стиле русских былин и воинских повестей. И только образ «названного брата» Саввы - беса, неотступно следующего за ним и помогающего ему, носит на себе отпечаток традиционной агиографической манеры письма.
Последние эпизоды повести - это история падения героя: его изгнание из войск боярином Шеиным; болезнь как результат общения с диаволом; исцеление от иконы Казанской божьей матери, изображенное в духе богородичных «чудес», и, наконец, пострижение и смерть в монастыре.
Так, последовательно, из эпизода в эпизод раскрывается художественная биография героя и самая тема произведения. В нем отразились беспокойство духа молодого поколения, недовольство старым укладом жизни, небрежное отношение к родительскому авторитету и еще бессильное, но уже ясное стремление строить жизнь по-своему, т. е. настроения, характерные для второй половины XVII в. Эти настроения, очевидно, глубоко волновали различные слои населения Русского государства, так как, кроме «Повести о Савве Грудцыне», мы находим их в «стихах умиленных» и позднее в «Комедии притчи о блудном сыне» Симеона Полоцкого.
Образ Саввы Грудцына - это образ большой обобщающей силы, литературный тип, запечатлевший характерные черты молодого человека переходной эпохи.
«Повесть о Савве Грудцыне» своеобразна и нова по своему стилю. Правда, ее начало написано в стиле исторических сказаний о «Смутном времени»: «Бысть убо в лето 7114, егда за умножение грех ради наших попусти бог на Московское государство богомерзкого отступника еретика Гришку Растригу-Отрепьева...» и т. д. В отдельных местах ее повествования еще слышатся отголоски формул воинской повести: «Потом же начаша из града выласки выходити, и войско с войском сошедшимся, свальным
225
боем битися; а идеже Савва с братом своим с которого крыла воеваху, тамо поляки от них невозвратно бежаху, тыл показующе». Ее лирические отступления выражены в традиционно-риторических восклицаниях: «Оле безумия юноши онаго! Како уловлен бысть лестию женскою, и тоя ради в какову погибель снисходит!» Мотивы и образы демонологических сказаний и «чудес» еще играют видную роль в системе изобразительных средств повести. Она имеет черты сходства с рядом переводных византийских демонологических произведений: «Сказанием о Протерии», «Сказанием о Феофиле экономе», «Словом о Месите Чародее» и др. Ее заключительные эпизоды отражают поэтику широко распространенных в XVII в. «чудес» богородичных икон.
Но «Повесть о Савве Грудцыне» обнаруживает исключительную самостоятельность в использовании этих традиционных элементов. Ветхозаветная легенда об Иосифе прекрасном в повести дана в новом, сильно измененном варианте. Она развивается применительно к бытовой обстановке купеческого дома одного из второстепенных городов «Соли Камской». Развязка любовной истории видоизменена, согласно основному заданию повести: Савва нарушает устои старой жизни - крепкого брака, юношеского целомудрия и потому не отвергает любви купеческой жены. Распространеннейший мотив «искушения в пустыне», в развертывании которого чувствуется определенная близость повести к легенде о Месите Чародее, также получает иное разрешение, согласно основной идее повести: Савва не обращается к испытанному средству верующего человека в опасные моменты жизни - к молитве. Плачущий старец - это старый символический образ «покаяния» (и «спасения» благодаря слезам) переводных и русских патериков и многочисленных агиографических произведений. Но совершенно по-новому выглядит этот образ в реалистической сцене встречи Саввы со старцем в селе Павлово-Перевоз. Художественные образы повести - образы «неверной и злой жены», «прельщенного» отрока и искусителя-диавола, вне всякого сомнения, традиционны и восходят к типичным образам ветхозаветной поэзии и литературы первых веков христианства. Но в повести они приобретают конкретный облик людей определенной социальной группы - русского купечества XVII в.: молодой, «третьим браком новоприведенной» жены престарелого Бажена, и купеческих сыновей, разъезжающих по водным торговым путям Московской Руси и переживающих ряд приключений в духе времени.
Особенно же замечательна «Повесть о Савве Грудцыне» в композиционном отношении. Ее действие развертывается на широком полотне, по нескольким сюжетным линиям, каждая из которых в отдельности могла бы быть достаточной для самостоятельного повествовательного произведения: крушение твердого уклада жизни в купеческой семье Грудцыных-Усовых; молодая жена и старый муж Баженовы; скромная жизнь семьи стрелецкого сотника Шилова; приключения двух «названных братьев» - Саввы и беса; война под Смоленском и пр. В связи с этим в повести дается многократная перемена места действия: здесь и Устюг-Великий, и Казань, и Орел соликамский, и Шуя, и Москва, и военный лагерь под Смоленском. Перед глазами читателя проходит необычно большое для древнерусских литературных произведений число героев, каждый из которых наделен индивидуальными чертами и представляет собою законченный художественный образ. Жизнь главного из них, Саввы Грудцына, изображена от его рождения до смерти во всех важнейших проявлениях живой человеческой
226
личности XVII в. - отношение к семье, религии, любовь, борьба за место в жизни.
