Откуда приходит душа перед зарождением - спускается с неба на землю? Где она была до рождения, появления в человеке?

Отвечает Игумен Амвросий (Ермаков) :

Вопрос о происхождении человеческой души Словом Божиим окончательно не раскрыт. Как говорит святой Кирилл Александрийский, это "тайна, ведомая одному Богу". Церковь не предлагает нам строго определенного учения об этом предмете. Поэтому о происхождении душ можно говорить на основании богословских мнений и отношения к этим мнениям Церкви. Одним из центральных мест в догматической системе Оригена было учение о предсуществовании человеческих душ. Этот взгляд Ориген унаследовал из философии Платона. Мы не будем подробно останавливаться на содержании этого учения, скажем лишь, что оно: а) противоречит учению Священого Писания о последствиях греха прародителей, б) не способно объяснить факт боговоплощения, в) связано с осужденным Церковью учения о всеобщем восстановлении. В середине VI века учение Оригена было осуждено Церковью. Существует мнение о творении Богом каждой души из ничего. (Священномученик Ириней Лионский, святой Ефрем Сирин, блаженный Феодорит, святитель Иоанн Златоуст и др.). Одни святые говорят о творении души вместе с телом, другие о творении души на 40-й день после зачатия. Слабая сторона этого мнения состоит в том, что оно не объясняет перехода греховной поврежденности Адама на весь человеческий род, а также каким образом дети наследуют качества своих родителей. Есть еще одно мнение о рождении человеческой душ от душ родителей. (Тертуллиан, святитель Григорий Богослов, святитель Григорий Нисский, преподобный Макарий Великий и другие). Данное богословское мнение также не отвечает на все вопросы. Например, происходит душа от души отца, матери или от обоих родителей; не объясняет она и случаи поразительного несходства междку детьми и родителями. После V Вселенского собора стало преобладать мнение о творении человеческих душ, позже более распространенным стало учение о рождении душ. Оба эти мнения восполняют друг друга.

Законы мира духовного нам не известны. Мы только можем предположить, что душу человек получает от родителей, но личностью, неповторимой и уникальной, человек становится вследствие особого Божественного воздействия.

Главное произведение Николая Васильевича Гоголя не только по масштабу и глубине художественных обобщений. Для этого автора работа над ним стала длительным процессом писательского и человеческого самопознания. Анализ "Мертвых душ" будет представлен в этой статье.

Гоголь заметил после публикации первого тома, что главный предмет его произведения - вовсе не уродливые помещики и не губерния, а "тайна", которая вдруг должна была раскрыться читателям в следующих томах.

"Бледное начало" грандиозного замысла

Поиски жанра, изменение замысла, работа над текстом двух первых томов, а также обдумывание третьего - это фрагменты грандиозной "постройки", осуществленной Николаем Васильевичем лишь частично. Проводя анализ "Мертвых душ", следует понимать, что первый том - это лишь часть, в которой намечены очертания целого. Это "бледное начало" труда, по определению самого писателя. Недаром Николай Васильевич сравнивал его с крыльцом, приделанным наскоро к "дворцу" губернским архитектором.

Как возник замысел произведения?

Особенности композиции и сюжета, своеобразие жанра связаны с углублением и развитием первоначального замысла "Мертвых душ". У истоков произведения стоял Пушкин. Как говорил Николай Васильевич, поэт посоветовал ему приняться за большое сочинение и даже подсказал сюжет, из которого хотел сам создать "нечто вроде поэмы". Однако не столько сам сюжет, сколько заключенная в нем "мысль" была "подсказкой" Пушкина Гоголю. Хорошо были известны будущему автору поэмы реальные истории, которые основаны на аферах с так называемыми "мертвыми душами". В юношеские годы Гоголя в Миргороде произошел один из подобных случаев.

"Мертвые души" в России времен Гоголя

"Мертвые души" - которые умерли, но продолжали числиться живыми до следующей "ревизской сказки". Только после нее они официально считались умершими. Именно после помещики переставали платить за них - особый налог. Существовавшие на бумаге крестьяне могли быть заложены, подарены или проданы, чем мошенники иногда пользовались, соблазнив помещиков не только возможностью избавиться от не приносивших дохода крепостных, но и получить деньги за них.

Покупатель "мертвых душ" при этом становился владельцем состояния вполне реального. Авантюра главного героя произведения, Чичикова, - следствие "вдохновеннейшей мысли", осенившей его, - опекунский совет даст за каждого крепостного крестьянина по 200 рублей.

Авантюрно-плутовской роман

Основу для так называемого авантюрно-плутовского романа давал "анекдот" с "мертвыми душами". Данная разновидность романа всегда была весьма популярной, поскольку отличалась занимательностью. Старшие современники Гоголя создавали произведения в этом жанре (В. Т. Нарежный, Ф. В. Булгарин и др.). Их романы, несмотря на довольно невысокий художественный уровень, при этом имели большой успех.

Видоизменение жанра авантюрно-плутовского романа в процессе работы

Жанровая модель интересующего нас произведения - это именно авантюрно-плутовской роман, как показывает анализ "Мертвых душ". Она, однако, сильно видоизменилась в процессе работы писателя над этим творением. Свидетельствует об этом, например, авторское обозначение "поэма", которое появилось после того, как общий план и главную идею скорректировал Гоголь ("Мертвые души").

Анализ произведения выявляет следующие интересные особенности. "Вся Русь явится в нем" - тезис Гоголя, который не только подчеркнул масштабность замысла "Мертвых душ" по сравнению с первоначальным стремлением "хотя с одного боку" показать Россию, но и означал вместе с тем коренной пересмотр жанровой модели, избранной ранее. Стали тесными Николаю Васильевичу рамки традиционного авантюрно-плутовского романа, поскольку он не мог вместить богатства нового замысла. Лишь в один из способов видения России превратилась "одиссея" Чичикова.

Авантюрно-плутовской роман, утратив ведущее значение в "Мертвых душах", остался при этом жанровой оболочкой для эпической и нравоописательной тенденций поэмы.

Особенности изображения Чичикова

Один из приемов, который используется в этом жанре, - тайна происхождения героя. Главный персонаж был в первых главах либо человеком из простонародья, либо подкидышем, а в конце произведения, преодолев жизненные препятствия, он оказывался вдруг сыном богатых родителей, получал наследство. Решительно отказался Николай Васильевич от такого шаблона.

Проводя анализ поэмы "Мертвые души", следует непременно отметить, что Чичиков является человеком "середины". Сам автор говорит про него, что он "недурной наружности", но и не красавец, не слишком тонок, но и не слишком толст, не очень стар и не очень молод. От читателя скрыта история жизни этого авантюриста вплоть до заключительной, одиннадцатой главы. В этом вы убедитесь, прочитав внимательно "Мертвые души". Анализ по главам выявляет тот факт, что предысторию автор рассказывает лишь в одиннадцатой. Решившись это сделать, Гоголь начинает с того, что подчеркивает "пошлость", заурядность своего героя. Он пишет о том, что "скромно" и "темно" его происхождение. Николай Васильевич вновь отвергает крайности в определении своего персонажа (не подлец, но и не герой), но останавливается на главном качестве Чичикова - это "приобретатель", "хозяин".

Чичиков - "средний" человек

В этом герое, таким образом, ничего необычного нет - это так называемый "средний" человек, в котором Гоголь усилил черту, многим людям свойственную. Николай Васильевич видит в заменившей все остальное его страсть к наживе, в погоне за призраком легкой и красивой жизни проявление "человеческой бедности", скудости и духовных интересов - всего того, что многими людьми столь тщательно скрывается. Анализ "Мертвых душ" показывает, что Гоголю понадобилось жизнеописание героя не столько для того, чтобы раскрыть в конце произведения "тайну" его жизни, сколько чтобы напомнить читателям, что это не исключительный человек, а вполне заурядный. Любой может обнаружить в себе некоторую "часть Чичикова".

"Положительные" герои произведения

В авантюрно-плутовских романах традиционной сюжетной "пружиной" является преследование злонамеренными, алчными и порочными людьми главного героя. Боровшийся за собственные права плут на их фоне казался едва ли не "совершенства образцом". Как правило, ему помогали сердобольные и добродетельные люди, наивно выражавшие идеалы автора.

Однако Чичикова в первом томе произведения никто не преследует. Также в романе нет персонажей, которые могли бы хоть в какой-то степени быть последователями точки зрения писателя. Проводя анализ произведения "Мертвые души", мы можем заметить, что лишь во втором томе возникают "положительные" герои: помещик Костанжогло, откупщик Муразов, непримиримый к злоупотреблениям различных чиновников губернатор. Но и эти, необычные для Николая Васильевича персонажи являются очень далекими от романных шаблонов.

Что интересует Николая Васильевича в первую очередь?

Надуманными, искусственными были сюжеты многих произведений, написанных в жанре авантюрно-плутовского романа. Акцент при этом делался на приключениях, "похождениях" героев-плутов. А Николая Васильевича интересуют не похождения главного героя сами по себе, не их "материальный" результат (Чичиков в конце концов получил-таки состояние мошенническим путем), а их нравственное и социальное содержание, которое позволило автору сделать плутовство "зеркалом", отражающим современную Россию в произведении "Мертвые души". Анализ показывает, что это страна помещиков, которые продают "воздух" (то есть умерших крестьян), а также чиновников, которые оказывают мошеннику содействие, вместо того чтобы препятствовать ему. Огромным смысловым потенциалом обладает сюжет этого произведения - на реальную его основу накладываются различные слои других значений - символических и философских. Очень интересно провести анализ помещиков ("Мертвые души"). Каждый из пяти персонажей весьма символичен - в их изображении Николай Васильевич использует гротеск.

Замедление движения сюжета

Гоголь движение сюжета замедляет сознательно, каждое событие сопровождая подробными описаниями материального мира, в котором живут герои, а также их внешности, рассуждениями об их Не только динамику, но и значимость теряет авантюрно-плутовской сюжет. Каждое событие произведения вызывает "лавину" авторских оценок и суждений, подробностей, фактов. Действие романа вопреки требованиям данного жанра почти полностью останавливается в последних главах. В этом можно убедиться, самостоятельно сделав анализ поэмы Гоголя "Мертвые души". Для развития действия имеют значение лишь два события из всех остальных, которые происходят с седьмой по одиннадцатую главу. Это отъезд из города Чичикова и оформление им купчей.

Требовательность к читателям

Николай Васильевич к читателям очень требователен - он хочет, чтобы они проникали в самую суть явлений, а не скользили по их поверхности, вдумывались в скрытый смысл произведения "Мертвые души". Анализировать его следует очень тщательно. Необходимо увидеть за "предметным" или информативным значением слов автора не явное, однако самое важное значение - символически-обобщенное. Столь же необходимо, как и Пушкину в "Евгении Онегине", сотворчество читателей автору "Мертвых душ". Важно отметить, что художественный эффект гоголевской прозы создается не тем, о чем рассказывается, что изображается, а тем, как это делается. Вы убедитесь в этом, проведя однажды анализ произведения "Мертвые души". Слово является тонким инструментом, которым в совершенстве владел Гоголь.

Николай Васильевич подчеркивал, что писатель, обращаясь к людям, должен учитывать страх и неуверенность, живущие в тех, кто совершает плохие поступки. И одобрение, и упрек должно нести слово "лирического поэта". Рассуждения о двойственной природе явлений жизни - излюбленная тема автора интересующего нас произведения.

Таков краткий анализ ("Мертвые души"). О произведении Гоголя говорить можно много. Мы выделили лишь основные моменты. Любопытно также остановиться на образах помещиков и автора. Сделать это вы можете самостоятельно, основываясь на проведенном нами анализе.

Протоиерей Григорий Дьяченко

Какие еще нужны доказательства бессмертия? Но чтобы разительнее подействовать на обуявшие неверием сердца, Бог посылает иногда людей с того света возвестить живущим здесь о загробной их судьбе.