Для выражения эмоций своих героев автор повести о Савве Грудцыне нашел новые средства, которые позже, в XVIII в., являются излюбленными в повествовательной литературе. Автор порицает связь Саввы и молодой жены Бажена Второго, для него это «грех», «скверное» или «скаредное дело», и он для определения его не скупится на эпитеты, взятые из запасов древнерусской фразеологии: «Савва всегда в кале блуда, яко свинья, валяшеся и в таковом ненасытном блужении много время, яко скот, пребываше». Но он находит и нежные лирические тона для передачи любовной скорби Саввы во время размолвки его с женой Бажена: «Сердцем же скорбя, - говорит он о Савве, - и неутешно тужаше по жене оной, и начат от великия туги красота лица его увядати и плоть его истончаватися». Это впервые в древнерусской литературе автор повести рассказывает о любовной неудаче своего героя. «Некогда же той Савва, - читаем мы дальше, - изыде един за град на поле, от великого уныния и скорби прогулятися, и идяше един по полю, и никого же пред собою или за собою видяше, и ничто ино помышляше, но токмо сетуя и скорбя о разлучении своем от жены оныя». Следует обратить внимание на эту черту стиля повести, позже она будет встречаться неоднократно; в XVIII в. целые толпы влюбленных героев, подобно Савве, будут выходить на лоно природы, чтобы в общении с нею развеять свою любовную тоску и в природе почерпнуть силы для жизни и борьбы.
Мать и отец Саввы неоднократно посылают своему сыну «епистолии» - прием для выражения эмоций героев и композиционное средство, на основе которого в XVIII в. пишутся целые повести и романы.
Следует отметить также близость «Повести о Савве Грудцыне» к народно-поэтическому стилю. Весь эпизод сражения Саввы с польскими исполинами - троекратные выезды исполинов, вызывание противника из московских войск и самое сражение на конях и копьями - все это народно-поэтические черты, получившие в повести книжную обработку. Древнерусские читатели улавливали народно-поэтическую основу этого эпизода повести; он им, очевидно, нравился, и один из последующих редакторов повести пробует выразить его в стиле народного лубка. Вот как эта редакция повести передает сражение Саввы со вторым польским исполином: «Во вторый день паки выезжает другий воин, сильнее того, и вызывает из московских полков себе поединщика. Савва же съехался и с тем. Глаголет тогда польский воин Савве: не ты ли, российский комар, нашего воина поховал? А ныне уже и сам не улетишь, но вскоре смерть получишь! Савва же рече: А вот уже, полский шмель, скоро и до тебя долечю и тебя ужалю, и ты от моего жала скоро умрешь! И тако они съехалис оба, и поразил поляка Савва, привезе в полки своя».
В языке «Повести о Савве Грудцыне» много слов переходной эпохи: епистолия, солдаты, артикул, рота, команда и др. Однако общая основа - это славяно-русский язык. Бесспорно, в этом следует видеть ту стилизацию под древность, с которой мы неоднократно встречаемся в литературе XVII в. Автор любит архаизмы, они для него звучат как изящная, изысканная речь, и он подбирает ряд выражений, характерных для литературного языка макарьевской и еще более ранней эпохи: «И тако той Савва... от зависти диавола запят бысть, падеся в сеть любодеяния...» (Великие Четьи-Минеи: «Ненавидяй же добра диавол единою запят ему
227
и врину и в ров любодеяниа»); «Савва же таковое писание приим, и прочет е, ни во что же вменив» (В. Ч.-М.: «И ни в что же въменив запрещение старца»); «Мнимый же брат, паче же рещи бес, вскоре изъем из опчага чернило и хартию, дает юноши» (В. Ч.-М.: «И изем злато из опчага, ношеное им на торг...») и т. п. Во второй половине XVII в. такой язык становится в определенных кругах московского общества своеобразной литературной модой, а в начале XVIII в. на нем переписываются между собою высшие чины церковной иерархии.
И тема и стиль «Повести о Савве Грудцыне» далеко уводят ее от того жанра, с которым она связана генетически. Если когда-то академик А. Н. Веселовский в своем беглом обзоре истории русской повести (в «Истории русской словесности» А. Галахова) сказал о «Савве Грудцыне», что «в сущности, это чудо Казанской богородицы», то всестороннее изучение этой Повести заставляет нас в настоящее время видеть в ней одно из крупнейших произведений древнерусской беллетристики, начатки русского романа.
«Повесть о Савве Грудцыне» переписывалась, иллюстрировалась и читалась на протяжении всего XVIII в. Большинство сохранившихся ее списков, - а их всего около 80, - относится именно к этому веку. Встречающиеся на ее листах пометки - Новая-Ладога, Тверь, Ярославль, Астрахань и пр. - свидетельствуют о повсеместном распространении ее в это время. Круг ее читателей, насколько можно судить по надписям на ее списках, - купечество, духовенство небольших городов и сел, мещане и крестьяне. Ее архаичные традиционные стилистические формулы в списках XVIII в. упрощаются и приближаются к живой разговорной речи. Так, например, вместо «готовити подобныя струги» читаем - «готовить подобныя суда»; «и пути касается» - «и поехал»; «начаша гнати по них» - «нача гнатися за ними»; «поляки бежаху, тыл показующе» - «поляки бежаху, пыль показывающе» или «поляки бежаху, следпоказывающе», и т. п. Еще свежие в эпоху создания повести воспоминания о «Смуте» были теперь, очевидно, основательно забыты, поэтому в новых редакциях повести опускаются начальные строки, в которых речь идет об Отрепьеве и «литовском разорении». Сильно сокращается и заключительный эпизод повести - исцеление Саввы у иконы Казанской богоматери. От этого выигрывают романическая и авантюрная стороны повествования. Они, очевидно, в центре внимания и новых редакторов и новых читателей Повести.

ЖАНРОВАЯ ПРИРОДА «ПОВЕСТИ О САВВЕ ГРУДЦЫНЕ»

Калинин Константин Андреевич

студент 4 курса, кафедра русского языка и литературы НИСПТР, РФ, г. Набережные Челны

Габдулатзянова Лилия Кариповна

научный руководитель, старший преподаватель НИСПТР, РФ, г. Набережные Челны

Цель данной работы заключается в выявлении жанровой природы «Повести о Савве Грудцыне».

Теоретическую и методологическую основу исследования составили работы М.М. Бахтина , Д.С. Лихачёва , Е.А. Краснощековой , В.В. Кускова , Я.С. Лурье , А.М. Панченко и О.М. Скрипиля .

ПСГ (здесь и далее «Повесть о Савве Грудцыне» - ПСГ) была написана неизвестным автором или между 1666 и 1682 годами , или в начале XVIII века . Академик А.С. Орлов назвал произведение первым русским романом , другие исследователи, уточнив эту жанровую характеристику, бытовым психологическим романом [там же].

Однако следует учитывать, что ПСГ возникла на сопровождавшемся ломкой традиционной жанровой системы этапе перехода от древнерусской литературы к русской словесности Нового времени , когда начался «процесс дифференциации художественной литературы, её вычленения из письменной исторической и религиозно-дидактической» литератур и писатели в поисках новых, адекватных времени, способов художественного воплощения содержания стали, кроме прочего, создавать «бытовые повести с вымышленными сюжетами и героями» [там же]. По мнению Д.С. Лихачёва, впервые в русской литературе подобный процесс происходил в XI-XIII вв., когда новые жанры стали образовываться на стыке двух жанровых систем: книжной (клерикальной) и фольклорной (народно-бытовой). В результате появлялись произведения, стоящие вне жанровых систем: «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о погибели Русской земли» .

ПСГ отражает один из окончательных этапов развития авторского самосознания в древнерусской литературе. То обстоятельство, что повествование ведётся от первого лица единственного числа, ясно свидетельствует об осознании рассказчиком себя как индивидуального автора, высказывающего собственное мнение, дающего свою оценку описываемым событиям.

М.О. Скрипиль, как и его предшественники А.Н. Веселовский, Н. Тихонравов, А. Галахов, В. Сиповский, пытался определить прямые источники ПСГ . Он указывал на ошибочность выводов тех исследователей повести, которые, используя сравнительно-исторический метод, не учитывали возможности заимствования его создателем тех или иных сюжетов и мотивов . Соглашаясь с этим замечанием, внесём уточнение: некоторые сюжеты и мотивы, которые используются в ПСГ, могли быть заимствованы анонимным автором не прямо, а опосредованно в силу их традиционности или широкой известности.

О начитанности создателя ПСГ свидетельствует обилие книжных элементов в ней. Этикетная формула обращения к читателям «Хощу убо вам, братие , поведати повесть сию предивную…» аналогична начальным формулам «Слова о полку Игореве» («Не лѣпо ли ны бышетъ, братие …» ), «Моления Даниила Заточника» («Вострубим убо, братие …» ), «Задонщины» («Снидемся, братия и друзи и сынове рускии» ). Она, как известно, имеет церковно-книжное происхождение и часто встречается в евангельских текстах: «А вы не называйтесь учителями: ибо один у вас Учитель - Христос; все же вы - братья » (Ев. от Матфея XXIII, 8) , в Апостоле: «С великою радостью принимайте, братия мои , когда впадаете в различные искушения» (Послание св. апостола Иакова I, 2) , «Разве вы не знаете, братия (ибо говорю знающим закон)…» (Послание к римлянам св. апостола Павла VII, 1) , в патристике и произведениях ораторской прозы: «Добро есть, братие , почитанье княжьное, паче вьсякому хрьстьяну» («Слово нѣкоего калугера о чьтьи книг» из Изборника Святослава 1076) ; «От неа же и ты, брате , блюдися да не дай же мѣста гнѣвному бѣсу» (Киево-Печерский патерик) .

С точки зрения выявления интертекстуальных связей ПСГ, интересна и авторская трактовка упоминаемого исторического события: «за умножение грехов наших попусти Бог на Московское государство богомерскаго отступника и еретика Гришку Растригу Отрепьева, иже похити престол Российскаго государства разбойнически, а не царски» . Вспомним, что подобная, «с позиций религиозной историософии» , трактовка монголо-татарского нашествия на Русь, которая была «характерна для всех памятников книжного происхождения» [там же], лежит в основе более ранних произведений, например, «Повести о тверском восстании 1327 года» из Тверской летописи XV века («за умножение грѣхъ ради наших, Богу попустившу диаволу възложити злаа въ сердце безбожным Татаром глаголати беззаконному царю» ) или «Повести об убиении в Орде князя Михаила черниговского и боярина его Федора» («Въ лѣто 6746, по Божию попущению и гнѣву , бысть нахождение татарское на землю Рускую, за умножение нашихъ съгрѣшений » ).