1. «В ночь с 28 на 29 сентября снилось мне, - передает граф М.В. Толстой, - будто стою я у себя в зале и слышу - из гостиной раздаются голоса детей. Смотрю, проходят мимо меня в залу разные дети и между ними Володя, наш недавно умерший сын. Я с радостью кинулся к нему, он улыбается мне своей прежней ангельской улыбкой. Я протянул к нему руки - Володя, это ты? Он кинулся мне на шею и крепко, крепко обнял меня.

Где ты, моя радость, ты у Бога? - Нет, я еще не у Бога, я скоро буду у Бога. - Хорошо ли тебе? - Хорошо, лучше, чем у вас. А у вас я часто бываю, все около вас. Я все почти один, только Мария Магдалина со мною бывает. Иногда мне делается скучно. - Когда тебе скучно? - Особенно когда плачут обо мне. А меня утешает, когда обо мне молятся, когда дают бедным за меня. Я все молюсь, молюсь за мамашу, за вас, за братьев, за Пашу (сестру), за всех, кто меня любит. Милую мою мамашу обнимите за меня, вот так, крепко. - Ты с ней повидался бы, моя радость. - И повидаюсь, непременно повидаюсь. - Когда же? - Когда плакать перестанет.

Я проснулся с усиленным биением сердца, в таком волнении, что не мог удержаться от громких рыданий, которыми разбудил жену свою. В ту же минуту я набросал на бумагу виденное во сне слово в слово так, как было (М. Погодин. «Простая речь о мудреных вещах»).

2. В «Могилевских Епархиальных Ведомостях» помещен следующий случай из жизни митрополита Платона. «В моей жизни, - говорит преосвященный, - есть один случай, при котором я видел тень другого человека, да притом так живо и отчетливо, как вас вижу теперь, обращаясь к своим слушателям. Это было в 30-х годах, когда я состоял инспектором С-Петербургской Духовной Академии. У нас был в числе других студентов Иван Крылов, из орловской семинарии, известный мне, когда я был там наставником. Учился он недурно, был хорошего поведения, благообразного вида. Раз он приходит ко мне и просит, чтобы я позволил ему отправиться в больницу. Я думаю себе: верно, он истощал, пусть там покормят его получше, и он поправится. А может быть, и курсовое сочинение там напишет. Проходит несколько времени, я о нем ничего не слышу, доктор ничего не говорит. Но вот, однажды, лежу я на диване и читаю книгу, смотрю - стоит Крылов и прямо смотрит на меня. Лицо его вижу так ясно, вот как вас, но тело его было как бы в тумане или облаке. Я взглянул на него. Он… Меня передернуло. Призрак точно понесся к окну и скрылся. Я еще раздумывал, что бы это значило, - слышу стук в мою дверь, входит больничный сторож и говорит мне: «Студент Крылов Богу душу отдал».

Давно ли? - спросил я в изумлении.

Да вот минут пять, я только собрался к вам.

«Вот извольте разгадать эту тайну», - сказал архипастырь, обращаясь ко всем присутствовавшим при рассказе. Все молчали. «Все это, - заключил владыка, - несомненно доказывает нам какую-то таинственную связь между нами и душами умерших» (Могилев. Епарх. Вед.,1883 г.).

3. Лорд Томас Эрскин рассказывает о следующем видении.

«Когда я был молодым человеком, мне случилось на некоторое время отлучиться из Шотландии. Вдень моего возвращения в Эдинбург, утром, спускаясь из книжного магазина, я встретил старого дворецкого нашего семейства. Я нашел в его наружности сильную перемену: он был бледен, худ и мрачен.

А, старина, ты зачем сюда?

Чтобы встретить вашу милость, - отвечал он, - и просить вашего заступничества перед милордом: наш управляющий обсчитал меня при последнем расчете.

Пораженный его видом и тоном, я велел ему следовать за собою в магазин книгопродавца, куда и вошел обратно; но когда я обернулся, чтобы заговорить со стариком, его уже не было. Я вспомнил дом и квартиру, где он жил, и потому отправился к нему. Но каково же было мое удивление, когда я вошел в квартиру его и увидел жену его в трауре. «Муж мой умер, - говорила она, - уже несколько месяцев тому назад. Перед смертью он сказал мне, что наш управитель обсчитал его, но вы, верно, поможете сыскать следуемые деньги». Я обещал это сделать и скорее, по моему настоянию, недоплаченная сумма была вручена вдове (Спорн. обл. между двумя мирами, Р. Д. Оуэн).

4. В конце прошлого столетия помещик 3., человек еще не старый, обремененный многочисленным семейством и имевший при этом довольно ограниченное состояние, служил для семьи своей единственной опорой.

Однажды 3. серьезно заболел и, видимо, начал приближаться к смерти, врачи отказались лечить его. Убитая горем жена оплакивала больного мужа, как умершего, представляя свое безвыходное положение с кучею малолетних детей. Видя все это, безнадежный больной начал мысленно просить Бога продлить ему жизнь, пока он пристроит своих старших сыновей и, таким образом, оставит на их попечение свою семью. После этой молитвы он уснул и проспал довольно долго. Проснувшись, немедленно зовет к себе жену и радостно сообщает ей, что видел во сне архипастыря белгородского Иосифа Горленко, которого помнил еще в живых. Архипастырь в сонном видении сказал ему, что по Милосердию Божию, ради невинных малюток, дается ему еще двадцать лет жизни. Но через 20 лет, ровно в этот день, Господь призовет его к себе.

Рассказав свое сновидение, больной попросил жену все это со слов его записать в молитвенник, что и было исполнено, и безнадежный дотоле больной 3. начал, к удивлению семьи и лечивших его врачей, быстро поправляться и вскоре совсем выздоровел.

Ровно через 20 лет, в назначенный день, 3. почил вечным сном на руках своих сыновей и дочерей, уже пристроенных и обеспеченных, с благодарной молитвой на устах.

Молитвенник его с записью доселе хранится у его потомков, как фамильная редкость («Душеполезн. чтен.»,1868 г., ч. 1-3).

5. В одном приходе, по случаю смерти священника, место было занято другим. Вновь поступивший на место умершего через несколько дней помер, вместо его поступил другой, но и сей тоже через несколько дней помер. Таким образом, приход в самое короткое время лишился трех священников.

Два эти события устранили кандидатов священства, почему означенный приход оставался немалое время вакантным. Духовное начальство само назначило кандидата на это место. Поступивший священник, войдя в первый раз во храм и затем в алтарь, увидел здесь, в стороне от св. престола, незнакомого священника в полном священническом облачении, но скованного по рукам и ногам тяжелыми железными цепями. Новый служитель алтаря не потерял присутствия духа: он начал обычное священнодействие с проскомидии, а по прочтении 3-го и 6-го часов совершил и всю Божественную литургию, нисколько не стесняясь присутствием постороннего, загадочного лица, которое, по окончании службы, стало невидимо. Теперь новый пастор понял, что виденный им скованный священник есть обитатель загробного мира. Не понимал он только причины его явления, но это скоро объяснилось. Скованный священник, в продолжение всей службы, не вымолвил ни слова и только время от, времени приподнимал скованные цепями руки и указывал ими на одно место помоста в алтаре. То же самое повторилось и в следующую службу, во время которой, при входе в алтарь, священник обратил особое внимание на то место, на которое, как и прежде, указывало привидение. Всматриваясь пристально в ту сторону, священник заметил лежавший там на полу у стены ветхий небольшой мешок. Он поднял этот мешок, развязал его и нашел в нем немалое число записок с именами умерших и живых лиц, какие обыкновенно подают служащему священнику для поминовения на проскомидии об упокоении душ, отошедших в вечность, и о здравии и спасении живых.

Теперь священник понял, что записки эти при жизни стоявшего тут окованного собрата его, бывшего прежде настоятелем этой же церкви, вероятно, остались непрочтенными им во время совершавшихся им Божественных литургий. Посему, начавши службу, он начал поминать на проскомидии имена живых и умерших, означенных в записках найденного им мешка, и лишь только он кончил чтение их, как тяжелые железные цепи, коими окован был загробный узник, в одно мгновение с шумом спали с рук и ног его и рухнули оземь; а сам он, сделавшись свободным от уз, подошел к служащему священнику и, не говоря ни, слова, поклонился ему в ноги до лица земли. Затем, вдруг, ни его, ни железных оков не стало видно. После сего существо загробное не являлось уже более во время божественных служб («Странник»,1867 г., март, стр. 125).

6. Дочь сенатора Резанова, Анна Дмитриевна, вскоре после смерти своей матери, увидела ее во сне; умершая сказала ей: «Долго ли тебе, друг мой, плакать обо мне? Утешься: 15 апреля мы соединимся навсегда». Анна Дмитриевна рассказала этот сон своим родным и друзьям, а они уверили ее, что этот сон - пустая греза, и в июле она вышла замуж. Но наступило 15 апреля1822 г., день, когда у нее благополучно родилась дочь. Помня слово матери, А. Дм. накануне 15 апреля исповедалась и приобщилась, а 15 апреля благословила новорожденную дочь свою и сказала: «Не мне тебя воспитывать», и вечером того же дня скончалась («Душеполезное чтение»,1862 г., апр. кн., 463-468).

7. В первых числах сентября1848 г. отец протоиерей Е-в увидел во сне знакомого ему умершего священника Посельского, который сказал ему: «Напиши твоей знакомой, графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской, чтобы она приготовилась к смерти». Но протоиерей не поверил сну и не написал графине. Спустя неделю опять приснился ему тот же священник и повторил ему то же самое. Но протоиерей и на этот раз не решился писать. Наконец, умерший еще раз приснился, сделал ему выговор за неисполнение и прибавил: если ты пропустишь хотя одну почту и не напишешь ей, то твое известие уже не застанет ее в живых, и Бог взыщет с тебя. Протоиерей проснулся, подумал, опять заснул, и вот - новый сон: он - как будто на кладбище, в том краю, где жила графиня, а графиня в толпе народа просит у какого-то старичка денег; но тот отказал, а протоиерей дал ей столько денег, сколько было нужно, и после того увидел на том же кладбище небольшую комнату графини. Пробудившись от сна, он сразу же написал графине письмо и советовал ей каждый час быть готовою к смерти. Она показала это письмо своему духовнику и в тот же день исповедалась, а на другой день приобщилась Св. Тайн и вскоре после приобщения в тот же день внезапно скончалась, 6 октября1848 г. («Душеп. чт.»,1862 г., февр. кн., 242-245).

На этом месте нашего общего с читателем пути, полагаю, нелишне будет осмотреться и привести в ясность, чего до сих пор успели мы достигнуть. Читатель, может быть, допустит, что у нас, действительно, установлена теперь на достаточно твердых основаниях возможность появления в некоторых случаях (через посредство ли колокольчиков, или иным путем) разных шумов, которые мы можем логически приписать только Сверхмировым или спиритуальным причинам; но чего же, спросит он, достигаем мы этим доказательством? Он вправе далее заметить, что доказательства загробной жизни должны бы, по существу дела, иметь характер торжественный и внушать благоговение, а не выражаться в таких пустяках и шалостях, как звон колокольчиков или удары в стену.

Можно бы ответить на это одним общим соображением. Между явлениями окружающей нас природы, как бы низко иные из них ни ставил человек, нет ничего мелкого и ничтожного в глазах Того,

Кто с высоты Своей державной мощи,

Как Бог всего, что только есть - живого

И не живого, смотрит равным оком

На все творенье… Падает ли с ветки

Подстреленная птица, - иль герой,

Сраженный в битве, испускает дух;

Один ли атом гибнет, или с ним

Кончается система; исчезает

С лица воды набухши пузырек,

Иль рушится внезапно в прах и пепел

Прекрасная планета… все равно!