Связь ПСГ с книжной традицией сказывается как в выборе тем и мотивов, так и в жанровом отношении. Очевидно, что для анонимного автора первостепенной является воспитательная, дидактическая цель. Он «по своим взглядам… - консерватор. Его ужасает плотская страсть, как и всякая мысль о наслаждении жизнью: это грех и пагуба» , он «противится новым веяниям, осуждает их с позиций церковной морали» [там же]. Но в то же время он помнит о слабости человека, о том, что он постоянно отклоняется от прямого пути, и знает, «како человеколюбивый Бог долготерпелив, ожидая обращения нашего, и неизреченными своими судбами приводит ко спасению» . Этим обусловливается, что традиционная для древнерусской литературы тема спасения души в ПСГ начинает «притягивать» к себе ряд известных церковно-книжных мотивов.

Во-первых, отметим значимость для ПСГ мотива блудного сына , встречающегося, например, в таких произведениях XVII века, как «Повесть о Горе-Злочастии», «Комедия притчи о Блудном Сыне» Симеона Полоцкого. Савва уходит от своих благочестивых родителей с товарами отца. Как и евангельский герой, в городе он не только начинает жить распутно («падеся в сеть любодеяния» ), но и отвергает отца, являющегося олицетворением Бога, и поддаётся на уловки сатаны. Для описания и крайней бедственности состояния своего героя, и его раскаяния автор повести использует приём аллюзии: если евангельский блудный сын от нужды нанялся пасти свиней и, сидя у корыта, мечтал утолить голод едой этих нечистых для иудеев животных , то Савва «забывши страх Божий и час смертный, всегда бо в кале блуда яко свиния валяюшеся. И в таковом ненасытном блужении многое время яко скот пребывая» ; если блудный сын вернулся в дом своего отца, то Савва ушел в монастырь - в дом Отца небесного.

Во-вторых, подчеркнём роль уходящего корнями в глубь веков и популярного в древнерусской литературе мотива злой жены в ПСГ. Библейский царь Соломон неоднократно осуждает злых жён: «Лучше жить в углу на кровле, нежели со сварливою женою в пространном доме» , «Сварливая жена - сточная труба» , «Непрестанная капель в дождливый день и сварливая жена - равны» . В «Молении Даниила Заточника» звучат следующие сентенции: «Лучше бы ми желѣзо варити, нежели со злою женою быти. Жена бо злообразна подобна перечесу, сюда свербит, сюда болитъ» , «Блуд во блудех, кто поимеет злу жену прибытка деля или тестя деля богата. То лучше бы ми вол видети в дому своемъ, нежели жену злообразну» . Что же касается ПСГ, библейской параллелью к жизни Саввы в доме Бажена Второго является пребывание Иосифа Прекрасного в доме Потифара. Правда, в отличие от героя древнерусской литературы, Иосиф не предался блуду. Но оба юноши были оклеветаны женщинами, воспылавшими к ним страстью, вследствие чего Иосиф оказался в темнице, а Савва был изгнан из дома Бажена Второго.

О близости ПСГ к житию указывают такие её особенности, как дидактизм, повествование о детских годах Саввы, похвала его благочестивым родителям, наличие мотива искушения, изображение духовной эволюции героя. Однако рассказ о раскаянии и спасении Саввы занимает меньшую часть «предивной, исполненной страха и ужаса, достойной неизречённого удивления» повести. Кроме того, в отличие от житийной литературы, ПСГ написана как увлекательная история выдуманного персонажа.

На связь ПСГ с видением свидетельствует, прежде всего, описание посланного герою видения: к Савве в сопровождении святых апостолов Иоанна Богослова и митрополита Петра является Богородица и спрашивает о причине его скорби. Открывшемуся ей юноше она указывает, какие меры он должен предпринять ради спасения своей души. Интересно, что в этой части ПСГ абсолютно полно реализуется жанровый канон видения: есть традиционные персонажи, называются конкретные условия спасения, чудесное трактуется как реальный факт.

Много общего у ПСГ с летописью ивыросшей из неё исторической повестью . Формула, открывающая повествование - «Бысть убо во дни наша в лето 7114 (1606)…» , - аналогична тем, что звучат, например, в «Повести временных лет» (В лѣто 6463. Иде Ольга въ Греки, и приде Царюгороду ), в Галицко-Волынской повести (Въ лето 6748. Приде Батый Кыеву въ силѣ тяжьцѣ ). Подобно историографам, автор ПСГ не мыслит своё произведение вне реальных исторических временных границ. Поэтому подлинные исторические лица Гришка Отрепьев, царь Михаил Фёдорович Романов соседствуют с вымышленными персонажами (впрочем, фамилия Грудцыны-Усовы принадлежала хорошо известному на протяжении всего XVII века в Московском государстве богатому купеческому роду ), а историческая действительность переплетается с выдуманными событиями (например, появление самозванца Григория Отрепьева заставляет отца Саввы Фому Грудцына Усова переехать в Казань), разворачивающимися, кстати, в реальном, очень широком географическом пространстве, включающем Москву, Казань, Астрахань, Орёл, Соль Камскую, Шую, Великий Устюг.

С летописью ПСГ сближает и то обстоятельство, что автор оценивает описываемые события, руководствуясь собственными убеждениями, не вступающими в противоречие с общепринятыми религиозными, политическими и социальными представлениями эпохи. Так, Бог попускает появление самозванца «за умножение грехов» , Григорий Отрепьев называется «богомерзким отступником и еретиком, который похитил престол царский как разбойник» [там же], а Михаил Фёдорович - «благочестивым и великим государем» [там же]. Я.С. Лурье отмечал две тенденции, характерные для летописей XII-XVI веков: конкретное описание и идеализацию . Идеализированными в ПСГ выступают Григорий Отрепьев (идеал зла) и Михаил Фёдорович (идеал добра).

Автор ПСГ использует также жанровые возможности хожения. На протяжении всего произведения Савва путешествует, причём его физическое перемещение как бы накладывается на процесс внутреннего изменения. Интересно, что в одних местах он теряет свои духовные силы и не может противостоять дьяволу (Соль Камская, Шуя, Орёл), а в других, связанных с его родителями, семьёй сотника Иакова Шилова, старцем из Павлова-Перевоза, напротив, обретает покой и спасение души (Великий Устюг, Москва, Казань).

Изображая внешний мир, автор повести обращается к характерной для всей древнерусской литературы идее двоемирия . Христианские книжники руководствовались убеждением, что помимо видимого, материального мира есть мир духовный, оказывающий непосредственное влияние на первый. Это обстоятельство объясняет, почему в ПСГ часть событий происходит в ирреальном измерении. Савва видит, с одной стороны, град сатаны, с другой, царство Бога. Он встречается с существами и людьми, являющимися их посланниками: проводником Саввы в царство дьявола становится соблазняющий его бес; жена Бажена Второго – не просто ворожея, она соотнесена с библейским сатаной, в обличье змея искушающего Еву: «яко ехидна злая , скрывает злобу в сердцы своем и подпадает лестию к юноши оному» ; утешает и направляет юношу на истинный путь Богоматерь; на необходимость спасения души и служения Богу ему указывают старец в Павлове Перевозе, жена сотника Иакова Шилова. Осуществление правильного выбора между царствами Бога и сатаны приводит Савву в монастырь, являющийся земным воплощением Небесного града.

Как видим, автор ПСГ избирает такие темы и мотивы, ориентируется на те жанры, которые позволяют ему сосредоточить внимание на изображении позитивного развития Саввы Грудцына, оказывающегося вынужденным совершить выбор между добродетелью и грехом, Богом и дьяволом, добром и злом. Герой, поначалу вступивший в конфликт с христианской общиной, осознаёт собственную греховность и принимает общепринятые социальные, нравственные, религиозные ценности.

И именно нестатичность этого вымышленного героя позволяет резко отграничить ПСГ от других произведений древнерусской литературы.

В то же время это произведение оказывается удивительно похожим на такие немецкие рыцарские романы, как «Бедный Генрих» (ок. 1195) Гартмана фон Ауэ и «Парцифаль» (ок. 1200) Вольфрама фон Эшенбаха. Как известно, немецкий рыцарский роман, в отличие от французского, уделял много внимания религиозно-нравственной проблематике и изображал процесс духовного совершенствования человека. Именно это обстоятельство и ставит его у истоков немецкого романа воспитания .

В литературоведении закрепилось мнение, что роман воспитания - жанр, полнее всего проявивший себя в немецкой литературе. Однако важную роль он сыграл и в русской словесности . С этим жанром могут быть соотнесены такие известные произведения, как «Рыцарь нашего времени» (1799) Н.М. Карамзина, «Обыкновенная история» (1847), «Рудин» (1855) И.С. Тургенева, «Детство» (1852), «Отрочество» (1854), «Юность» (1857), «Воскресение» (1899) Л.Н. Толстого, «Обломов» (1859) И.А. Гончарова, «Преступление и наказание» (1866), «Подросток» (1875) М.Ф. Достоевского. С нашей точки зрения, эти и другие классические русские романы, изображающие формирование человека, восходят к «Повести о Савве Грудцыне», в котором можно обнаружить черты, признаваемые обычно жанровыми признаками романа воспитания: дидактизм, моноцентричность, важность темы воспитания личности, изображение эволюции героя, использование композиции, призванной подчеркнуть стадиальность тернистой «дороги жизни» героя, наличие системы персонажей, способствующей воспитанию главного героя, показ внешнего мира как школы жизни, конформистское решение конфликта «я-мир» .

Всё вышесказанное позволяет прийти к выводу о том, что неизвестный автор «Повести о Савве Грудцыне» вышел за рамки традиционных жанров древнерусской литературы и создал произведение, ставшее если не первым русским романом воспитания, то его непосредственным предшественником.

Список литературы:

  1. Бахтин М.М. Роман воспитания и его значение в истории реализма // Бахтин М.М. Собрание сочинений в семи томах. М.: Языки славянских культур, 2012. Т. 3. Теория романа (1930-1961 гг.). - С. 180-217.
  2. Библия. Книги священного писания ветхого и нового завета. Минск: «ПРИНТКОРП», 2010. - 1217 с.
  3. История русской литературы X-XVII веков: учеб. пособие для вузов / Л.А. Дмитриев [и др.]; под ред. Д.С. Лихачёва. М.: Просвещение, 1980. - 462 с.
  4. История русской литературы XVII-XVIII веков: учеб. пособие / А.С. Елеонская [и др.]. М.: Высшая школа, 1969. - 363 с.
  5. Краснощекова Е.А. Роман воспитания Bildungsroman - на русской почве: Карамзин. Пушкин. Гончаров. Толстой. Достоевский. СПб.: Издательство «Пушкинского фонда», 2008. - 480 с.
  6. Кусков В.В. История древнерусской литературы: учеб. для вузов / В.В. Кусков. М.: Высшая школа, 1982. - 296 с.
  7. Лихачёв Д.С. Слово о полку Игореве» и жанрообразование в XI-XIII вв. / Д.С. Лихачёв // ТОДРЛ. Л.: Наука, 1973. –Т. 27. История жанров в русской литературе X-XVII вв. - С. 69-75.
  8. Лурье Я.С. К изучению летописного жанра / Я.С. Лурье // ТОДРЛ. Л.: Наука, 1973. Т. 27. История жанров в русской литературе X-XVII вв. - С. 76-93.
  9. Прокофьев Н.И. Древняя русская литература. Хрестоматия / Н.И. Прокофьев. М.: Просвещение, 1980. - 399 с.
  10. Повесть о Савве Грудцыне // Русская литература XI-XVIII вв. / под ред. Г. Беленького [и др.]; сост., вступ. статья, примеч. Л. Дмитриева и Н. Кочетковой. М.: Художественная литература, 1988. - 201-217 с.
  11. Скрипиль М.О. «Повесть о Савве Грудцыне» // ТОДРЛ. М.-Л.: Издательство АН СССР, - 1932. - Т. 2. - С. 181-214.