Но, минуя эту великую истину, спрошу вас: есть ли что-нибудь торжественное или внушающее благоговение для обыкновенного ума, например, в падении яблока с дерева, его вскормившего? Ребенок видит падение и бьет в ладошки; простой крестьянин принимает его за признак, что плодовый сад начинает дозревать, но Ньютона оно наводит на след закона, управляющего движением планет и действующего в большей половине всех естественных явлений, какие встречаются в мире.

На вопрос, чего достигаем мы установлением таких фактов, отвечу замечанием Соути. Во второй книге «Жизнь Уэсли», говоря о подобных же беспокойствах в пасторском доме Самуэля Уэсли и о том, какую добрую цель можно предполагать в подобных явлениях, он основательно замечает: хорошо уже будет и то, если «констатированная истинность одной такой истории, как бы мелочна и бесцельна ни была сама история в других отношениях», заставит порой задуматься кого-нибудь из этих несчастных скептиков, не видящих ничего за узким кругом своего земного существования, и приведет его к вере в бессмертную жизнь.

Мы ступим ещё на шаг далее. Между миром, в котором мы теперь живем, и тем, в который переходим по смерти, нет верного, постоянного сообщения: только по временам, очень редко, обитатели одного мира замечают жителей другого. Мы представляемся бессмертным, вероятно, чем-нибудь вроде привидений, так же точно, как и они нам - в те минуты, когда посещают землю. Но если кто когда-нибудь истинно любил и допускает будущую жизнь, для того не может быть сомнения, что лучшие из существ, отошедших с земли и оставивших здесь своих друзей и родных, некоторое время еще ищут их близости и сочувствуют им. Мы видим множество примеров тому, даже на этих страницах, что часто они горячо желают убедить нас, убедить до полной несомненности, - в своем продолжающемся бытии, своем благополучии и в своей не умирающей любви. Примеры свидетельствуют, что они очень усиленно добиваются общения с нами, иногда по чувству любви, иногда и по другим побуждениям; но достигают до нас только с большим трудом. И эти трудности поставлены между нами и ими, конечно, не без мудрой цели: потому что, если бы духовные сношения были так же просты, как мирские связи, кто же согласился бы еще жить и томиться в этом смутном и трудном мире?

К ним приходит по временам желание посетить нас. Но, являясь из своего духовного мира, в своем духовном образе, незримом для наших глаз и безмолвном для нашего слуха, как обнаружить им перед нами свое присутствие? Как привлечь им на себя наше внимание?

Что делает путник, подходящий в глухую ночь к дверям запертого дома, если хочет проникнуть к живущим в нем, - хочет заявить им о своем присутствии? Не достигает ли он своей цели стуком или звоном.

Почему не допустить, что слова Писания читаются и на том свете, что они и там тоже находят себе применение? И почему бы бессмертная любовь, тоскующая по земному, не могла следовать этим словам Христа: «Ищите и найдете; стучите и отворится вам!»

Жители дома, в который просится путник, не видя никого во мраке, могут сначала его стук или звон оставлять без внимания, - и путник на тот раз, пожалуй, и отойдет, обманувшись в ожиданиях. Так это и могло быть в случаях, подобных рассказанному выше. Во многих, пожалуй, и во всех таких случаях, какой-нибудь дух искал, быть может, сообщения с землею (Роберт Дэль-Оуэн. «Спорная область между двумя мирами», СПб. 1881 г. С. 51-67).

8. В Данковском уезде Рязанской губернии проживала в собственном поместье помещица Муромцева, урожденная графиня Т-тая, живущая и по настоящее время в Данковском уезде. У графини было два родных брата, оба военные и оба участники славной Крымской кампании. На первых же порах военных действий в Севастополе один из братьев был или убит в начале кампании, или, заболев опасно, умер в госпитале; другой брат находился постоянно в Севастополе. Таинственное явление, о котором я хочу сказать, случилось в первый день Св. Пасхи и произошло при следующих обстоятельствах: г-жа Муромцева, возвратясь утром из церкви и чувствуя утомление, пожелала, отдохнуть. Едва она улеглась в постель, как услышала совершенно ясно и отчетливо чьи-то шаги, которые явно направлялись к ее кровати, закрытой пологом. Вот кто-то остановился и вдруг открыл полог; она взглянула и остолбенела от ужаса: перед нею стоял умерший брат, который сказал ей: «Христос воскресе, сестра, поздравляю тебя с праздником! Я пришел сказать тебе что наш брат сегодня убит в Севастополе!» Сказав эти слова, призрак такими же шагами вышел из спальни. Все это длилось несколько мгновений, и вот, когда призрак брата скрылся, графиня, дрожа всем телом, разразилась истерическим плачем. На крик и рыдания ее тотчас же явилась прислуга и приняла немедленно все меры, чтобы успокоить барыню. Придя в себя, графиня рассказала о случившемся с нею. История эта вскоре сделалась известна всему населению города Данкова и Данковекого уезда и дошла до местных властей. Исправником тогда в Данковском уезде был полковник Никанор Петрович Белокопытов, ныне почтеннейший старец, проживавший в отставке в городе Боровске Калужской губернии. Он и его жена неоднократно рассказывали это таинственное происшествие, случившееся почти на их глазах и замечательное тем, что, спустя несколько дней после описанного происшествия, графиня получила известие, что в ночь под Светлое Христово Воскресение, в то именно самое время, когда к ней являлся призрак, второй ее брат, действительно, был убит во время предпринятой тогда им, вместе с другими офицерами, вылазки против неприятеля (из «Петерб. листка», сн. «Ребус»,1884 г., № 25);

9. Один наш знакомый, человек с высшим образованием, заслуживающий полного доверия, А Н. С-ин, рассказал нам следующий случай из своей жизни.

«Несколько лет тому назад, - говорил он, - полюбил я одну девушку, с которой имел намерение вступить в законный брак, и уже был назначен день нашей свадьбы. Но за несколько дней до брака невеста моя простудилась, получила скоротечную чахотку и через три-четыре месяца умерла. Как ни велик был для меня удар, но время свое взяло - я забыл о невесте или, по крайней мере, не скорбел о ней уже так, как в первое время после ее смерти. Случилось мне однажды по делам службы проезжать через один город нашей Я-ской губернии, где были у меня родные, у которых я и остановился на одни сутки. На ночь мне отвели отдельную комнату. При мне была собака, умная и преданная. Ночь была, как теперь помню, лунная, хоть читай. Только что я было начал засыпать, как слышу, моя собака начинает ворчать. Зная, что она никогда напрасно не ворчит, я подумал, что, вероятно, в комнате нечаянно заперли кошку или пробежала мышь. Я приподнялся с постели, но ничего не заметил, собака же сильнее и сильнее ворчала, видимо, чего-то пугалась; смотрю - а у ней шерсть дыбом стоит. Начал было успокаивать ее, но собака более и более пугалась. Вместе с собакою безотчетно я испугался чего-то, хотя от природы не был трусом, да так испугался, что на голове моей волосы дыбом стали. Замечательно, испуг мой усиливался по мере испуга моей собаки и дошел до такой степени, что кажется, еще одна минута, я, наверное, лишился, бы чувств. Но собака моя стала утихать, а вместе с нею и я стал успокаиваться и в то же время начал как бы ощущать чье-то присутствие и ожидать появления, сам не зная какого. Когда совершенно успокоился, вдруг ко мне подходит моя невеста и, целуя меня, говорит: «Здравствуй А. Н.! Ты не веришь, что за гробом есть жизнь, вот я явилась тебе, смотри на меня, видишь - я жива, даже целую тебя. Верь же, мой друг, что со смертью не прекращается жизнь человека». При этом она указала мне, что прочитать из Священного Писания о загробной жизни и из других разных духовных сочинений. Она сообщила мне еще нечто, о чем запретила рассказывать другим. Когда я встал на другой день, то увидел себя совершенно поседевшим за одну ночь, так что мои родные испугались, когда увидели меня за утренним чаем. Я должен при этом сознаться, - продолжал наш знакомый, - что до сего случая я ни во что не верил - ни в Бога, ни в бессмертие души, ни в загробную жизнь; несколько лет не ходил в церковь, оставаясь без исповеди и св. причастия, смеялся над всем священным; посты, праздники и священные обряды православной церкви для меня не существовали. Но теперь, по милости Божией, я сделался опять христианином, человеком верующим, и не знаю, как благодарить Господа, что он исторг меня из бездны пагубных заблуждений.

Мы прибавим от себя, что А. Н. С-ин в настоящее время, состоя мировым судьею в одном из уездных городов северо-западного края, до того набожен, что, кажется, не было случая, когда бы он пропустил службу Божию («Из загробн. мира», свящ. Д. Булгаков).

10. «В 1871 году состоявший в певческом хоре А Я., прожив не более 24 лет, - рассказывает ярославский архиепископ Нил, - умер от эпидемической холеры. Через десять дней после смерти, именно утром 16 июля, явился он мне во сне. На нем был знакомый мне сюртук, только удлиненный до пят. В момент явления я сидел у стола гостиной своей, а он вошел из залы довольно скорым шагом, как это и всегда бывало, показав знаки уважения ко мне, приблизился к столу и, не сказав ни слова, начал высыпать на стол из-под жилета медные деньги с малой примесью серебра.

С изумлением спросил я: «Что это значит?» Он отвечал: «На уплату долга».

Это меня очень поразило, и я неоднократно повторил: «Нет, нет, не нужны твои деньги, сам заплачу твой долг».

При сих словах Я. с осторожностью сказал мне: «Говорите потише, чтобы не слыхали другие». На выраженную же мою готовность уплатить за него долг, он не возражал, а деньги не замедлил сгрести рукою со стола. Но куда положил он их, не удалось мне заметить, а, кажется, тут же они исчезли.

Затем, встав со стула, я обратился к Я. с вопросом: «Где находишься ты, отшедши от нас?»

Как бы в заключенном замке.

Имеете ли вы какое-либо сближение с ангелами?

Для ангелов мы чужды.

А к Богу имеете ли какое отношение?

Об этом после когда-нибудь скажу.

Не в одном ли месте с тобою Миша?

Не в одном.

Кто же с тобою?

Всякий сброд.

Имеете ли вы какое развлечение?

Никакого. У нас даже звуки не слышатся никогда; ибо духи не говорят между собою.

А пища какая-либо есть у духов?

Звуки эти произнесены были с явным неудовольствием и, конечно, по причине неуместности вопроса.

Ты же как чувствуешь себя?

Я тоскую.

Чем же этому помочь?

Молитесь за меня, вот доныне не совершаются обо мне заупокойные литургии.

При сих словах душа моя возмутилась, и я стал перед покойником извиняться, что не заказал сорокоуста, но что непременно это сделаю. Последние слова, видимо, успокоили собеседника.

Засим он просил благословения, чтобы идти в путь свой. При этом я спросил его: «Нужно ли испрашивать у кого-либо дозволения на отлучку?» Ответ заключался только в одном слове: да. И слово это было произнесено протяжно, уныло и как бы по принуждению.

Тут он вторично попросил благословения, и я благословил его. Вышел он от меня дверью, обращенной к Тутовой горе, на которой покоится прах его («Душеп, размышления» 1880-1881 г.).

11. А вот случай, бывший недавно в Париже. Однажды утром к священнику явилась дама и просила его отправиться вместе с нею в приготовленной карете для напутствования святыми тайнами умирающего ее сына. Взяв запасные дары и все нужное для приобщения, священник в сопровождении дамы скоро прибыл в указанный дом. Но когда он поднимался в квартиру, дама незаметно скрылась. На звонок священника вышел молодой офицер, цветущего здоровья.

Что вам угодно, батюшка? - спросил он вошедшего пастыря.

Меня пригласила сюда какая-то дама к умирающему ее сыну, чтобы исповедать и приобщить его, - ответил священник.

Тут явное недоразумение, - возразил офицер, - я один живу в этой квартире и не посылал за вами, я вполне здоров.

Собеседники между тем вошли в гостиную. Висевший над диваном большой портрет пожилой женщины невольно привлек внимание священника, и он сказал:

Да вот эта самая дама была у меня, одна и указала мне вашу квартиру.

Помилуйте, - ответил хозяин, - это портрет моей матери, умершей 20 лет тому назад.

Пораженный таким обстоятельством, офицер выразил желание исповедаться и приобщиться, и на другой день скончался от разрыва сердца («Из области таинственного» свящ. Д. Булгаковского, изд.1895 г.).

12. Из воспоминаний В. И. Панаева.

Осенью 1796 года тяжкая болезнь родителя вызвала отца моего в Туринск. Он поспешил к нему вместе со своею супругою, нежно им любимою, и почти со всеми детьми, и имел горестное утешение лично отдать отцу последний долг; но через несколько дней (26 октября) на возвратном пути из Сибири скончался от желчной горячки в Ирбите, где и погребен у соборной церкви.

Супружеский союз моих родителей был примерный; они жили, как говорится, душа в душу. Мать моя, и без того огорченная недавнею потерею, лишившись теперь неожиданно нежно любимого супруга, оставшись с восемью малолетними детьми, из которых старшему было 13 лет, а младшему один только год, впала с совершенное отчаяние, слегла в постель, не принимая никакой пищи, и только изредка просила пить. Жены ирбитских чиновников, видя ее в таком положении, учредили между собою дежурство и не оставляли ее ни днем, ни ночью. Так проходило уже 13 дней, как в последний из них, около полуночи, одна из дежурных барынь, сидевшая на постланной для нее на полу перине и вязавшая чулок (другая спала подле нее), приказала горничной запереть все двери, начиная с передней, и ложиться спать в комнате перед спальнею, прямо против незатворенных дверей, для того, чтобы, в случае надобности, можно было ее позвать скорее. Горничная исполнила приказание: затворила и защелкнула все двери, но только что, постлав на полу постель свою, хотела прикрыться одеялом, как звук отворившейся двери в третьей комнате остановил ее; опершись на локоть, она стала прислушиваться. Через несколько минут такой же звук раздался во второй комнате и при ночной тишине достиг до слуха барыни, сидевшей на полу в спальне; она оставила чулок и тоже стала внимательно прислушиваться. Наконец, щелкнула и последняя дверь, ведущая в комнату, где находилась горничная… И что же? Входит недавно умерший отец мой, медленно шаркая ногами, с поникшей головою и стонами, в том же жилете и туфлях, в которых скончался. Дежурная барыня, услышав знакомые ей шаги и стоны, потому что находилась при отце моем в последние два дня его болезни, поспешила, не подымаясь с пола, достать и задернуть откинутый для воздуха полог кровати моей матери, которая не спала и лежала лицом к двери, - но, объятая ужасом, не успела. Между тем, он вошел с теми же болезненными стонами, с тою же поникшею головою, бледный, как полотно, и, не обращая ни на кого внимания, сел на стул, стоявший подле двери, в ногах кровати. Мать моя, не заслоненная пологом, в ту же минуту его увидела, но от радости, забыв совершенно, что он скончался, воображая его только больным с живостью спросила: что тебе надобно, друг мой? и спустила уже ноги, чтобы идти к нему, как неожиданный ответ его: подай мне лучше нож - ответ, совершенно противный известному образу его мыслей, его высокому религиозному чувству, остановил ее и привел в смущение. Видение встало и, по-прежнему не взглянув ни на кого, медленными шагами удалилось тем же путем. Придя в себя от оцепенения, дежурившая барыня разбудила свою подругу, и вместе с нею и горничною пошли осматривать двери: все они оказались отворенными!

Событие непостижимое, необъяснимое, а для людей, сомневающихся во всем сверхъестественном, и невероятное; но ведь оно подтверждается свидетельством трех лиц! Если б видение представилось только одной матери моей, то, пожалуй, можно бы назвать его следствием расстроенного воображения женщины больной и огорченной, все помышления которой сосредоточены были на понесенной ею потере. Здесь, напротив были еще две сторонние женщины, не имевшие подобного настроения, находившиеся в двух разных комнатах, но видевшие и слышавшие одно и то же. Смиримся пред явлениями духовного мира, пока недоступными исследованиям ума человеческого и, по-видимому, совершенно противными законам природы, нам известным. А разве мы вполне их постигли? («Вести. Европы»1866 г., сент.).

13. Видение Софии Александровны Аксаковой. Нижеследующий рассказ относится ко времени первого замужества моей покойной жены (сообщает А. Аксаков) и был написан ею, по моей просьбе в1872 г.; воспроизвожу его здесь дословно по ее рукописи. Когда в1873 г., будучи в Берне, мы познакомились с проф. Перти, который, как известно, специально изучал подобные явления, он очень заинтересовался этим рассказом; получив его от жены в немецком переводе, он поместил его в «Psyhische Studien» (1874 г., стр. 122 и 166) со своим примечанием, в котором поясняет, почему это видение не могло быть чисто субъективным; тут же помещено и мое, сколь мне кажется, довольно подходящее объяснение для таинственного «пергаментного свертка». Этот рассказ появился потом и на английском языке в журнале «Spiritualist»1874 г., т.; I, стр. 183, и книжке: «Spirits before our eyes»», изданной в Лондоне, в1879 г., Гаррисоном.

Это было в мае1855 г. Мне было девятнадцать лет. Я не имела тогда никакого понятия о спиритизме, даже этого слова никогда не слыхала. Воспитанная в правилах греческой православной церкви, я не знала никаких предрассудков и никогда не была склонна к мистицизму или мечтательности. Мы жили тогда в городе Романове-Борисоглебске Ярославской губернии. Золовка моя, теперь вдова по второму браку, полковница Варвара Ивановна Тихонова, а в то время бывшая замужем за доктором А.Ф. Зенгиреевым, жила с мужем своим в городе Раненбурге Рязанской губернии, где он служил. По случаю весеннего половодья всякая корреспонденция была сильно затруднена и мы долгое время не получали писем от золовки моей, Что, однако ж, нимало не тревожило нас, так как было отнесено к вышеозначенной причине.

Вечером, с 12 на 13 мая, я помолилась Богу, простилась с девочкой своей (ей было тогда около полугода от роду, и кроватка ее стояла в моей комнате, в четырехаршинном расстоянии от моей кровати, так что я ночью могла видеть ее), легла в постель и стала читать какую-то книгу. Читая, я слышала, как стенные часы в зале пробили двенадцать часов. Я положила книгу на стоявший около меня ночной шкафик и, опершись на левый локоть, приподнялась несколько, чтоб потушить свечу. В эту минуту я ясно услыхала, как отворилась дверь из прихожей в залу и кто-то мужскими шагами взошел в нее; это было до такой степени ясно и отчетливо, что я пожалела, что успела погасить свечу, уверенная в том, что вошедший был не кто иной, как камердинер моего мужа, идущий, вероятно, доложить ему, что прислали за ним от какого-нибудь больного, как случалось весьма часто по занимаемой им тогда должности уездного врача; меня несколько удивило только то обстоятельство, что шел именно камердинер, а не моя горничная девушка, которой это было поручено в подобных случаях. Таким образом, облокотившись, слушала приближение шагов — не скорых, а медленных, к удивлению моему, - и когда они, наконец, уже были слышны в гостиной, находившейся рядом с моей спальней, с постоянно отворенными в нее на ночь дверями, и не остановились, я окликнула: «Николай (имя камердинера), что нужно?» Ответа не последовало, а шаги продолжали приближаться и уже были совершенно близко от меня, вплоть за стеклянными ширмами, стоявшими за моей кроватью; тут уже, в каком-то странном смущении, я откинулась навзничь на подушки.

Перед моими глазами приходился стоявший в переднем углу комнаты образной киот с горящей перед ним лампадой всегда умышленно настолько ярко, чтобы света этого было достаточно для кормилицы, когда ей приходилось кормить и пеленать ребенка. Кормилица спала в моей же комнате за ширмами, к которым я лежала головой. При таком лампадном свете я могла ясно различить, когда входивший поравнялся с моей кроватью, по левую сторону от меня, что то был именно зять мой, А.Ф. Зенгиреев, но в совершенно необычайном для меня виде - в длинной, черной, как бы монашеской рясе, с длинными до плеч волосами и с большой окладистой бородой, каковых он никогда не носил, пока я знала его. Я хотела закрыть глаза, но уже не могла, чувствуя, что все тело мое совершенно оцепенело; я не властна была сделать ни малейшего движения, ни даже голосом позвать к себе на помощь; только слух, зрение и понимание всего, вокруг меня происходившего, сохранялись во мне вполне и сознательно, - до такой степени, что на другой день я дословно рассказывала, сколько именно раз кормилица вставала к ребенку, в какие часы, когда только кормила его, а когда и пеленала и проч. Такое состояние мое длилось от 12 часов до 3 часов ночи, и вот что произошло в это время.

Вошедший подошел вплотную к моей кровати, стал боком, повернувшись лицом ко мне, по левую мою сторону, и, положив свою левую руку, совершенно мертвенно-холодную, плашмя на мой рот, вслух сказал: «Целуй мою руку». Не будучи в состоянии ничем физически высвободиться из-под этого влияния, я мысленно, силою воли, противилась слышанному мною велению. Как бы провидя намерение мое, он крепче нажал лежавшую руку мне на губы, и громче и повелительнее повторил: «Целуй эту руку». И я, со своей стороны, опять мысленно еще сильнее воспротивилась повторенному приказу. Тогда, в третий раз, еще с большей силой, повторились то же движение и те же слова, и я почувствовала, что задыхаюсь от тяжести и холода налегавшей на меня руки; но поддаться велению все-таки не могла и не хотела. В это время кормилица в первый раз встала к ребенку, и я надеялась, что она почему-нибудь подойдет ко мне и увидит, что делается со мной; но ожидания мои не сбылись: она только слегка покачала девочку, не вынимая ее даже из кроватки, и почти тотчас же легла на свое место и заснула. Таким образом, не видя себе помощи и думая почему-то, что умираю - что то, что делается со мною, есть не что иное, как внезапная смерть, - я мысленно хотела прочесть молитву Господню «Отче наш». Только что мелькнула у меня эта мысль, как стоявший подле меня снял свою руку с моих губ и опять вслух сказал: «Ты не хочешь целовать мою руку, так вот что ожидает тебя»,- и с Этими словами положил правой рукой своей на ночной шкафчик, совершенно подле меня, пергаментный сверток, величиною в обыкновенный лист писчей бумаги, свернутой в трубку; и когда он отнял руку свою от положенного свертка, я ясно слышала шелест развернувшегося наполовину толстого пергаментного листа, и левым глазом даже видела сбоку часть этого листа, который, таким образом, остался в полуразвернутом или, лучше сказать, в легко свернутом состоянии. Затем, положивший его отвернулся от меня, сделал несколько шагов вперед, стал перед киотом, заграждая собою от меня свет лампады, и громко и ясно стал произносить задуманную мною молитву, которую и прочел всю от начала до конца, кланяясь по временам медленным поясным поклоном, но не творя крестного знамения. Во время поклонов его лампада становилась мне видна каждый раз, а когда он выпрямился и стал неподвижно, как бы чего-то выжидая; мое же состояние ни в чем не изменилось, и когда я вторично пожелала прочесть молитву Богородице, то он тотчас так же внятно и громко стал читать и ее; то же самое повторилось и с третьей задуманной мною молитвой - «Да воскреснет Бог». Между этими двумя последними молитвами был большой промежуток времени, в который чтение останавливалось, покуда кормилица вставала на плач ребенка, кормила его, пеленала и вновь укладывала. Во все время чтения я ясно слышала каждый бой часов, не прерывавший этого чтения; слышала и каждое движение кормилицы и ребенка, которого страстно желала как-нибудь инстинктивно заставить поднести к себе, чтобы благословить его перед ожидаемой мною смертью и проститься с ним; другого никакого желания в мыслях не было, но и оно осталось неисполненным.