Молодец, пытающийся отступить от заветов благочестивой ста­рины и платящийся за это пострижением в монахи, фигурирует и в другом произведении, дошедшем до нас в большом количестве списков, начиная с XVIII в. В одном из этих списков оно озаглав­лено: «Повесть зело предивна бысть в древние времена и лета, гра­да Великого Устюга купца Фомы Грудцына, о сыне его Савве, ка­ко он даде на себя дияволу рукописание и како избавлен бысть ми­лосердием пресвятыя богородицы Казанския». В другом списке оглавление такое: «Повесть зело пречюдна и удивлению достойна, иже бысть грех ради наших гонение Российского государства на Христианы от безбожного еретика Гришки Отрепьева ростриги, иже содеяся во граде Казани некоего купца Фомы Грудиына, о сы­не его Савве».

Савва Грудцын - сын благочестивых и степенных родителей. Отец его, богатый купец Фома Грудцын, как сказано в повести, в 1606 г., из-за событий «Смутного времени», переселился из Устюга d Казань, откуда по торговым делам разъезжал по разным местам вниз по Волге, заезжая даже в Персию. Сына своего он с малых лет также приучал к занятию торговлей. Через некоторое время, отправляясь в Персию, Фома велел Савве с торговыми су­дами плыть к Соли-Камской. Дойдя до усольского города Орла, Савва остановился в гостинице, содержавшейся хорошим знакомым Фомы. В том же городе жил некий престарелый богатый человек по фамилии Важен второй, друг отца Саввы, женатый третьим бра­ком на молодой женщине. Узнав о том, что Савва живёт в Орле, он, по любви своей к его отцу, настоял на том, чтобы юноша пересе­лился к нему в дом. Савва охотно принимает это предложение и жи­вёт у Бажена в полном благоденствии. Но «ненавистник добра» дьявол возбуждает в жене Бажена похотливое чувство к юноше: «весть бо женское естество уловляти умы младых к любодеянию». Савва поддаётся соблазну и предаётся ненасытному блуду, не помня ни воскресных дней, ни праздников. Однако накануне праздника вознесения, как бы уязвлённый «некоею стрелою страха божия», Савва отказался от близости с женой Бажена, несмотря на все её настойчивые понуждения. Распалившись после этого сильным гне­вом на юношу, женщина замыслила опоить его волшебным зельем. И как замыслила, так и сделала. Испив зелье, Савва «начат серд­цем тужити и скорбети по жене оной»; она же, притворившись со­вершенно равнодушной к нему, оклеветала его перед мужем, кото­рый после этого, хоть и с сожалением, отказывает ему от дома. Савва возвращается в гостиницу и неутешно скорбит, так что «на­чат от великаго тужения красота лица его увядати и плоть его истончевати». Хозяин гостиницы, принимающий большое участие в Савве и не знающий причины его горя, узнаёт о ней от некоего волхва.


Однажды в полдень, выйдя за город, чтобы на прогулке от­влечься от своей печали, Савва подумал о том, что если бы какой-либо человек или даже сам дьявол вернул ему утраченную любовь, он послужил бы дьяволу. Как раз в это время он услышал сзади себя зовущий его голос и, когда оглянулся, увидел быстро нагоняв­шего его юношу, точнее сказать - дьявола, «иже непрестанно ры­щет, ища погубити души человеческий». Назвав себя родственником Саввы, принадлежащим также к роду Грудцыных-Усовых, он предложил ему считать его другом и братом и во всём полагаться на его помощь. Савва обрадовался нежданному родственнику, но не пустился с ним в откровенности о причине своей скорби, и тогда бес сам сказал, что причина эта ему известна: к нему охладела жена Бажена. В ответ на обещание Саввы щедро одарить своего род­ственника, если он поможет ему опять завладеть сердцем жены Ба­жена, бес говорит, что отец его безмерно богаче отца Саввы, и по­тому богатство ему не нужно; за услугу он требует лишь «рукопи­сание малое некое». Не подозревая худа и не смысля как следует в письме, Савва, не задумываясь, пишет на хартии «рукописание», не догадываясь, что этим он отрекается от Христа и предаётся в услужение дьяволу. Указав, где можно с Саввой встретиться, бес велит ему отправиться к Бажену, который вновь радостно прини­мает его в свой дом. Любовные отношения юноши с женой Бажена возобновляются, и слух о распутном поведении сына доходит в Ка­зань до матери Саввы, дважды посылающей ему укорительные письма, заклиная его вернуться домой, но Саова принимает письма матери с насмешкой и не обращает на них никакого внимания, по-прежнему предаваясь разврату.