Пробило три часа; тут, не знаю почему, мне пришло на память, что еще не прошло шести недель со дня Светлой Пасхи и что во всех церквах еще поется пасхальный стих - «Христос воскресе!» И мне захотелось услыхать его… Как бы в ответ на это желание, вдруг понеслись откуда-то издалека божественные звуки знакомой великой песни исполняемой многочисленным полным хором в недосягаемой высоте… Звуки слышались все ближе и ближе, все полнее, звучнее, и лились в такой непостижимой, никогда дотоле мною не слыханной, неземной гармонии, что у меня замирал дух от восторга; боязнь смерти исчезла, и я была счастлива надеждой, что, вот, звуки эти захватят меня всю и унесут с собою в необозримое пространство… Во все время пения я ясно слышала и различала слова великого ирмоса, тщательно повторяемые за хором и стоявшим предо мною человеком. Вдруг внезапно вся комната залилась каким-то лучезарным светом, также еще мною невиданным, до того сильным, что в нем исчезло все - и огонь лампады, и стены комнаты, и самое видение… Свет этот сиял несколько секунд при звуках, достигших высшей, оглушительной, необычайной силы, потом он начал редеть, и я могла снова различить в нем стоявшую предо мною личность, но только не всю, а начиная с головы до пояса она как будто сливалась со светом и мало-помалу таяла в нем, по мере того, как угасал или тускнел и самый свет; сверток, лежавший все время около меня, также был захвачен этим светом и вместе с ним исчез. С меркнувшим светом удалялись и звуки, так же медленно и постепенно, как вначале приближались.

Я стала чувствовать, что начинаю терять сознание и приближаюсь к обмороку, который, действительно, и наступил, сопровождаемый сильнейшими корчами и судорогами всего тела, какие только когда-либо бывали со мной в жизни. Припадок этот своей силой разбудил всех окружавших меня и, несмотря на все принятые против него меры и оказанную мне помощь, длился до девяти часов утра; тут только удалось, наконец, привести меня в сознание и остановить конвульсии. Затем трое суток я лежала совершенно недвижима от крайней слабости и крайнего истощения вследствие сильного горлового кровотечения, сопровождавшего припадок. На другой день после этого странного события было получено известие о болезни Зенгиреева, а спустя две недели и о кончине его, последовавшей, как потом оказалось, в ночь на 13 мая, в пять часов утра.

Замечательно при этом еще следующее: когда золовка моя, недель шесть после смерти мужа, переехала со всей своей семьей жить к нам в Романов, то однажды, совершенно случайно, в разговоре с другим лицом, в моем присутствии, она упомянула о том интересном факте, что покойного Зенгиреева хоронили с длинными по плечи волосами и с большой окладистой бородой, успевшими отрасти во время его болезни; упомянула также и о странной фантазии распоряжавшихся погребением - чего она не была в силах делать сама, - не придумавших ничего приличнее, как положить покойного в гроб в длинном, черном суконном одеянии, вроде савана, нарочно заказанном ими для этого.

Характер покойного Зенгиреева был странный; он был очень скрытен, малообщителен; это был угрюмый меланхолик; иногда же, весьма редко, он оживлялся, был весел, развязен. В меланхолическом настроении своем он мог два, три, даже восемь, десять часов просидеть на одном месте, не двигаясь, не говоря даже ни единого слова, отказываясь от всякой пищи, покуда подобное состояние само собою, или по какому-нибудь случаю не прекращалось. Ума не особенно выдающегося, он был по убеждениям своим, быть может, в качестве врача, совершенный материалист; ни во что сверхчувственное - духов, привидения и тому подобное - он не верил; но образ жизни его был весьма правильный. Отношения мои к нему были довольно натянуты вследствие того, что я всегда заступалась за одного из его детей, маленького сына, которого он с самого его рождения совершенно беспричинно постоянно преследовал; я же при всяком случае его защищала; это его сильно сердило и восстанавливало против меня. Когда за полгода до смерти своей, он, вместе со всем семейством своим, гостил у нас в Романове, у меня вышло с ним, все по тому же поводу, сильное столкновение, и мы расстались весьма холодно: Эти обстоятельства не лишены, быть может, значения для понимания рассказанного мною необыкновенного явления (см. «Ребус»,1890 г., № 13).

14. Доказательство загробного существования. Накануне Рождества, 24 декабря 1890 года, в 6 часов пополудни, - сообщает г-н Гладкевич, - я с ныне уже покойной младшей сестрой и 10-летним братом возвратился переутомленным с похорон. Хоронили мы одну нашу хорошую знакомую, пожилую даму, которая, проболев весьма недолго, скончалась 22 декабря от так называемой «сахарной болезни». Спустя три часа после нашего прибытия с похорон и прихода моего родственника с женою, мы сели за ужин, во время которого мой отец, любивший иногда пошутить, спросил: «А что сделали бы вы, если бы вдруг между нами появилась умершая Елена Константиновна?» - «Ну, что ж, - ответил я, - пригласил бы сесть возле себя и расспросил, как она чувствует себя после смерти и как вообще в том мире живется». Сестра же моя, бывшая на похоронах и видевшая в гробу покойницу, которая своим ростом и видом произвела на нее неприятное впечатление, запротестовала и потребовала прекратить столь неприятный для всех разговор на ночь, что, конечно, и было исполнено. Ужин, к удовольствию всех присутствовавших, прошел в веселом и единодушном настроении. После ужина, около 11 часов, отец, мать, сестры и брат разошлись по комнатам, а я с родственником остался сидеть за столом, продолжая наш разговор, который, в конце концов, принял характер упрека по моему адресу за то, что я не приобрел ему билетов в оперу, где он рассчитывал, как любитель музыки, провести приятно праздничное время и послушать лучшие оперные силы. И действительно, на этот раз, из-за похорон, я не позаботился о билетах, а репертуар оперы был отборный и привлекательный. Чтобы исправить свою ошибку и удовлетворить желание родственника, я углубился в размышление, как бы завтра достать необходимое количество билетов на лучшие представления, зная хорошо, что касса будет открыта в то время, когда я буду занят. В момент моих соображений, как приобрести билеты, я вздрогнул от какого-то странного треска, послышавшегося мне не то по соседству в кухне, где находилась мать и прислуга, не то в гостиной, расположенной против нас, не то в моей комнате, где толпились мои три сестры, ведя какой-то оживленный разговор, - одним словом, я не мог определить, где и как произошел этот странный треск, который вывел меня из задумчивости и который был всеми услышан, но для каждого в различных местах, как объяснилось впоследствии. Мне показалось, что в кухне служанка ломает щепки. При этом я поднял голову и взглянул в открытые двери неосвещенной гостиной, где, к ужасу своему, увидел, как по краям скатерти круглого преддиванного столика извиваются красные языки огня, а секунду спустя, на этом же столе, среди увеличивавшихся огненных языков, я увидел живой бюст покойницы, лицо которой показалось мне все в поту и красное, глаза испуганно смотрели на меня, а волосы на лбу были в беспорядке, т. е. она мне представилась в таком виде, в каком я никогда ее не видел при жизни, несмотря на то, что бывали времена, когда я посещал ее дом довольно часто. Это зрелище, совсем неожиданное, поразило меня настолько, что я не мог промолвить ни одного слова в течение 10-15 секунд, и что странно - я не ощущал никакого испуга, а только удивлялся и соображал, думая, что это такое? Наконец, я повернулся к наклонившемуся над обеденным столом родственнику, который тоже о чем-то думал, и сказал ему: «Смотри, что это такое происходит над столом?» А так как я не пояснил, где и над каким столом «происходит», то он стал осматривать стол, за которым мы сидели, и повторять: «Ничего, ничего не вижу». Меня это возмутило, и я направил свой взгляд опять на видение, но… его уже не было, не было и огненных языков.

Понятно, я сейчас же рассказал о видении всем домашним, а спустя час или полтора лег спать. Вместо сна, который был для меня необходим, я почти всю ночь ломал себе голову — что бы это могло быть? Знаю отлично, что я не страдаю галлюцинациями, не позволил себе излишнего «возлияния Бахусу» за ужином, а в момент видения вовсе не думал о покойнице. Лишь только под утро я вспомнил, что однажды вечером я зашел к ней - как помнится мне, это было летом, - и она пригласила меня пить чай, за которым наедине беседовали о непонятных явлениях в мире и т. п., а после, когда разговор коснулся и загробного бытия человечества, она, недолго думая, протянула мне свою руку и сказала: «Я уже стара, а вы, хотя и молоды, но имеете слабое здоровье; кто из нас раньше умрет, тот постарается проявиться другому и этим доказать действительное существование загробной жизни , если оно только существует». В свою очередь, я пожал ей руку и обещался ей явиться с того мира, если умру раньше, чем она. Когда я все это вспомнил меня затрясло и я в течение нескольких дней ходил, как убитый: не знал, что думать, что делать и куда идти; хотя образ видения меня не преследовал, но мысль о загробном бытии, доказанном умершею, делала меня равнодушным ко всему окружающему. С тех пор я изменил образ жизни («Ребус»1897 г., № 41).

15. Посмертное явление. Некто Б-ский, ныне отставной артиллерийский поручик, пользующийся в среде своих знакомых глубоким уважением, передал мне следующий случившийся с ним в конце сентября1864 г., случай, который имел место в доме его дальних родственников, зажиточных помещиков тогдашнего времени, деревни Целесцев, Минской губ., Мозырского уезда. В сентябре1864 г. он задумал совершить поездку из Житомира в Минскую губ. к своим весьма уважаемым родственникам, г-дам Л-ским, у которых шесть месяцев тому назад умерла от чахотки 18-летняя дочь Камилла, красивая и образованная особа, имевшая при жизни некоторое неравнодушие к г-ну С-цкому. Последний, зная отлично о ее неизлечимой болезни, игнорировал этим расположением и сознавал вполне, что в близком будущем она умрет.

Получив отпуск, г-н С-кий отправился в путь при самых благоприятных условиях осеннего времени: дороги сухие, ночи лунные и безоблачные, а лошади, что называется, орлы. Прибыл к месту, как он рассказывает, в очень хорошем расположении духа и был принят весьма радушно. Несмотря даже на поздний вечерний час, заставлявший пожелать друг другу покойной ночи, радушный хозяин и его уважаемое семейство и приехавшие родственники- доктор с женою,- расположились пить чай и беседовать о текущих житейских делах. Когда наговорились вдоволь и пожелали взаимно покойной ночи, все разошлись по своим спальням; мне же, за неимением свободной комнаты, приготовили постель на диване, в зале, где, конечно, я остался один и, пользуясь совершенной свободой, усталый после путешествия, снял мундир, достал из чемодана табак и стал крошить его чуть ли не на весь стол с целью просушки. Занимаясь этим делом при зажженной свече, я вдруг услышал позади себя, около тропических цветов и возле рояля, шелест шелкового платья, что заставило меня выйти из некоторой задумчивости и обернуться. Но не успел я вполне обернуться и сообразить, отчего происходит в пустой комнате шелест как бы от шелкового платья, как вдруг вижу реальную женскую фигуру, одетую в черное длинное шелковое платье и красным бантиком на шее, которая не то идет, не то плывет по воздуху вдоль рояля, и, пройдя последний, исчезла в простенке между роялем и дверьми, ведущими в комнату приехавшего доктора и его жены. Покуда я всматривался в таинственную посетительницу и не мог еще разглядеть лица, во мне существовали бодрость и та воинственная храбрость, которой гордится каждый военный человек, а тем более офицер; но когда я увидал профиль лица посетительницы и узнал в нем умершую Камиллу, вся энергия и самообладание во мне исчезли: пошел мороз по всему телу, волосы приподнялись, и, схватив инстинктивно в одну руку мундир, я автоматически выбежал из комнаты в коридор. Сколько по счёту дверей я пробежал - не помню; кажется, перед последними я остановился и вспомнил, что нахожусь в чужом доме, где было бы неприлично бегать с мундиром в руках. Наскоро надев впотьмах мундир, я кое-как отдышался, придал себе, как мне казалось, бодрый и геройский вид, взялся за ручку дверей и, отворив последние, без всякого разрешения вошел в комнату. Комната эта, которую я мало знал, оказалась детской, и, к моему большому счастью, в ней находились, кроме двух моих малолетних кузин, старуха-мать, жена и совершеннолетний, здоровый и рослый кузен Э., сын г-на Л-ского. Они еще не спали. Последнего я вызвал в коридор и заявил ему, что один в зале не буду ночевать, вследствие некоторого нездоровья. «Да, - сказал он с некоторым смущением, - видно по бледному твоему лицу, что ты нездоров и, кроме того, ты взволнован», причем он просил объяснить причину моего заметного волнения, и что именно случилось со мною, ударяя на «случилось». Не имея возможности дать себе отчет, было ли это, действительно, сверхъестественное, для меня непостижимое явление или просто-напросто последствия моего пути, которые неожиданно могли расстроить нервную систему, я его успокоил тем, что завтра объясню подробно, но под большим секретом. Г. Э., как и следовало ожидать, согласился провести ночь на кушетке в зале; не успел я вполне еще улечься и погасить свет, как он уже захрапел, что меня очень ободрило. Потушив свет, я улегся, как ни в чем не бывало, хотя мысль в незначительной степени работала над объяснением случившегося, и поневоле пришлось подыскивать мотивы такого небывалого в жизни со мною случая, который мог иметь место только у человека, страдающего галлюцинациями, или склонного к алкоголизму. Лежа и рассуждая подобным образом, наконец, я погрузился в приятное сонное оцепенение, которое продолжалось недолго, потому что мне пришлось обратить внимание на шум приближающегося на середину комнаты мягкого кресла, стоявшего перед тем где-то у моего изголовья, возле рояля или стены. Медленно направил я взор свой, не вставая с постели, по направлению к движущемуся самопроизвольно креслу и, к ужасу своему, увидел, как эта самая фигура, в черном платье с красным бантиком на шее, движет кресло по направлению ко мне; когда кресло уже стало как раз против меня, фигура кладет обе руки на спинку, а на руки склоняет голову и упорно смотрит на меня своими тусклыми глазами, при белом, как мрамор, лице, освещенном луной. Я был ни жив, ни мертв; тогдашнее состояние мое трудно объяснить словами: пробую мысленно молиться - путаюсь, хочу закричать - язык омертвел и челюсти застыли; холод, дрожь по всему телу и непреодолимый страх обуяли меня, чего никогда в жизни еще; не испытывал. Однако благодаря сильному своему темпераменту, мне удалось преодолеть себя и произнести испуганным гробовым голосом раза три имя спавшего племянника: «Эдвард?! Эдвард?!» Одновременно с пробуждением Эдварда, который вскочил на ноги, как ужаленный, вышел из спальни доктор со свечою в руках, и оба они стали спрашивать, что случилось со мной? Тогда я должен был объяснить им, в чем дело, и просить Эдварда немедленно переселить меня на остальную часть ночи в другую комнату. Выслушав мое заявление, доктор иронически улыбнулся и, повернувшись к своей комнате, сказал, что я галиматью несу, а Эдвард просил, ради всего, не рассказывать об этом домашним, особенно хранить в секрете перед матерью и бабушкой. Так как все это было и для меня весьма неприятным, то я дал кузену честное слово, что буду хранить в секрете, но по озабоченному и изменившемуся его лицу я подметил, что и он хорошо знаком с явлением этого призрака. Недолго думая, мы оба переселились в столовую и улеглись на одном широком диване; несмотря на проведенные мною в дороге несколько бессонных ночей, я не мог уснуть до 5 или 6 часов утра. Проснулся я в 10 часов дня, и как раз в это время вошел ко мне с вычищенными сапогами старый лакей-поляк, который с некоторой ему присущей фамильярностью пристал с вопросом, почему я не спал в зале, а перешел с паничем вместе в столовую. Я не стал давать ему объяснений, но он не унимался и стал назойливо говорить, что он догадывается, в чем дело, и знает хорошо, что причиной всему этому покойная «паненка», которая часто является и которую не только «вы, панич, продолжал он, видели, но и мы все, точно так же пан и дети панские видели панну, то в зале, то на балконе, то в саду на террасе, и она нам ничуть не страшна» («Ребус»1895 г., № 20).

16. Покойный лорд М. отправился в конце прошлого столетия в Шотландию, оставив жену свою совершенно здоровою в Лондоне. Ночью, в первый же день приезда в свое шотландское поместье, он был разбужен ярким светом, озарившим его спальню. Полог кровати раздвинулся, и лорд М. увидал призрак своей жены, стоявший у кровати. Он позвонил и спросил у вошедшего слуги: «Что ты видишь?» Испуганный лакей с ужасом воскликнул: «Это миледи». Леди М. скоропостижно умерла в ту же ночь в Лондоне. История эта наделала в то время много шуму. Георг III послал за лордом М. и, получив от него подтверждение этого происшествия, попросил его изложить письменно все обстоятельства этого дела, что и было исполнено, а слуга подписью своею удостоверил правильность описания.

Около года спустя после того пятилетняя младшая дочь лорда М. опрометью вбежала в детскую с криком: «Я видела маму! Она стояла наверху на лестнице и манила меня к себе». В ту же ночь дитя это, маленькая Арабелла М., заболела и умерла.

Я могу вполне ручаться за достоверность обоих этих случаев, ибо получил письменное изложение этих происшествий от одного из членов семейства лорда М. (Роберт Дель-Оуэн: «Замогильн. отголоски»).

Мы могли бы неопределенно увеличить число этих достоверных рассказов. Случаи сообщений на расстоянии в момент ли смерти, или при жизни и при нормальных условиях, подобные вышеприведенным, не настолько редки, - хотя, конечно, и не особенно часты - чтобы каждый из наших читателей не слыхал о них и даже лично не наблюдал чего-нибудь подобного, может быть, еще и не раз.

С другой стороны, опыты, произведенные в области живого магнетизма, показывают точно также, что в известных психологических случаях экспериментатор может действовать на своего субъекта на расстоянии не только нескольких сажен, но нескольких верст и даже сотен верст смотря по чувствительности субъекта и его способности к ясновидению, а также, без сомнения, и по силе воли самого магнетизера.

Два мозга, вибрирующих однообразно, в один тон, на нескольких верстах взаимного расстояния, не могут разве приводиться в движение одною и тою же психической силой? Возбуждение известной части мозга не может разве, подобно тяготению, перенестись через эфир и передаться другому мозгу, вибрирующему на каком бы то ни было расстоянии, как звук, извлеченный в одном углу комнаты, заставляет дрожать струны рояля или скрипки - в другом ее углу? Не забудем при этом, что наш мозг составлен из неприкасающихся между собою и постоянно колеблющихся частиц.

Да и для чего говорить о мозге? Мысль, воля, вообще психическая сила одного существа, в чем бы ни состояла ее сущность, не может разве действовать через расстояние на другое существо, связанное с первым симпатическими и нерасторжимыми узами интеллектуального родства. И разве биение одного сердца не передается внезапно другому, бьющемуся с ним в унисон?

Что же, ужели мы должны допустить, что в приведенных выше случаях явлений дух умершего действительно принимал телесный вид и находился около наблюдателя? Для большей части случаев в таком предположении, по-видимому, нет никакой надобности. Во время сна мы бываем уверены, что видим разных людей, хотя их вовсе нет перед нашими, впрочем закрытыми, глазами. Мы видим их столь же ясно, как и наяву, слушаем их, отвечаем им, разговариваем с ними, очевидно, мы видим их не с помощью сетчатой оболочки, не с помощью оптического нерва, точно так же, как и слышим их вовсе не ушами; - все это дело лишь одних мозговых клеточек.

Некоторые видения могут быть объективными, внешними, вещественными, другие же - чисто субъективны; в последнем случае являющееся существо может действовать через расстояние на существо видящее, и такое влияние на мозг последнего может произвести внутреннее видение, которое, оставаясь чисто субъективным и внутренним, могло бы показаться внешним, как это бывает в сновидениях, не будучи в то же время простым обманом чувств.

Опыты, произведенные в последнее время относительно явлений внушения, гипнотизма и сомнамбулизма, указывают, кажется, путь, если не к объяснению, то, по крайней мере, к рациональному взгляду на некоторые из фактов этой области. Сущность подобных явлений заключается в том, что здесь мысль одного лица действует на мысль другого. Разумеется, душа не переносится через расстояния и не принимает в действительности человеческого образа; перед тем, кому является видение, нет человеческого существа в одежде, сшитой портным или швеей, закутанного в плащ, в женское платье, в широкое или узкое пальто со всеми принадлежностями мужского или женского одеяния, с тросточкой или зонтиком в руках и т. п. Но, может быть, имеющая явиться душа действует непосредственно на душу другого лица, производя в последнем такое ощущение, что ему кажется, будто он видит, слышит, даже осязает представляющееся ему существо в том самом виде, в каком оно было известно ему раньше.

Как мысль или воспоминание вызывает в нашей душе образы, достигающие большой живости и яркости, так и человек, действующий на другого, может заставить последнего увидеть какой-нибудь субъективный образ, который на мгновение покажется ему вполне реальным. Занимающиеся гипнотизмом и внушением в настоящее время уже могут по произволу вызывать подобные явления, и хотя такого рода опыты еще только что начались, но полученные результаты уже заслуживают величайшего внимания как с психологической, так и с физиологической точки зрения. Во всех таких случаях не сетчатая оболочка возбуждается внешнею действительностью, а возбуждаются прямо оптические слои мозга действием психической силы. Здесь получает впечатление непосредственно само мыслящее начало, но - каким образом? -мы этого не знаем.

Таковы наиболее рациональные, как нам кажется, индуктивные выводы из только что рассмотренных явлений - явлений необъяснимых, но известных с незапамятных времен, потому что примеры их встречаются в истории всех народов с самой глубокой древности, и их трудно было бы отрицать иди замалчивать.

Так неужели - возразят нам - в наш век экспериментального метода и положительного знания мы должны допустить, что умирающий или прямо мертвец может иметь с нами общение?

Но что такое мертвец?

Обитаемая нами ныне земля составлена между прочим и из этих миллиардов некогда мысливших мозгов, из этих миллиардов некогда живших организмов. Мы попираем ногами наших предков, как по нам будут ходить потом. Все, что жило и мыслило, все лежит теперь в этой сырой земле. Мы не можем сделать ни одного шага на нашей планете, чтобы не наступить на прах мертвых; не можем взять в рот куска, проглотить одного глотка жидкости, не вводя в себя того, что уже было съедено и вылито миллионы раз; не можем дохнуть, не принимая в себя дыхание мертвецов. Составные элементы человеческих тел, взятые из природы, возвратились в не вновь, и каждый из нас носит в себе атомы, принадлежавшие раньше другим телам.

Что же? Ужели вы думаете, что от всего человечества не осталось ничего, более благородного, более высокого и более духовного? Ужели каждый из нас, испуская последний вздох, возвращает природе только эти шестьдесят или восемьдесят кило-дэаммов мяса и костей, которые сейчас же разложатся и обратятся в элементы? Ужели оживляющая нас душа не может продолжать своего существования точно так же, как любая из частиц кислорода, азота или железа? Ужели жившие некогда души не могут жить всегда?