Спустя некоторое время бес уходит с Саввой за город и, объ­явив ему, что он не родич Саввы, а царский сын, ведёт его на не­кий холм и показывает ему оттуда великолепный город в царстве своего отца. Приведённый к престолу, на котором восседал во всём великолепии «князь тьмы», Савва, по предложению беса, покло­нился самому дьяволу и вручил ему «рукописание», и на этот раз не подозревая, с кем он имеет дело. Вернувшись из царства сата­ны, он продолжает свою беспутную жизнь.

Между тем из Персии возвращается отец Саввы Фома и, узнав от жены о поведении сына, шлёт ему письмо с уговорами вернуть­ся в Казань, но так как Савва так же пренебрегает этим письмом, как и письмом матери, отец сам решает отправиться в Орёл, чтобы увезти оттуда сына; бес же, узнав о намерении Фомы, предлагает Савве прогуляться по другим городам, на что Савва охотно согла­шается. В одну ночь бес с Саввой прибывают в город Козьмодемь-янск на Волге, на расстоянии 840 вёрст от Орла, затем, пожив немного в этом городе, также в течение ночи они достигают села Павлова Перевоза на Оке. Там повстречался Савве некий святой старец, одетый в рубище, который, оплакивая его погибель, сообщил ему, что спутник его - бес и что Савва предался дьяволу. Но бес с зубовным скрежетом отозвал Савву и, убеждениями и угрозами заставив его пренебречь словами старца, отправился с ним в город Шую; отец же Саввы после тщетных поисков сына в Орле в вели­кой скорби вернулся в Казань, где через некоторое время умер.

В то время царь Михаил Фёдорович решил послать своё войско под Смоленск, против польского короля. В Шуе происходил набор солдат. Савва, по совету беса, поступает на военную службу и с его же помощью необыкновенно преуспевает в военном деле. Прибыв в Москву, Савва своими воинскими талантами снискивает себе всеобщее расположение и становится известен самому царю и его приближённым. Поселяется он на Сретенке, в Земляном городе, в доме стрелецкого сотника Якова Шилова, оказывающего, как и его жена, большое внимание Савве. Однажды Савва с бесом в одну ночь добираются до Смоленска, в течение трёх дней высматривают там неприятельские укрепления и затем, открывшись полякам, убегают по направлению к Днепру. Вода расступается перед ними, и они проходят через реку посуху, а поляки безрезультатно пре­следуют их. Вскоре Савва и бес вновь, уже вместе с московскими полками под командованием боярина Шеина, отправляются под Смоленск, где Савва трижды вступает в единоборство с тремя польскими исполинами, которых побеждает; потом всюду, где он появляется с бесом на подмогу русским войскам, поляки обра­щаются с огромными потерями в бегство. Все эти эпизоды описаны близко к народно-поэтическому стилю. Изменник Шеин, каким его изображает повесть, очень опечален успехами Саввы и всякими угрозами заставляет его покинуть Смоленск и вернуться в Москву, в дом сотника Шилова.

Повесть после этого близится к развязке. Савва тяжело забо­левает и по настоянию жены Шилова зовёт к себе для исповеди священника. Во время исповеди является в комнату, где лежал больной, толпа бесов во главе с «братом» Саввы, представшим те­перь перед ним не в человеческом облике, как было до этого, а в своём бесовском, «зверонравном» обличий. Скрежеща зубами и показывая Савве «рукописание», он угрожает ему жестокой рас­правой. Исповедь всё же была доведена до конца, но после этого бес стал немилосердно мучить Савву. О нечеловеческих страданиях своего постояльца Шилов доводит до сведения царя, который ве­лит приставить к Савве двух караульщиков, чтобы он, обезумев от страданий, не бросился в огонь или в воду, и сам повседневно по­сылает ему пищу.

И вот однажды, заснув после необычайных бесовских мучений, Савва во сне, как наяву, взмолился богородице о помощи, обещая исполнить то, что он ей пообещает. Проснувшись, он рассказал сот­нику Шилову, что видел пришедшую к его одру «жену светолепну и неизреченною светлостию сияющу» и с ней двух мужей, украшен­ных сединами. Савва догадывается, что это были богородица вме­сте с Иоанном Богословом и митрополитом московским Петром. Богородица обещала Савве исцеление от болезни, если он примет монашеский сан, и велела ему явиться в Казанский собор, что на площади в Москве у Ветошного ряда, в день праздника Казанской её иконы, и тогда перед всем народом совершится над ним чудо.

О видении Саввы сообщают царю, который велит в день празд­ника иконы богородицы Казанской принести больного к Казан­скому собору. Туда является и сам царь. Во время пения херувим- * ской песни был голос свыше, как гром, повелевавший Савве войти внутрь церкви и обещавший ему выздоровление. И тотчас упало сверху церкви «богоотметное оное писание савино», всё заглажен­ное, как бы никогда не написанное, а Савва вскочил с ковра, как будто вовсе не болел, поспешил в церковь и возблагодарил богоро­дицу за спасение. Раздав всё своё имение нищим, он пошёл после этого в Чудов монастырь, принял там монашество и жил до смерти в посте и непрестанных молитвах.