Мы не имеем никакого основания утверждать, что человек состоит из одних только материальных элементов и что мыслительная способность есть лишь свойство его организации. Напротив, очень важные причины заставляют нас допустить, что индивидуальную сущность и составляет именно душа, что она-то и управляет материальными частицами, образуя из них живое человеческое тело.

Полюбил бедный студент богатую девушку. Однажды она пригласила его на свой день рождения.
На юбилей единственной дочери родители позвали множество гостей, людей достойных, из известных семейств. Приходят они всегда с дорогими подарками, состязаются друг с другом: кто из них больше поразит именинницу. А что может подарить бедный студент, кроме своего любящего сердца? Да и не в цене оно сегодня. Ныне в почёте драгоценности, роскошные наряды и конверты с деньгами. А сердце в конверт не упакуешь…
Что делать? Думал студент, думал, и придумал. Он пришёл в богатый магазин и спросил:
– Нет ли у нас дорогой, но разбитой вазы?

– А сколько она стоит?
Стоила она сущие пустяки. Обрадованный студент попросил упаковать то, что осталось от вазы, в красивую бумагу, и поспешил в кассу.
Вечером, когда гости стали вручать свои дары, студент подошёл к виновнице торжества и со словами поздравления протянул ей свою покупку. Затем, неловко повернувшись, он как бы случайно выронил свёрток, который со звоном упал.
Присутствующие ахнули, а расстроенная именинница, подняв подарок, стала разворачивать его.
И – о, ужас! Услужливые продавцы завернули каждый осколок разбитой вазы отдельно! Гости были возмущены обманом, а молодой человек с позором бежал.
И только чистой душе девушки эти кусочки показались дороже всех даров. За ними она увидела любящее сердце.

ПОПУГАЙЧИК

Слонялся Петя по дому. Все игры надоели. Тут мама дала поручение сходить в магазин и ещё подсказала:
– Наша соседка, Мария Николаевна, ногу сломала. Ей хлеба купить некому. Еле по комнате передвигается. Давай, я позвоню и узнаю, может ей что купить нужно.
Тётя Маша звонку обрадовалась. А когда мальчик принёс ей целую сумку продуктов, она не знала, как его и благодарить. Почему-то показала Пете пустую клетку, в которой недавно жил попугай. Это был её друг. Тётя Маша за ним ухаживала, делилась своими думами, а он взял и улетел. Теперь ей некому слова сказать, не о ком заботиться. А что это за жизнь, если не о ком заботиться?
Петя посмотрел на пустую клетку, на костыли, представил, как тётя Mania ковыляет по опустевшей квартире, и в голову ему пришла неожиданная мысль. Дело в том, что он давно копил деньги, которые ему давали на игрушки. Всё не находил ничего подходящего. И вот теперь эта странная мысль – купить попугайчика для тёти Маши.
Попрощавшись, Петя выскочил на улицу. Ему захотелось зайти в зоомагазин, где когда-то видел разных попугайчиков. Но теперь он смотрел на них глазами тёти Маши. С каким из них она могла бы подружиться? Может, этот ей подойдёт, может, этот?
Петя решил расспросить соседку о беглеце. На следующий день он сказал маме:

– Позвони тёте Маше… Может быть, ей что-нибудь нужно?
Мама даже замерла, потом прижала сына к себе и прошептала:

– Вот и ты человеком становишься… Петя обиделся:

– А разве раньше я человеком не был?

– Был, конечно был, – улыбнулась мама. - Только теперь у тебя ещё и душа проснулась… Слава Богу!

– А что такое душа? - насторожился мальчик.

– Это способность любить.

Мама испытующе посмотрела на сына:

– Может, сам позвонишь?
Петя засмущался. Мама сняла трубку: Мария Николаевна, извините, у Пети к вам вопрос. Я сейчас ему трубку передам.

Тут уж деваться было некуда, и Петя смущённо пробормотал:

– Тётя Maшa, может, вам купить что-нибудь?
Что произошло на другом конце провода, Петя не понял, только соседка ответила каким-то необычным голосом. Поблагодарила и попросила принести молока, если он пойдёт в магазин. Больше ей ничего не нужно. Опять поблагодарила.
Когда Петя позвонил в её квартиру, он услышал торопливый стук костылей. Тётя Maшa не хотела заставлять его ждать лишние секунды. Пока соседка искала деньги, мальчик как бы невзначай стал расспрашивать её о пропавшем попугае. Тётя Маша охотно рассказала и про цвет, и про поведение…
В зоомагазине таких по цвету попугайчиков оказалось несколько. Петя долго выбирал. Когда же он принёс свой подарок тёте Маше, то… Я не берусь описывать, что было дальше.
Представь это сам…

ЗЕРКАЛО

Точка, точка, запятая,

Минус, рожица кривая.

Палка, палка, огуречик –

Вот и вышел человечек.
С этим стишком Надя закончила рисунок. Потом, боясь, что её не поймут, подписала под ним: “Это я”. Она внимательно осмотрела своё творение и решила, что ему чего-то не хватает.
Юная художница подошла к зеркалу и стала разглядывать себя: что ещё нужно дорисовать, чтобы любой мог понять, кто изображён на портрете?
Надя очень любила наряжаться и вертеться перед большим зеркалом, пробовала разные причёски. На этот раз девочка примерила мамину шляпку с вуалью.
Ей захотелось выглядеть загадочной и романтичной, как длинноногие девушки, показывающие моды по телевизору. Надя представила себя взрослой, бросила в зеркало томный взгляд и попробовала пройтись походкой манекенщицы. Получилось не очень красиво, а когда она резко остановилась, шляпа съехала ей на нос.
Хорошо, что никто не видел её в этот момент. Вот бы посмеялись! В общем, быть манекенщицей ей совсем не понравилось.
Девочка сняла шляпу, и тут её взгляд упал на бабушкину шапочку. Не удержавшись, она примерила её. И замерла, сделав удивительное открытие: как две капли воды она была похожа на свою бабулю. Только морщин у неё пока не было. Пока.
Теперь Надя знала, какой она станет через много лет. Правда, это будущее казалось ей очень далёким…
Наде стало понятно, почему бабушка так любит её, почему с нежной грустью наблюдает за её шалостями и украдкой вздыхает.
Раздались шаги. Надя торопливо положила шапку на место и побежала к дверям. На пороге она встретила… саму себя, только не такую резвую. А вот глаза были совсем такие же: по-детски удивленные и радостные.
Наденька обняла себя будущую и тихо спросила:

– Бабушка, а правда, что в детстве ты была мной?

Бабушка помолчала, потом загадочно улыбнулась и достала с полки старинный альбом. Перелистав несколько страниц, она показала фотографию маленькой девочки, очень похожей на Надю.

– Вот какой я была.

– Ой, и правда, ты похожа на меня! – в восторге воскликнула внучка.

– А может, это ты похожа на меня? – лукаво прищурившись, спросила бабушка.

– Это не важно, кто на кого похож. Главное – похожи, – не уступала малышка.

– Разве не важно? А ты посмотри, на кого была похожа я…
И бабушка стала листать альбом. Каких там только не было лиц. И каких лиц! И каждое было по-своему красиво. Покой, достоинство и тепло, излучаемые ими, притягивали взгляд. Надя заметила, что все они – маленькие дети и седые старики, юные дамы и подтянутые военные – были чем-то похожи друг на друга… И на неё.

– Расскажи мне о них, – попросила девочка.

Бабушка прижала к себе свою кровинку, и заструился рассказ об их роде, идущем из давних веков.
Уже подошло время мультиков, но девочке не захотелось их смотреть. Она открывала что-то удивительное, бывшее давно, но живущее в ней.
А ты знаешь историю своих дедов, прадедов, историю своего рода? Может быть, эта история и есть твоё зеркало?

Легенда о Халифе

Богат был халиф, но не радовали его ни бесчисленные сокровища, ни власть. Томительно тянулись однообразные, бесцельные дни. Советники пытались развлечь его рассказами о чудесах, таинственных событиях и невероятных приключениях, но взор халифа оставался рассеянным и холодным. Казалось, сама жизнь наскучила ему, и он не видел в ней никакого смысла.
Однажды из рассказа заезжего путешественника халиф узнал об одном пустыннике, которому было открыто сокровенное. И загорелось сердце владыки желанием: увидеть мудрейшего из мудрых и узнать, наконец, для чего человеку дана жизнь.
Предупредив приближённых о том, что ему на некоторое время нужно покинуть страну, халиф отправился в путь. Взял он с собой только старого слугу, воспитавшего и вырастившего его. Ночью караван тайно покинул Багдад.

Но Аравийская пустыня шутить не любит. Без проводника путники заблудились, а во время песчаной бури растеряли и караван, и поклажу. Когда они отыскали дорогу, у них остался всего один верблюд и немного воды в кожаном мешке.

Невыносимая жара и жажда свалили с ног старого слугу, и он потерял сознание. Страдал от зноя и халиф. Капля воды казалась ему дороже всех сокровищ! Халиф посмотрел на мешок. Там ещё есть несколько глотков драгоценной влаги. Сейчас он освежит свои запёкшиеся губы, увлажнит гортань, а потом упадёт в беспамятстве, как этот старик, который вот-вот перестанет дышать. Но внезапная мысль остановила его.

Халиф подумал о слуге, о жизни, которую тот целиком отдал ему. Этот несчастный, изнемогающий от жажды человек умирает в пустыне, выполняя волю своего господина. Халифу стало жаль беднягу и стыдно за то, что в течение долгих лет он не нашёл для старика ни доброго слова, ни улыбки. Теперь они оба умирают, и уравняет их. Так неужели за всю свою многолетнюю службу старик не заслужил никакой благодарности?
И чем можно отблагодарить того, кто уже ничего не сознаёт?
Халиф взял мешок и влил остатки целительной влаги в раскрытые губы умирающего. Вскоре слуга перестал метаться и забылся спокойным сном.
Глядя на умиротворённое лицо старика, халиф испытал несказанную радость. Это были мгновения счастья, дар неба, ради которого и стоило жить.
И тут – о бесконечная милость Провидения – полились потоки дождя. Слуга очнулся, и путники наполнили свои сосуды.
Придя в себя, старик сказал:

– Господин, мы можем продолжить путь. Но халиф покачал головой:

– Нет. Мне уже не нужна встреча с мудрецом. Всевышний открыл мне смысл бытия.

ВОЛШЕБНЫЕ ОЧКИ

Нашёл Павлик на дороге необычные очки. Одно стёклышко показалось ему светлым, а другое - тёмным.
Недолго думая, он надел их, закрыл один глаз и посмотрел на мир через тёмное стекло. Вокруг него по серым улицам куда-то спешили угрюмые и недовольные прохожие. Мальчик закрыл другой глаз – и словно выглянуло солнце: лица людей стали радостными, а их взгляды приветливыми. Он попробовал ещё раз – результат был тот же.
Павлик принёс домой свою находку, рассказал маме о чуде преображения и показал ей волшебные очки. Мама ничего странного в них не нашла и сказала:
– Это обычные очки. Вечно ты что-нибудь выдумаешь.

Павлик ещё раз проверил: действительно, очки как очки, без всяких чудесных превращений.

– Но я точно видел, как люди менялись. Что же с ними происходило?

– Это не с ними происходило, а с тобой. Если твоя душа добрая, ты и других будешь видеть добрыми.
На следующий день Павлик пришёл в школу и с ужасом вспомнил, что из-за этих очков он забыл математику сделать. Кинулся к соседке по парте:
– Оля, дай списать!

– Не дам!

– Жалко, что ли?

– Тебя жалко.

– Как это – меня?

– В который раз списать просишь? Если ты чего-нибудь не понимаешь, спроси. Я тебе всё объясню.
“Вот вредина”,- подумал Павлик и бросился к Игорю, с которым он в спортивную секцию ходил. Тот тоже сказал:

– Хватит списывать! Сам научись решать. Я тебе сколько раз говорил: “Приходи – помогу”?

– Чего там – “приходи”! Мне сейчас надо.
“Вот тебе и друзья, в беде руки не подадут. Только о себе и думают. Ну ладно, я вам припомню”, – решил Павлик.
Тут прозвенел звонок, и вошёл учитель. Павлик сидит, трясётся: “Ох, вызовет он меня, как пить дать вызовет. Я его знаю. Сына родного не пожалеет. Сердца у него нет – вот и ищет, на ком отыграться”.
Но учитель неожиданно предложил тем, кто не смог решить домашнее задание, остаться после уроков и разобрать его. А сейчас – повторение пройденного.
“Пронесло! – ликовал Павлик. – Нет, математик всё-таки неплохой мужик, чувствует, когда людям трудно. Да и Оля с Игорем тоже мне добра желают. Напрасно я на них так…”
И Павлик снова посмотрел на мир глазами любви.

ВЕЛОСИПЕД

У Славика добрая душа: ничего для друзей не жалеет. И когда родители купили ему велосипед, всем давал покататься. Даже сам предлагал. Когда Слава выходил во двор, дети кричали: “Ура!”
Он вообще был удивительный ребенок. На уроках сидел не шелохнувшись, чтобы ни одного слова не пропустить. Всё ему было интересно: и дальние страны, и древняя история, и химические опыты, и английский язык. Да и математика интересная наука, если к ней правильно подойти. А ведь есть ещё и шахматы, и фотография, и многое-многое другое. Вот только как всё успеть? В мире столько интересного, а день такой короткий…
Вот и придумал Слава заниматься по будильнику: полчаса на один предмет, час на другой. Гораздо больше успеть можно.
Пришёл к нему как-то сосед Андрей и позвал на улицу. А у Славика по расписанию прогулка ещё через час. Он и отказался. Но увидев, как огорчился Андрюша, предложил:
– Ты возьми велосипед, покатайся. А я скоро выйду.
У соседа глаза заблестели от радости. Поблагодарил он друга, схватил велосипед и был таков. И у Славы на душе потеплело. Так всегда бывает, когда добро сделаешь.
Тут будильник зазвенел. Посмотрел мальчик на свой график, и опять за книги. Прошёл час.
В дверь неожиданно позвонили. На пороге стоит заплаканный Андрей и что-то бормочет.
– Говори толком, что случилось?
– В соседнем дворе большие мальчишки захотели на твоём велосипеде покататься. Я им не дал. Тогда они его отобрали и стали ногами топтать. Всё, что могли, сломали или согнули. Вот, смотри, – и Андрей показал то, что ещё недавно было велосипедом.

– А тебя не тронули?

– Ну и слава Богу.
Сосед в недоумении посмотрел на друга:

– Как это – “слава Богу”?

Однако Слава не стал ничего ему объяснять, лишь добавил

– Ничего. Господь управит!

Андрей ничего не понимал: сломан дорогой велосипед, родители Славы обязательно поднимут шум, и крепко попадёт обоим. Что делать? А Слава вроде бы и не очень огорчился, всё повторял:

– Ладно. Не вешай носа. Господь поможет.

Вечером вернулись с работы родители Славы. Узнав о случившемся, папа вынес приговор:

– Теперь будешь без велосипеда. Сам виноват. Нечего было давать кататься.

Но мама вступилась за сына:

– Это я ему разрешила. Нельзя лишать ребенка радости делиться с друзьями.
Папа не нашёл, что на это возразить, и молча ушёл в другую комнату. Подойдя поближе к сыну, мама спросила:

– Ну и что ты сказал Андрюше?

– За что же ты Бога благодарил?

– За то, что мальчишки Андрея не тронули… А мне Господь испытание послал. Ты же сама меня учила всегда так говорить.
Мама вздохнула, помолчала, потом подошла к иконе Спасителя и, перекрестившись, произнесла:

– Слава Тебе, Боже! Слава Тебе!
Скоро зарядили дожди, и велосипед уже был никому не нужен. А на Пасху папа подарил Славе новый складной велосипед, гораздо лучше прежнего. Как только дороги подсохли, мальчик стал гонять на нём по всему району. И Андрею давал поездить, словно и не было осенней истории. А тот, катаясь, мечтал скорее вырасти и всем малышам во дворе купить по велосипеду.

ВОВА И ЗМЕЙ

Бабушка часто читала Володе про Адама и Еву, про то, какая в раю была жизнь удивительная, как Бог мир создавал и как из земли первого человека сделал.
Володя потом сам попробовал в песочнице слепить человечка, но что-то у него не получилось. А бабушкины рассказы были такие интересные. Разве сравнишь их с мультиками.
Любил мальчик слушать и про животных: как в раю волк с ягнёнком дружили, как звери людей понимали и слушались их. Попробовал и он кошкой покомандовать, но та почему-то удрала подальше.
Но больше всего Володе нравился рассказ о том, как змей уговорил Еву запретный плод отведать. Бабушка говорила:
– Это же про тебя написано.
Ну никак не мог понять мальчик, почему эта история про него. Бабушка сравнивала запретный плод со светофором. В раю всюду зелёный цвет горит, а на запретном плоде – красный. Но причём здесь он? Он на красный свет дорогу не переходит.
Однажды пошли они с бабушкой в магазин. Увидел Вова, как одна старушка денежку уронила. Он незаметно поднял её, на секунду задумался, а потом вернул находку старушке. Та ойкнула, поблагодарила и даже поклонилась мальчику. Видно, ей деньги очень нужны были.
Когда они вышли из магазина, Вова признался бабушке:
– Мне так хотелось эту денежку себе взять. Я давно мечтаю солдатиков купить. А потом вспомнил заповедь “не укради”. Вот и решил отдать.
Бабушка погладила его по голове и сказала:
– Это тебя змей соблазнял, нашёптывал, чтобы ты найденные деньги себе взял. А ты его победил!

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

По мотивам рассказа Н.Каразина “Фомка Кистень”
Появился в одной округе беглый каторжник – Фомка Кистень. Был он лют и беспощаден. Никого не жалел – ни старого, ни малого. Говорят, были с ним жестоки, вот он и гнирепствовал, будто мстил всем.
Как только его ни ловили, даже разрешили и убить, словно бешеную собаку. Но ничего но получалось – Фомка, как волк, чуял засаду и всегда уходил невредимым.
В ночь на Христово Воскресенье все пошли в храм на службу. Только в одном богатом доме остался больной мальчик, да сторожа. Когда родители вернулись, они увидели, что двери открыты, а сторожа крепко спят.
– Приходил кто? – спросили у сына.
– Дяденька приходил. Большой-большой, с чёрной бородой. Я ему яичко протянул, что сам разрисовал, и сказал: “Христос воскресе!”
Он поглядел на меня и ответил: “Воистину воскресе!” Потом положил мне что-то на постель и убежал.
Глянули родители, а в кроватке кистень лежит. Это такое оружие в старину было. Всё стало ясно – Фомка-каторжник их навещал. Быстро подняли тревогу, собрали людей и начали облаву. А когда вышли на площадь к церкви, увидели – стоит на коленях Фомка и, не отрываясь, смотрит на крест. Кинулись его хватать, а он, увидев народ, громко сказал:

– Христос воскресе! И народ ему:

– Воистину воскресе!

Подошёл священник с крестом, испытующе посмотрел на разбойника и произнес:

– Христос воскресе! А тот радостно:

– Воистину, воистину воскресе!

– Примешь ли ты святое крестное целование? – спросил священник.

– Недостоин, – сокрушенно склонил голову Фомка.
Но батюшка благословил его и приложил крест к губам. Что произошло в душе разбойника, кто скажет? Только от прикосновения к святыне он вздрогнул и упал.
Его связали и отвели в полицию. Он не сопротивлялся, а на все вопросы отвечал словами мальчика: “Христос воскресе!” и при этом словно что-то протягивал людям.
Доктора решили, что Фомка лишился ума, но Преосвященный строго сказал:

– Это раньше он был безумен и находился в плену духов злобы. Ныне же его душа просветлилась.
И взял его на поруки. Вскоре случилась в округе эпидемия, и люди стали сотнями умирать. Тут-то и показал себя Фомка Божиим человеком: не боясь никакой заразы, ухаживал за больными. Утешая несчастных, он говорил им одно: “Христос воскресе!”
Начались заморозки, и болезнь отступила. Вспомнили доктора про своего блаженного помощника, да не нашли – исчез куда-то. А через несколько лет люди наткнулись в тайге на пещеру. Из неё вышел отшельник и сказал им то главное, что произошло в его душе:
– Христос воскресе!

Размышления о душе человеческой. Из рассказов рыбака.
Костёр догорал, язычки пламени лениво слизывали хвоинки, брошенные неугомонным ветром на угли, от чьего таинственного мерцания не хотелось отвести взгляд. Усталость дня отступала, ощущение покоя, умиротворённости охватывало тело и душу, позволяя острее чувствовать свою слиянность с окружающим миром. Митрич, как мы все называли нашего наставника по рыбалке, вёл неторопливыё разговор с внуком, впервые оказавшемся с ним на этом озере.
- Вот ты спрашиваешь, что такое человеческая душа…Думаю, что и в различных словарях не удастся найти её точного определения. Душа, дух, духовность… Часто слышим мы эти слова, но не всегда над ними размышляем. Я считаю, что дух человека – это его собственное «я», его совесть, его сознание. Всё в нас определяется совестью, что мы выбираем, положительное или отрицательное, доброе или злое, идём к свету или во тьму. Поэтому для меня совесть – голос Бога внутри каждого из нас; если человек живёт по совести, значит у него светлая душа, значит он – духовная личность. Да, таких людей не часто встретишь, но мне посчастливилось.
Елена Ефимовна, бабушка Лена, была простой бесхитростной женщиной. Вокруг неё всегда находились люди, одним помогала сочувствием или советом, других покормит, чаем напоит, поделится копейкой, приютит. Никому не отказывала, часто говорила, что в войну ей люди добрые помогали, вот теперь и она это должна делать. Вот запомнившийся случай из её жизни, он поможет нам с тобой лучше понять, что же такое душа человеческая.
Была Елена ещё подростком, когда военное время оставило её без родителей, выживать надо было самостоятельно. Она с подружками частенько ходила по окрестным деревням, просила Христа ради, и люди подавали им кто хлебушка, кто оладушек, кто картошечки. Так было и на этот раз, собрали девчушки пропитание себе на два – три дня и хотели уже возвращаться, но решили зайти в последний дом. Хозяин, сидевший за починкой чьих-то сапог, встретил их виноватой улыбкой: «Уж простите вы меня, нечем угостить вас, разве только поделюсь картошечкой. Чиню обувь односельчанам, да платить им нечем, вот и перебиваемся, как можем.» Он откинул фартук с колен, потянулся за посудиной и девчушки увидели, что хозяин без ног, перемещается по комнате с помощью рук. А когда он подал им ковшик, в котором сиротливо лежало пять варёных картофелин, то Елену как будто током ударило, жалость затопила сердце, ни слова не сказав товаркам, а взяв их торбочку, развязала и вытряхнула содержимое ему на стол. «Вот возьмите, а мы ещё походим,» - сказала она. На глазах мужчины появились с трудом сдерживаемые слёзы.
С тем и вышли на улицу, на недовольство подружек она просто сказала, что они -то ходить могут, а ему нечем…
Вот такими моментами и определяется душа человеческая, способна ли она на проявление возвышенных чувств, наполнена ли добротой, порядочностью, любовью к людям.
А над озером расплескалось роскошной синевы небо, узорчатые облака прихотливо раскинулись на всём его пространстве. Облачное отражение этого чуда захватывало своей неповторимостью и удивительной глубиной. Хотелось думать, мечтать, жить…
Татьяна Иванищева