По своему стилю повесть о Савве Грудцыне представляет свое­образное совмещение элементов старой повествовательной, в част­ности житийной, традиции с элементами литературной новизны. Основной смысл повести - спасение грешника молитвой и покая­нием. По традиции зачинщик всяческого зла и здесь - дьявол, побеждаемый вмешательством божественной силы. Поведение впав­шего в грех человека - не столько следствие его природных инди­видуальных качеств, сколько результат воздействия на него посто­ронних сил - злых или добрых. Личная инициатива героя отсут­ствует; она всецело подчинена посторонним, вне его находящимся стихиям. Даже самый акт «рукописания», исстари ещё в качестве мотива использованный апокрифической литературой, является не сознательным действием Саввы, а лишь чисто механическим поступ­ком, потому что юноша не догадывается о последствиях, какие про­истекут от этого «рукописания», а тот, что оказался бесом, вплоть до самой болезни Саввы является ему в человеческом образе, очень ловко маскируя свою бесовскую сущность. Женщина в нашей пове­сти фигурирует как орудие дьявола,- именно она, подталкиваемая бесом, вводит в соблазн неопытного юношу и потом не знает меры своему бесстыдству и разнузданности. Если у Саввы ещё звучит голос религиозной совести, удерживающий его от распутства нака­нуне большого праздника, то у жены Бажена не осталось ничего святого, чему она могла бы принести в жертву свою неуёмную страсть. Самая любовь, её приливы и отливы регулируются в по­вести не внутренними побуждениями любовников, а волшебным зельем или содействием беса. В связи со всем этим психологический элемент тут так же слаб, как и в большинстве житийных и повест­вовательных произведнии старой русской литературы.

И вместе с тем в нашей повести явно дают себя знать те ростки нового стиля, которые мы отчасти отмечали уже в житии Юлиании Лазаревской. Наряду с элементами фантастики и легенды, сказы­вающимися и во взаимоотношениях Саввы с бесовской силой, и в различных сверхъестественных похождениях и удачах Саввы, и в описании царства сатаны, и, наконец, в чудесном исцелении грешника и освобождении его от власти дьявола, здесь налицо стремление со всеми подробностями, хотя и с некоторыми фактиче­скими ошибками, передать реальные черты эпохи, вплоть до вве­дения в повествование действительных исторических личностей - царя Михаила Фёдоровича, бояр Шеина и Семёна Стрешнева, стольника Воронцова, стрелецкого сотника Якова Шилова, а так­же реальных географических местностей и даже улиц. Самый род Грудцыных-Усовых не вымышлен, а существовал в действительно­сти: эту фамилию в XVII в. носили несколько богатых представи­телей купеческого рода, живших в Великом Устюге и в Москве. Далее - целый ряд бытовых и исторических подробностей, отме­ченных повестью, находит себе почти точное соответствие в той исторической обстановке, в которой развёртывается действие пове­сти. Повесть представляет большой интерес как первая попытка в русской литературе изобразить жизнь частного человека на ши­роком фоне исторических событий, в реальной исторической обста­новке. Эпоха, в ней отражённая, определяется прежде всего факта­ми, указанными в самом изложении. Фома Грудцын переселяется из Великого Устюга в Казань в 1606 г. Смоленская война, в кото­рой участвует Савва вместе с полками боярина Шеипа, происходи­ла в 1632-1634 гг. Таким образом, повесть захватывает события приблизительно первой трети XVII в. Мотивом чудесной помощи богородицы, уничтожающей «рукописание», а также красочной де­монологической фантастикой и подчёркнутым изображением за­претной любовной страсти и её перипетий (чего не знала предшествующая русская литература) она сближается скорее всего с таким своего рода вариантом переводного католического сборника нравоучительных повестей и рассказов «Великое Зерцало», как «Звезда Пресветлая», переведённая на русский язык в 1668 г. Впрочем, мотив продажи души дьяволу для любовной удачи с по­следующим избавлением от власти злой силы с помощью силы доб­рой, небесной, лёгший в основу народных преданий о докторе Фаус-ге, присутствует в ряде произведений средневековой литературы, в частности в популярном у нас византийском сказании о Евладии («Чудо святого Василия Кесарийского архиепископа о прельщен­ном отроце»). Точки соприкосновения с нашей повестью мы най­дём и в таких известных тогда па Руси византийских произведени­ях, как сказания о Протерии и Феофиле, а также в многочисленных русских сказаниях о «чудотворных» богородичных иконах.

В повести в основном выдержан традиционный славяно-русский f язык с присущими ему архаизмами, но вместе с тем в ней встре­чаются новые лексические образования («экзерциция», «команда», «воинский артикул»), вошедшие в русский язык в самом конце XVII и в начале XVIII в., но, возможно, присущие не оригиналу повести, а позднейшим её спискам; само же её возникновение ско­рее всего следует датировать в пределах второй половины XVII в. Судя по общему благочестивому тону повести и по финалу, авто­ром её было лицо духовное, быть может, принадлежавшее к причту московского Казанского собора и потому заинтересованное попол­нением чудес от Казанской иконы богородицы ". За принадлеж­ность повести церковнику говорит и присутствие в ней авторских замечаний в духе обычной церковной морали. Хорошее знание автором купеческого быта нисколько, разумеется, не противоречит этому нашему предположению, так как духовное лицо, как и всякое другое, могло иметь достаточные сведения об этом быте 2 .